Василиса, верно?
– Верно. – Я сделала пару нерешительных шагов вперед.
– Я пойду, – сказал Геннадий Георгиевич, – а то мне еще к завхозу нужно.
– Иди, Гена, – разрешила белокурая, – вечером загляни, дело для тебя есть.
– Так точно. – Шофер шутливо вытянулся по стойке «смирно» и скрылся в коридоре.
– Так, Василиса, – Марина Ивановна раскрыла лежащий перед ней конверт, тот самый, который усатая передала шоферу в больничном дворике, – давай-ка посмотрим, что там с твоим позвоночником. – Она вытрясла на стол два рентгеновских снимка и принялась тщательно изучать их.
– Ясно, – проговорила Марина Ивановна через минуту. – Подойди-ка сюда.
Я послушно приблизилась к столу.
– Вот, гляди сюда. Видишь, такой тонкий червячок? – указательный палец директрисы с коротко остриженным ногтем ткнул в дымчато-белую вертикальную линию на черном фоне. – Видишь? Это и есть твой позвоночник. Он немного искривлен, а должен быть прямым. Смотри – вот тут и тут есть затемнения.
Я завороженно глядела в то место, куда указывал палец Марины Ивановны, но ничего не видела, хоть убей. Ни затемнения, ни кривизны – обыкновенная прямая линия, окруженная светлыми лепестками. «Ребра», – догадалась я и покосилась на директрису.
– А теперь я покажу тебе другой снимок, – спокойно проговорила та и жестом фокусника извлекла из ящика стола еще один конверт, точь-в-точь такой же, как мой, – смотри, что бывает, если прогрессирующий сколиоз не лечить.
Я взглянула на снимок, ожидая снова увидеть тоненькую линию, но ее не было. Вместо нее во весь листок горбился крючок, похожий на вопросительный знак.
– Знаешь, что это такое? Горб. – Голос Марины Ивановны прозвучал неожиданно сурово и жестко. – Самый настоящий, который мешает расти, а потом и двигаться. Это снимок одного двенадцатилетнего мальчика, который, к сожалению, попал сюда слишком поздно. Теперь он навсегда прикован к инвалидной коляске. А начни лечить его чуть раньше, мог бы стать абсолютно здоровым. – Она немного помолчала, потом сложила снимки каждый в свой конверт и произнесла мягче: – Так-то вот, девонька. Болит спинка?
– Сейчас нет.
– Вот и прекрасно, – обрадовалась Марина Ивановна. – Случай у тебя не из самых тяжелых, все будет в порядке. Придется только походить в корсете, годик, ну, может, полтора.
Я смекнула, что корсет – это, видно, и есть та диковинная штуковина наподобие рыцарских лат, такие носили играющие во дворе дети.
– Завтра я осмотрю тебя как следует, сделаем повторно все анализы и закажем корсет, специально по твоей фигуре, – пообещала Марина Ивановна, – а сейчас тебе нужно отдохнуть, освоиться. Я позову Жанну, это наша сестра-хозяйка. Она проводит тебя в твою комнату, выдаст постельное белье и все необходимые вещи. Договорились?
Я кивнула.
Марина Ивановна нажала какую-то кнопку на столе. Через минуту в кабинет вбежала совсем молоденькая симпатичная девушка, также одетая в белоснежный халат и шапочку.
– Что, Марина Ивановна? – проговорила она, слегка запыхавшись.
– Жанночка, это новенькая. Зовут Василиса, фамилия Демина. Отведи ее на второй этаж в пятую палату, расскажи, что да как, помоги устроиться.
– Хорошо, Марина Ивановна. – Девушка весело глянула на меня смешливыми карими глазами. – Идем со мной!
Мы вышли в вестибюль. Коврик под кадкой был пуст, кот Васька успел уйти по своим делам.
– Нравится тебе у нас? – спросила Жанна.
Я неопределенно пожала плечами.
– Ну ничего, – беспечно проговорила она, – еще понравится. Обязательно, вот увидишь. Воспитатели – чистое золото, все как есть добрые, даже голоса никогда не повышают. Кормят так, что пальчики оближешь, повариха тетя Катя в интернате уже десять лет работает, и ни одной жалобы на нее за все время не было. Марина Ивановна, правда, строгая, – Жанна хитро улыбнулась, – но это для вашего же блага. Если режим не соблюдать, никогда не поправиться, ясно ведь?
– Ясно, – согласилась я.
– А раз ясно, вот и прекрасно, – зарифмовала Жанна и распахнула передо мной дверь на лестницу. Рядом со ступеньками тянулись два длинных желоба для колясок.
Второй этаж разветвлялся на два коридора. С того, что был левее, отчетливо тянуло запахом манной каши, но не таким, как в больнице. Тот вызывал отвращение и тошноту, а этот был ароматным, сладким и приятно щекотал ноздри. У меня тут же рот наполнился густой слюной. Я сглотнула ее, затем еще и еще.
Жанна заметила, как я принюхиваюсь, и кивком указала налево:
– Там у нас столовая. Ты что, голодная?
– Н-нет, – не очень уверенно ответила я.
– А чего слюнки глотаешь? – засмеялась девушка. – Так и быть, определю тебя на место да отведу к тете Кате. У той каша с завтрака осталась, она тебя накормит. А то до обеда еще целый час.
Она повела меня от чудесного запаха направо по коридору, мимо дверей с табличками «1», «2», «3», «4». Возле палаты под номером пять Жанна остановилась.
– Добро пожаловать в свою комнату. – Она толкнула дверь, и та бесшумно открылась. Я заглянула вовнутрь и застыла от изумления.
Палата была огромной, так, по крайней мере, мне показалось с первого взгляда. Непривычно высоко над головой – чисто выбеленный потолок, прямо напротив двери сверкали вымытыми стеклами два больших окна. У стен стояли низкие деревянные кровати. Всего их было четыре, каждая аккуратно покрыта новеньким пикейным покрывалом.
Угол стены над одной из кроватей украшали многочисленные вырезки из журналов с изображением эстрадных певцов и артистов, над другой одиноко и скромно висела иконка Казанской божьей матери.
На полу лежал пушистый малиновый ковер, у подоконника стоял широкий прямоугольный стол со стопками книг, тетрадок, альбомов.
Наконец, завершала все это великолепие висящая под потолком стеклянная люстра в форме ромашки.
Я стояла, разинув рот, не в состоянии поверить, что здесь мне отныне предстоит жить. Никогда раньше я не видела такой ослепительной, сияющей чистоты и порядка, не считая двух недель, проведенных в больнице. Но если тамошняя чистота, неизменно соседствовавшая с едким запахом хлорки и лекарств, была тоскливой и холодной, то эта излучала покой, уют и теплоту.
Здесь, в этой светлой, залитой солнцем, комнате хотелось остаться так надолго, чтобы даже не думалось о том времени, когда придется уходить.
Жанна спокойно стояла в сторонке и терпеливо ждала, когда я справлюсь с обилием новых впечатлений.
– Ну теперь тебе точно понравилось, – уверенно произнесла она, глядя на мою просветлевшую физиономию. – Глазки блестят, и даже щеки малость порозовели. Вон твоя кровать. – Жанна подошла к окну и откинула легкое бежевое покрывало. Под ним оказался чистенький матрас в веселый голубой цветочек. – Сейчас принесу тебе постель, полотенце, мыло и зубную щетку. Душ в конце коридора, но ты пока туда не ходи, подожди до вечера. После обеда воспитательница сходит с тобой в кладовку, подберете там одежду и
