Верхний мир и нижний мир — противоположные и неразделимые.
— Дорого бы я дала, чтобы узнать, о чем ты думаешь, — сказала Шивон, появляясь в дверях кабинета.
— Зря потратишь деньги, — отозвался Ребус. — Оно того не стоит.
— Почему-то я в этом сомневаюсь. Ну что, готов?..
Она вскинула на плечо ремень сумки.
— Готов. Как всегда.
И это, пожалуй, правда, подумал он про себя.
Начинали они в баре вчетвером. Малый зал действительно был предоставлен в их полное распоряжение, на что указывала натянутая поперек двери бело-голубая полицейская лента, какой обычно огораживают место преступления.
— Удачная находка, — прокомментировал Ребус, опрокидывая первую за сегодня кружку пива.
Просидев в баре около часа, они перебрались в кафе, где уже стояла сумка с подарками. Шивон преподнесла Ребусу навороченный айпод. С опаской взяв его в руки, он заметил, что никогда не был в ладу с современными технологиями и вряд ли сумеет справиться с умной машинкой.
— Я уже закачала в память все, что нужно. «Роллинги», «Ху» и… словом, чего там только нет.
— А Джон Мартин и Джеки Ливен?
— Есть, есть, все есть. Даже Хоквинд и тот есть.
— Моя музыка под занавес, — только и сказал на это Ребус, но лицо у него при этом было почти довольное.
Тиббет и Хейс подарили ему бутылку двадцатипятилетнего виски и полный путеводитель по историческим местам Эдинбурга. Ребус поцеловал бутылку, любовно похлопал по обложке толстого тома, после чего надел наушники айпода и сказал, что не будет их снимать, пока все не напьются.
— Джек Брюс бесподобен, — пояснил он — Этот парень поднимает мне настроение даже в самых безнадежных случаях.
За ужином они выпили всего две бутылки вина и вернулись в «Оксфорд». Там уже сидели Гейтс, Керт и Макрей, в баре нашлось шампанское. Было почти одиннадцать, когда появился Гудир со своей девушкой. Ребус в это время допивал четвертую кружку пива. Колин Тиббет вышел на улицу глотнуть свежего воздуха, Филлида Хейс отправилась с ним и массировала ему спину.
— Колин плохо выглядит, — заметил Гудир.
— Семь двойных бренди способны свалить с ног и более крепкого парня, — ответил Ребус.
В баре не играла музыка, но в ней не было необходимости. Разговоры за столом были непринужденными, смех — веселым и искренним. Двое патологоанатомов сыпали анекдотами. Около полуночи Макрей тепло пожал Ребусу руку и стал прощаться.
— Не забывай нас, Джон, заходи в любое время, — были его последние слова.
Изрядно подвыпивший Дерек Старр обсуждал в углу какие-то служебные дела с Шэгом Дэвидсоном. Время от времени Шэг поднимал голову, и каждый раз Ребус ему сочувственно подмигивал.
Когда появился поднос с бокалами, Ребус вдруг обнаружил, что сидит рядом с девушкой Гудира.
— Тодд говорил, ты работаешь в криминалистической бригаде, — сказал он.
— Да.
Соня кивнула.
— Извини, но я тебя что-то не помню…
— Это потому что мы всегда надеваем капюшоны.
Она застенчиво улыбнулась. В ней было не больше пяти футов; зеленые глаза, коротко подстриженные светлые волосы… Шелковое платье, напоминающее по покрою японское кимоно, очень ей шло, облегая изящную фигурку.
— Давно вы с Тоддом встречаетесь?
— Примерно год, может, чуть больше.
Ребус посмотрел на Гудира, который разносил бокалы гостям.
— Он такой… очень уж правильный.
— Тодд умный, — возразила Соня. — Вот увидите, скоро он будет работать в уголовном розыске.
— Да, у нас как раз появилась вакансия… — Ребус кивнул. — Ну а тебе нравится твоя работа?
— Нормальная работа. А что?
— Ты, кажется, работала на Реберн-вайнд, когда убили Федорова?
Соня кивнула.
— И на канале тоже. Нашу дежурную бригаду вызвали…
— Пришлось отменить ваши с Тоддом планы?.. — посочувствовал Ребус.
— Что вы имеете в виду? — удивилась Соня.
— Нет, это я так… вообще…
Ребус подумал, что уже потерял способность ясно выражать свои мысли.
— Это ведь я нашла бахилу, — добавила Соня и, негромко ахнув, зажала рот свободной рукой.
— Пусть тебя это не беспокоит, — уверил ее Ребус. — Все подозрения с меня, по-видимому, сняты, так что…
Соня сразу успокоилась и даже улыбнулась.
— Это тоже доказывает, что Тодд очень умный, — добавила она. — А вы как думаете?
— Конечно, — кивнул Ребус, хотя понятия не имел, о чем идет речь.
Соня, впрочем, тут же пояснила:
— Он сказал, что любая вещь, которая плавает в этой части канала, почти наверняка застрянет под мостом.
— И он оказался прав, — подвел итог Ребус.
— Вот я и не понимаю, почему Тодда до сих пор не взяли в отдел уголовного розыска. Должно быть, у вас там сидят не самые умные люди.
— Нас многие считают сумасшедшими, — согласился он.
— Но ведь дело Федорова-то вы раскрыли! — сказала Соня.
— Да, раскрыли.
Ребус устало улыбнулся. Тодд Гудир закончил разносить напитки и весело болтал о чем-то с Шивон. Пора перекурить, решил Ребус и, взяв руку Сони, слегка коснулся ее губами.
— Вы настоящий джентльмен! — рассмеялась она, но Ребус уже шел к выходу.
— Если бы ты только знала, девочка…
Хейс и Тиббет стояли в конце улицы. Коул прислонился спиной к стене, Филлида приглаживала его растрепанные волосы. Еще двое курильщиков с удовольствием наблюдали за бесплатным представлением.
— Давненько со мной такого не случалось, — сказал один.
— Чего именно? — уточнил другой. — Тебя давно не гладили по голове или ты давно не блевал с перепоя?
Ребус рассмеялся вместе с ними и тоже закурил. В резиденции премьер-министра в дальнем конце улицы горело несколько окон — вероятно, там разрабатывалась очередная стратегия борьбы. Что ж, на этот раз перед правящей партией стояла действительно непростая задача: после того как Шотландии был предоставлен частичный, хотя и очень ограниченный, суверенитет в рамках Соединенного Королевства, лейбористскому анклаву начали серьезно угрожать националисты. Сам Ребус даже не помнил, когда в шотландском парламенте не верховодили лейбористы: после каждых выборов они неизменно оказывались в большинстве. Сам он, впрочем, за всю жизнь голосовал не больше трех раз — и каждый раз за другую партию. Ко времени проведения референдума о частичном самоуправлении Ребус и вовсе потерял интерес к политике. Сталкиваться с представителями власти ему приходилось регулярно (Меган Макфарлейн и Джим Бейквелл были последними из многих), в результате чего он проникся уверенностью, что завсегдатаи «Оксфорд-бара» гораздо лучше выполняли бы функцию законодателей. С другой стороны, типы вроде Макфарлейн и Бейквелла появлялись на политическом небосводе с завидной регулярностью, и Ребус понимал: даже если Стюарт Джени отправится в тюрьму, на судьбе Первого шотландского банка это, скорее всего, никак не отразится. На вершине власти всегда найдутся люди, готовые сотрудничать с такими как Андропов и Моррис Гордон Кафферти, заменяя чистые деньги грязными. На самом деле мало кого волновало, за счет чего будет реализован лозунг «Занятость и процветание»: главное, чтобы эти самые «занятость» и «процветание» существовали не только на предвыборных афишах и плакатах, а откуда они возьмутся — дело десятое. Экономическим фундаментом существования Эдинбурга с незапамятных времен были банковское, а затем и страховое дело. Кого беспокоят взятки, если они служат для смазывания шестеренок большого механизма? Кому какое дело, если несколько мужчин собираются вместе, чтобы посмотреть снятые тайком порнофильмы? Андропов, вспомнилось Ребусу, сказал — мол, поэты считают себя непризнанными властителями общества, но реальная власть находилась, несомненно, в руках людей в дорогих костюмах.
— Как ты думаешь, это она его так целует, или что?.. — проговорил один из курильщиков, и Ребус поднял голову.
Хейс и Тиббет сплелись в объятиях, прижавшись лицами друг к другу, и он мысленно пожелал обоим удачи. Полицейская работа постоянно вставала между ним и его женой и в конце концов разрушила его брак, но Ребус знал немало полицейских, чья семейная жизнь сложилась вполне благополучно, причем некоторые были женаты на своих коллегах.
— Или что, — отозвался другой курильщик. — Но может быт, и целует.
Дверь позади Ребуса распахнулась, и из бара выглянула Шивон.
— А, вот ты где!.. — воскликнула она.
— Я здесь, — подтвердил Ребус.
— Мы боялись, что ты потихонечку смылся.
— И не думал. — Он показал ей остаток сигареты. — Вернусь через пару минут.
Пытаясь согреться, Шивон обхватила себя руками за плечи.
— Не бойся, — сказала она. — Никто не собирается произносить прощальных речей и тому подобного.
