Поколебавшись секунду, Крэмптон согласно кивнул и сам отпил из чаши. — Я же предпочитаю повышенный уровень восприятия. — Он протянул чашу Мику. — Это облегчит боль. Рана на груди заживает хорошо, но она достаточно глубокая.
— Этот чертов укол от столбняка был тоже очень болезненный. — Мик отпил зелья. — Остальные ждут. Уже пора.
Бад так и лежал плашмя, пока они не скрылись в лесу. Он не совсем ясно понимал то, что только что видел. Он не хотел верить своим глазам. Он взглянул назад на дорогу, понимая, сколько времени ему понадобится для того, чтобы вернуться и попытаться вновь связаться по рации с Кэмом. Даже если он и сможет с ним связаться, то потеряет их из виду.
Вылезя из оврага, он последовал за ними.
Они сняли с нее одежду. Клер уже не ощущала неловкости. Ее не накачали наркотиками. Атертон признался ей, что специально хочет, чтобы она полностью осознавала, что происходит. Она станет кричать, умолять, просить Нощады. Это только возбудит их.
Когда ее тащили к алтарю, она сопротивлялась. Хотя ее руки и ноги были очень слабы от долгой неподвижности, она боролась отчаянно, полная не меньшего ужаса при виде знакомых лиц, окружавших ее, чем при мысли о предстоящем.
Лесс Глэдхилл и Боб Миз связали ей руки, а Сканк Хэггерти и Джордж Хоуард ноги. Она узнала местного фермера, управляющего банком, двух членов муниципалитета. Все они спокойно стояли и ждали.
Ей удалось вывернуть запястье и схватить пальцами руку Боба Миза.
— Ты не можешь так поступать. Он собирается убить меня. Боб, ты не можешь допустить этого. Мы вместе росли.
Не сказав ни слова, он отступил назад.
Они не имели права разговаривать с ней. Думать о ней, как о женщине, о знакомом им человеке. Она была жертвой. Ничем больше.
Каждый из них по очереди снял маску. И стал ее кошмаром.
Она не кричала. Некому было услышать ее, некому волноваться из-за нее. Не плакала. Она уже столько рыдала до того, что слез больше не было. Она представила себе, что когда они вонзят в ее тело нож, то не увидят там крови. Только пыль.
Вокруг нее поставили свечи, потом зажгли их. В яме развели костер. Его отсветы заплясали в воздухе. Она смотрела на все это с какой-то мрачной отстраненностью. Всякое подобие надежды, которое у нее еще теплилось в те дни и ночи, проведенные в той темной комнате, улетучилось.
Так она думала, пока не увидела Эрни.
Из ее иссушенных глаз полились слезы. Она снова стала рваться из веревок, которые, впиваясь в бинты, больше не обдирали ее рук и ног.
— Эрни, ряди Бога. Умоляю.
Он взглянул на нее. Он думал, что почувствует острое желание, что внутри него заполыхает жар. Она лежала обнаженной, какой он когда-то и представлял ее в своем воображении. Ее тело было тонким и белокожим, таким оно и мелькало в окне ее спальни, когда он подсматривал за ней.
Но желания не возникло, и он не осмеливался разбираться в чувстве, медленно охватывавшем его. Отвернувшись, он выбрал себе маску орла. Сегодня ночью он будет летать.
Хотя разум Энни был детским, тело ее было далеко немолодым. Она не могла двигаться быстро несмотря ни на какие уговоры и помощь Кэма. От страха ноги плохо слушались ее, и она с трудом их волочила.
Быстро темнело.
— Далеко еще, Энни?
— Еще немного в ту сторону. Я не ужинала, — напомнила она ему.
— Скоро. Скоро ты сможешь поужинать. Вздохнув, она инстинктивно повернулась, как олень или заяц, попавший в густые заросли.
— Надо поосторожнее обходить эти колючие кусты, а то они дотянутся и схватят тебя. — Ее взгляд беспокойно метался по сторонам вслед за удлиняющимися тенями. — Как те чудовища.
— Я не позволю, чтобы они причинили тебе вред. — Он обнял ее, чтобы и поддержать, и поторопить.
Успокоенная, она заковыляла вперед. — Ты женишься на Клер?
— Да. — Боже милостивый. — Да, непременно.
— Она хорошенькая. Когда она улыбается, у нее такие славные белые зубки. Как у ее папочки. Она похожа на своего папочку. Он дарил мне розы. Но он умер. — Ей стало нехватать воздуха, и она начала тяжело сопеть, как старый, отработавший мотор. — Чудовища не добрались до него.
— Нет.
— Он выпал из окна после того, как те мужчины пришли и накричали на него.
Он посмотрел на нее, не ослабляя шага, — Какие мужчины?
— А может это было в другой раз? Он оставил свет на чердаке.
— Какие мужчины, Энни?
— О, шериф и его молодой помощник. Они поднялись наверх и затем снова вышли. А он умер.
Он вытер со лба пот. — Какой именно молодой помощник? Бад?
— Нет, другой. Может быть, они пошли к нему покупать дом. Мистер Кимболл ведь продавал дома.
— Да. — Несмотря на выступивший пот он почувствовал, что леденеет. — Энни, нам надо спешить.
Укрывшись за деревьями, Бад стоял и смотрел. Он понимал, что все происходящее реально, но его разум отказывался верить в это. Отец Элис? Как это было возможно? Его приятель и напарник, Мик?
Но он видел все своими собственными глазами. Они встали в круг, спиной к нему. Он не мог видеть, что было в середине круга, но боялся подойти поближе. Лучше всего было продолжать наблюдать и ждать. Именно это и поручил ему шериф.
Когда началось песнопение, он вытер рот рукой.
Все было как во сне. С закрытыми глазами Клер словно плыла между прошлым и настоящим. Дым, голоса, мужчины. Все повторялось.
Она пряталась в кустах, наблюдая сама за собой. На этот раз ей не удастся убежать.
Она открыла глаза и уставилась на беззвездное черное небо, по которому медленно плыл полумесяц. Самый длинный день года завершился.
Увидев блеск кинжала, она вся напряглась. Но ее время еще не пришло. Атертон стал вызывать черных принцев Ада. От всего сердца он пожелала, чтобы те, если они вообще существовали, явились бы и пожрали его.
Не в силах смотреть и слушать, она отвернула голову. Она подумала о Кэме, о годах, которые им уже не провести вместе, о неродившихся у них детях. Он любил ее, а теперь у них уже не будет возможности понять, достаточно ли одной любви. Или сделать так, чтобы ее было достаточно.
Он найдет их. Остановит. В этом она была уверена, иначе сошла бы с ума. Но для нее уже будет слишком поздно. Она уже не успеет поговорить со своей матерью, изгнать ту холодность и отчужденность возникшую между ними по ее вине. Не успеет сказать близким ей людям, что ее отец совершал ошибки, шел по ложному пути, но никогда не был ни вором, ни убийцей.
Она столько всего еще хотела сделать. Столько еще оставалось всего, что она хотела бы увидеть, к чему прикоснуться. Но ей суждено вот так умереть из-за тщеславия одного и слепой жестокости других.
В ней поднялась ярость. Они лишили ее одежды, достоинства, надежды. И жизни. Ее руки сжались в кулаки. Когда она закричала, ее тело изогнулось дугой.
Рука Бада потянулась к револьверу и застыла на нем, дрожа.
Кэм вскинул голову и ощутил внутри горячий и пульсирующий страх.
— Оставайся здесь. — Стряхнул с себя цепляющиеся за него руки Энни. — Оставайся здесь. Не двигайся. — Мчась сквозь деревья, он уже вынимал из кобуры свой пистолет.
Атертон вознес к небу свой нож. Он жаждал, чтобы она закричала. Эта неотступная жажда была сродни жажде сексуального удовлетворения. Его привело в бешенство то, что она лежала неподвижно, как сломанная кукла. Теперь же она извивалась на алтаре, ее повлажневшая кожа блестела, в глазах — страх и гнев.
И чувство могущества переполнило его.
— Я — меч уничтожающий, — восклицал он. — Я сама месть. Я призываю Повелителя наполнить меня Его гневом, так чтобы я мог нанести удар Его жертве с ощущением восторга. Да продлится ее агония.
Его слова гулом отдавались в ушах Эрни. Он с трудом слышал их, не воспринимая больше их смысла. Другие же, словно загипнотизированные, раскачивались вокруг него, жаждавшие того, что предстояло. Не жажду крови ощутил Эрни, а жуткую тошноту.
Все это должно было принести ему удовлетворение, напомнил себе Эрни. Вызвать чувство общности с остальными.
Но он видел ее, полную ужаса, пытавшуюся освободиться. Не перестающую кричать, как кричала тогда Сара Хьюитт. От чувства жалости к ней ему стало плохо. Как мог он с такими чувствами принадлежать к их кругу? Как мог он быть одним из них, если то, что они собирались сделать, вызывало у него отвращение? Пугало его?
Она не должна была умереть.
Это его вина. Его вина.
Ее глаза, полные мольбы, встретились с его взглядом. В них ему увиделась его последняя надежда на свое спасение. И с криком, в котором звучала и горечь, и торжество, он бросился вперед как раз в тот момент, когда Атертон опустил нож.
Клер почувствовала, как на нее упало чье-то тело. Ощутила запах крови. Но боли не было. Увидела, как Атертон, спотыкаясь отступает, а Эрни со стоном сползает с нее и опускается на землю.
