Ознакомительная версия.
Закралась мысль: увести труп куда-нибудь подальше? Но тут он опомнился: «Несчастный случай? Нет! А кто ее убил? Я? Не может быть! Нет! Я ничего не помню, я сам отрубился. Тогда кто?» – этот вопрос Евгений задал несколько раз. Он бросился к бездыханному телу, перевернул его, но не обнаружил кровоточащих ран. Единственный источник крови – нос. Евгений отогнал все мысли, – учитывая характер произошедшего, думать было некогда, поэтому в следующее мгновение он пулей вылетел из ванной комнаты. Но через минуту вернулся за своими носками. Одеть их сразу он не смог, весь пол в прихожей квартиры был залит водой, но откуда она протекала – непонятно, в ванной все было отключено.
Инстинктивно выглянув в окно гостиной, выходящей во двор, Евгений заприметил полицейский автомобиль. Быстро ринулся к двери, она оказалось незапертой: «Значит, кто-то здесь был!», эта мысль звучала обнадеживающе. Он вышел, внизу кто-то вызвал лифт, для осторожности Евгений поднялся на шестой этаж. Интуиция не подвела, на площадку этажом ниже вышли двое полицейских, они позвонили в дверь, через какое-то время стражи порядка скрылись в квартире. Евгений воспользовался моментом и спустился вниз по лестнице. Полицейская машина стояла в отдалении от подъезда, он спокойно, без лишней суеты сел в свою машину. Вытащил из кармана два мобильных телефона – свой и Жанны. Зачем взял чужой телефон, он себе объяснить так и не смог. Тяжело вздохнув, понимая, что он попал и ему грозит реальный срок за убийство, он тронулся с места.
Евгений приехал домой. Приняв душ и быстро переодевшись, он попытался заново построить картину сегодняшнего вечера – что он мог пропустить или недоглядеть. Первое, что вспомнил – он не закрыл за собой дверь, когда Жанна впустила его в квартиру. Получается, что убийца беспрепятственно мог войти в нее. Дальше он перебирал конфликт с Жанной и, как только он подходил к месту, когда она упала на него, тяжело ударив по голове, следом вырастала картина из пережитого полусна. Образ Баумистровой, который предупредил его, что надо бежать. Мистика? Он напрягал все сознание и память, но больше ничего не приходило. Если он, покидая квартиру, был уверен, что убийца не он, то сейчас, с каждым прокрученным сюжетом, закрадывалось противоположное мнение, что убийцей мог оказаться именно он.
«А почему бы и нет? А? Я повалил ее в порыве ненависти… нет! Нет! Нет! Я не убийца, я не убийца! Но почему я тогда сбежал и не вызвал скорую? Надо вернуться и рассказать все как есть, мне нечего скрывать и нечего мне скрываться! Да и надпись на стене – это уж точно не я!» Он накинул куртку, положил в карманы телефоны, свой и Жанны, предварительно вытащив из них батареи, вышел на улицу, сел в машину. Он попытался прокрутить еще раз эпизод с участием Жанны. Но ничего нового, только тяжелые гнетущие сомнения о своей невиновности. Автомобиль снялся с тормозов и медленно покатился по двору, торопиться было некуда.
Евгений несколько раз проехался по городу, дал два больших круга от южной части до северной окраины, все это время он обдумывал улики против себя. Философский вопрос – не он ли сам в порыве ненависти утопил Жанну, Евгений оставил на потом. Главное – обезопасить себя. Сперма, телефонный звонок, может, где-то остались отпечатки пальцев, кровь под ногтями, а ему, как никому другому было известно, что эти частицы крови пригодны для криминалистической экспертизы в течение трех суток с момента совершения преступления. Все против него. Он посмотрел на часы – два часа ночи, на месте убийства все уже работают. Включить собственный мобильный телефон он не решался.
Вдруг озарила мысль: «А почему убийство?! Может, она ударилась затылком и ушла под воду, кроме крови из носа, на теле не обнаружено ни ран, ни кровоподтеков. А надпись на стене? А как я оказался на полу? Может, это я написал в состоянии аффекта? И просто не помню ни это, ни как вылезал из ванны?» Он опять напряг память, пытаясь выдавить из себя фрагменты конфликта, но единственное, что он мог четко построить, так это картину сна. Повторно он вынес из него вывод, что Екатерина Баумистрова для него союзник, а не подобие гидры с потустороннего мира. Он вспомнил первый сон, где покойница тревожно намекала ему на осторожность в общении с племянницей. А он ослушался, списав сон на следствие чрезмерной мнимости и неудач на личном фронте. Если бы следовал ее предостережениям, ничего бы не произошло, сейчас нежился бы в собственной кровати.
«Нет, это не я! Все, хватит, надо закрыть тему. Это не я!» От диалога с самим собой у него возник вопрос – поверил бы он в невиновность человека, если бы в уголовном деле присутствовали те же улики, что оставил он? Иллюзий на этот счет не было, что очень удручало его.
Евгений притормозил у дома, где еще несколько часов назад питал себя надеждами разгадать запутанное уголовное дело. Он решал, идти ли на встречу с коллегами или все же уехать и ждать своей участи, запершись дома, пребывая в депрессии и неведении. Может, все же прийти и попытаться объяснить коллегам, что произошло недоразумение и он не виновен. Поверят ли? Если и поверят – а куда деть факты и улики? Их никто не заменит, не отменит, не украдет, они сами по себе никуда не пропадут, не исчезнут и будут терпеливо ждать своей участи. В любом уголовном деле улики умеют ждать. Другой вопрос, что человеку нельзя скрываться с места преступления, особенно если он к тому же – страж закона. Это обстоятельство больше всего теребило нутро Евгения, он понимал, что если удастся всеми правдами и неправдами доказать непричастность к смерти Жанны, за побег из квартиры ему грозит минимум увольнение, а в худшем случае – увольнение с волчьим билетом. Он решился пойти по пути наименьшего противодействия, как говорят у них, у правоохранителей: чистосердечное признание облегчит наказание. Но ему и в голову не приходило, что когда-нибудь ему самому придется это делать.
Он не стал заезжать во двор, машину оставил на обочине дороги. Выйдя из нее, он неторопливо отправился в злосчастную квартиру. Ноги шли с трудом, обнаружив между двумя полицейскими машинами личный автомобиль Житомирского, Евгений остановился. Все же он не убежал и доковылял до дежурившего у подъезда полицейского, вынул из куртки служебное удостоверение. Тот молча кивнул и отошел в сторону.
Он решил обойтись без лифта. На третьем этаже он присел на холодную ступень лестницы и, истерически засмеявшись, произнес: «Ай да Воинов, ай да молодец, как он меня обыграл, знал ведь, что я явлюсь сюда… Как все рассчитал, сука, а я попался на удочку… Ха-ха-ха… Я укажу вам путь к заказчику убийства… Вот указал!»
Он хохотал все громче и не заметил спускавшего сверху Вадима Мурычева, только когда коллега обошел его и встал перед ним, Евгений прекратил безудержный гогот. Вадим смотрел на Евгения без удивления, выступившие слезы от истерического смеха он принял за искренний плач.
– А я по твою душу, если ты здесь, значит, тебя уже уведомили?
– Не понял? – мотая головой и вытирая слезы, пробурчал Евгений.
– Житомирский поручил мне, чтобы я позвонил тебе и доложил о случившемся. Вот я и пошел вниз, а то телефон оставил в машине.
– А… – Евгений встал, больше ничего не сказав, пошел вверх по лестнице.
– У тебя все нормально? – спросил Вадим, предчувствуя что-то неладное.
Евгений только махнул рукой и, тяжело дыша, поднялся на суд перед вышестоящим начальством.
Житомирского он встретил у самой двери. Александр Федорович отвел его в сторону и тихо спросил:
– Почему телефон отключил?
– Забыл включить, – растерянно ответил Евгений.
– Не знаю, что здесь случилось, но надеюсь, что ты тут не замешан.
Евгений покачал головой, но ответ не удовлетворил патрона.
– Ты не мычи и не кивай, отвечай по форме.
– Нет, точно нет, – Евгений отвечал на автопилоте, в ушах гудело, жар то окутывал, то сбрасывал свое одеяло, его знобило. Все, что происходило с ним, он готов был списать на долгий мрачный сон. Но навряд ли ему суждено проснуться в ближайшее время.
Когда шеф, махнув на него рукой, удалился на лифте вниз, Евгений зашел в квартиру. Там он встретил Юрия, они молча кивнули друг другу. Здесь же был Баршин, который вел его уголовное дело об убийстве телохранителя Баумистрова, и его начальник, глава центрального городского межрайонного отдела Следственного комитета Талгат Забиров. Наполовину узбек, на четверть татарин и еще на четверть русский, но русская кровь в нем никак не прослеживалась, ни в речи, где преобладал ярко выраженный восточный акцент, ни во внешних данных – за узкий разрез глаз патрульные полицейские нередко принимали его за гастарбайтера. Но это плачевно заканчивалось для самих полицейских, двое даже получили реальные сроки за вымогательство денег, а еще пятерых уволили после встречи с ним на улице. По городу ходила байка среди полицейских, ею пугали молодых новобранцев, что ночью на охоту выходит следователь в обличье гастарбайтера, и не дай Бог попасться ему в лапы на взятке. Ему было лет сорок пять, следователем он слыл матерым. Как обвиняемые и подозреваемые, так и коллеги первоначально обманывались, принимая его за деревенского простачка. А он этим умело пользовался, и многие доверчиво покупались на его простецкие замашки.
Ознакомительная версия.
