Честно сказать, Джордж обнаружил в себе некоторую жесткость, и это открытие оказалось довольно приятным. Он уже не так быстро бегал на каждый ее зов. Точнее, не бегал вообще. А иногда и вовсе не приходил. Делал вид, что не слышит.
Вспомнить, когда это случилось впервые, было нетрудно. Во время поминальной службы по Аве Гаррет. Память о жестоком и оскорбительном отказе от его услуг, последовавшем за неделю до этого, едва не помешала ему закончить вступительную речь. Но к концу службы злоба сменилась удовлетворением от скорости, с которой свершилось возмездие. Джордж, которому было тяжело сохранять серьезную мину, укрылся в мужском туалете и заткнул себе рот носовым платком, чтобы не расхохотаться в голос.
Теперь обе женщины, которые каждая на свой манер отравляли ему жизнь, отправились на тот свет. Ощущение свободы оказалось очень странным. Чтобы не окончательно оторваться от действительности, он продолжал жить по-прежнему, заботясь о доме, себе и Церкви-за-Углом. Последнее отнюдь не было подарком судьбы.
Выражения сочувствия его не удивили. Но к жеманным романтическим предложениям Джордж готов не был. Эти предложения принимали разные формы. Ему присылали блюда собственного изготовления, неизменно описывавшиеся как «больше чем достаточные для двоих», а также вызывались прийти и разогреть их. Кроме того, предлагали услуги секретаря, которые ему очень хотелось принять. После того как некролог матери опубликовали в «Новостях парапсихологии», на него хлынул поток открыток и писем. В основном это были выражения соболезнования, но во многих из них содержались послания, а чаще указания, якобы присланные с того света Эсмеральдой.
Постепенно Джордж научился различать их. Во-первых, они были длиннее; во-вторых, некоторые авторы оказывали ему услугу и выделяли вести с того света чернилами другого цвета. Джордж бросал их в мусорное ведро не читая. Другие прихожанки Церкви-за-Углом спрашивали, не нужно ли ему что-нибудь купить. Как будто он не провел половину своей взрослой жизни в проходах «Асды».
Дамы (для Джорджа все женщины были дамами), которые не хотели что-то сделать для него, хотели, чтобы он что-то сделал для них. Текущие краны, осевшие полки, заклинившие двери, засорившиеся трубы. Джордж невольно удивлялся, как они жили все эти годы. Кроме того, его просили подстричь газон, подбросить кого-то к педикюрше и отвезти старую собаку по кличке Элейн на усыпление к ветеринару. Ее расстроенная владелица, пожилая пенсионерка, объяснила, что если она сделает это сама, спаниель подумает, что его предали. Джордж считал, что назвать честного кобеля Элейн [144] мог только предатель, однако помочь согласился.
Кроме того, последовало несколько предложений помочь ему разобрать вещи покойной матери. Они поступали в основном от бакингемширского отделения Общества почитателей особ королевской крови. Эсмеральда не была его членом, но когда там узнали о коллекции, секретарь написал ей письмо, убеждая вступить в их ряды и намекая, что это ее прямой долг. После отказа старушки посыпались просьбы и даже прямые требования показать ее сокровище, которые также оказались тщетными. Поэтому Джордж ничуть не удивился, когда через несколько дней после похорон услышал оглушительный стук в дверь и увидел на крыльце главу отделения Фабиана Эндгуса.
Удивительно молодой, коротко остриженный блондин, мистер Эндгус носил очки а-ля Гиммлер и черное кожаное пальто длиной до пола. Его шея была туго обмотана шарфом цветов королевы-матери. Не успел он открыть рот, как Джордж попытался закрыть дверь. Но мистер Эндгус сунул в щель ногу в хорошо подкованном сапоге. Джордж пригрозил позвонить в полицию. Все это было очень неприятно.
Позже, сидя в материнском кресле рядом с погасшим молочно-белым шаром, он старался решить, как лучше справиться с этим делом. Дабы отбить первую атаку, он написал в общество, что вскоре вся коллекция его матери будет продана с аукциона фирмой «Сотбис» [145]. Однако после отправки письма ему пришло в голову, что аукцион — это неплохая мысль. Несколько следующих дней Джордж строчил письма во все аукционные дома, предлагая купить коллекцию. В ожидании ответов Джордж запер комнату матери и тут же ощутил такое счастье и облегчение, что не открывал дверь до тех пор, пока архив не увезли.
Он превратил столовую в гостиную, выбросил уродливый стол из мореного дуба и стулья с высокими спинками, купил красивый полосатый диван с пуфиком, на который можно было класть ноги, и большой телевизор с видеомагнитофоном. На их фоне старые обои выглядели убого, и Джордж решил заново оформить сначала эту комнату, а потом весь дом. Готовясь к ремонту, он развел костер, на котором сжег всю старую мебель — включая деревянного дворецкого, крылья которого сгорели последними.
Разбирая личные вещи Эсмеральды, он сделал открытие. Большинство отправилось в контейнер для мусора; остались только одежда и обувь. Все было в прекрасном состоянии, потому что последние двадцать лет мать куталась только в халат и бесчисленные шали. Не зная, что с этим делать, он позвонил в Общество помощи престарелым и получил совет обратиться в их благотворительный магазин в Аксбридже.
Когда Джордж тщательно укладывал пересыпанные нафталином платья, его внимание привлек халат, который мать называла «чайным». Серый креп-жоржет, сборчатый подол, цветы персикового цвета… Искушение оказалось непреодолимым. Он снял костюм и рубашку, расшнуровал черные оксфордские туфли [146], сбросил носки и облачился в халат, который пришелся худому Джорджу как раз впору. К несчастью, Футскрей был очень высоким, а потому халат доходил ему… в общем, стыдно было смотреть. Поэтому он нашел более длинный халат и некоторое время походил в нем. Это оказалось очень удобно. Он не помнил, когда в последний раз так спокойно себя чувствовал. И тут беднягу осенило: до сих пор он не знал, что такое настоящий мир.
После отправки остатков одежды в Общество помощи престарелым он обошел все благотворительные магазины и универмаги. Придумав не выходящую из дома сестру («очень высокую, примерно моего роста, размер двенадцатый»), он нашел множество прелестных вещей, за исключением туфель. В конце концов Джордж купил пару мужских, сделанных из мягкой белой кожи, элегантных, остроносых и украшенных маленькими золотыми кисточками. Унисекс, блин.
С тех пор Джордж каждый вечер проводил в том, что считал своей настоящей одеждой. Отрастил волосы, выбросил бриллиантин, стал пользоваться ароматным шампунем, кондиционером и делать себе горячий масляный компресс. Приобрел новейший фиксатор протезов, перестал щелкать зубами и каждый день принимал ароматизированную ванну. Плеер для компакт-дисков заставил Джорджа полюбить легкую музыку, затмившую его прежнюю страсть к макраме. Иногда Джордж танцевал под романтические мелодии Коула Портера [147]. В другие дни предпочитал страстные танго, которые танцуют в аргентинских кафе под открытым небом. Когда начинала горько рыдать скрипка, он делал несколько длинных петляющих па по ковру, рывком поворачивал голову к лацкану, а потом возвращался обратно. Обычно эти представления сопровождались парой бокалов шампанского.
Наконец Джордж надумал отдать дань двадцать первому веку и купил автоответчик. Это решило все его проблемы. А особенно связанные с Церковью-за-Углом. Люди звонили и оставляли сообщения. Он не отвечал. Они звонили снова, он не отвечал. Они звонили снова, а потом сдавались.
Дорис не жалела, что хозяева Эпплби-хауса отказались от ее услуг. Честно сказать, за последнее время случилось столько всего, что она была рада сделать перерыв. Теперь ей нужно было ухаживать не за двумя, а за четырьмя, и работы прибавилось так, что впору было удивляться. Такого она не ожидала. Но к своей роли матери-наседки Дорис относилась спокойно. Как-то во время одной из встреч, ставших куда менее частыми, она сказала Бенни, что чувствует себя так, словно готовилась к этому всю свою жизнь.
