Продолжать этот разговор не имело смысла.
3— Что там у вас с «Золотой нивой»? — полюбопытствовал я.
— Кранты! — с чувством выпалил Боня. — Раздербани-ли контору! Весь Уральск на ушах стоит и пол-Москвы в придачу! Нет, ты только прикинь: к нам на следующей неделе Ельцин прилетает, а у нас такой шухер происходит.
Было очевидно, что шумный крах фирмы, в руководстве которой он принимал непосредственное участие, наполняет его гордостью.
— Ельцин прилетает? — машинально переспросил я.
— Ну, да, ты что, не слышал, что ли?! На автозавод. Гаврик говорит, что он завод хочет под себя забрать. Половину зятю отдать, половину — Березовскому, чтобы они там вместе рулили. По всей губернии сейчас срочно порядок наводят, а тут — на тебе! Как будто специально к его приезду подгадали!
Боня так возбудился, что выпил еще.
— Звонят, значит, мне в понедельник с утра пораньше, — начал он рассказывать, облизнув усы. — Дескать, беда! Владика убили! Срочно приезжай в офис. А я после вашего конкурса — ну, натуральный труп. Башка раскалывается, в глазах — черно. Накануне, считай, ведро выхлебал! Кого убили, зачем? Ничего не соображаю. Ну, кое-как оделся, прилетел в контору. А там — атас! Повсюду менты. Чего-то ищут, документы изымают. Наших сотрудников по кабинетам распихали, те сидят молча, трясутся. Все горем прибитые. И Владика всем жалко, и никто не ведает, как теперь карта ляжет. Я, конечно, к Раздолбаеву. Ну, к этому, генералу нашему. К Горемы-кину. Думаю, может, он что-нибудь слышал. Президент все-таки! — Боня безнадежно хмыкнул. — Эх, и откуда только такие берутся?! Сидят у него два сыча из прокуратуры, а он на них полкана спускает: дескать, срочно ищите убийц! Я требую, чтобы из Москвы бригаду прислали! И зычно так разоряется! Я ему говорю: «Слышь, ты! Кончай лаяться, от твоего крику в голове звенит, а толку нет. Ты по сути что-нибудь знаешь?» Ну, он еще хуже разорался, а я к себе пошел. Опохмелился маленько, Владика помянул, земля ему пухом! — Боня тяжело вздохнул и перекрестился. — Дунул чуток, чтобы в голове прочистилось, — он сделал пальцами характерное движение, обозначающее курение анаши. — Выхожу в коридор, а мне навстречу Черносбруев летит. Помнишь его? Главой администрации Центрального района был, еще против Кулакова мэром хотел избираться?
— Конечно, помню, — кивнул я. По поручению Храповицкого именно я отвечал за те выборы и вряд ли когда-нибудь их забуду.
— Он у нас тоже бабки держал. Видать, услышал насчет того, что Владика укоцали, и с перепугу примчался деньги забирать. А менты как раз вместе с генералом и главным бухгалтером вниз направляются, сейфы осматривать. Мы с Черносбруевым к ним и пристроились. У нас в подвале три здоровенных таких гроба стоят, пуленепробиваемых, наверное, по тонне каждый. Их иной раз под завязку капустой забивали. Ну, вот, открываем мы сейфы, а там, — Боня выдержал театральную паузу, — пусто! Голяк, в натуре! Вообще ноль! Представляешь, да? — Боня восторженно хлопнул себя по коленке. — Чисто сработано! У генерала сразу челюсть отпала. Он на главную бухгалтершу нашу с кулаками бросается: «Где деньги? Отвечай, бикса!» А с той что взять? Пожилая баба, ее то в жар бросает, то в холод, губы трясутся, лопочет, мол, Владислав Ефимович лично деньги забрал. Еще в пятницу вечером. Куда-то хотел отвезти, кому-то отдать, сказал, что срочно. Вот, дескать, такая-то сумма там была. У меня, мол, все записано.
— Много денег пропало? — не удержавшись, перебил я.
— Да уж немало! — с удовольствием заверил меня Боня. — Если на доллары перевести, то миллиона три набиралось. А может, и больше!
— Прилично, — признал я с уважением.
— Прилично! — передразнил он. — Скажи, целое состояние! Уж на что я тертый калач, и то офонарел. А на Черносбруева и вовсе икота напала. Он, знаешь, посинел, как утопленник, глаза выпучил и только икает. Да громко так. А что ему еще делать? На четыреста косарей зеленью попал! Тут уж хоть икай хоть хрюкай!
Судя по тому удовлетворению, которое изображалось на Бонином лице, страдания Черносбруева не вызывали в нем сочувствия.
— Я вообще люблю, когда начальников умывают, — с озорным бесстыдством признался он. — Чиновников там разных, депутатов. Они же, когда ловэ к нам несут, знают, что в пирамиду впираются, понимают, что это кидалово. Работяги, феди всякие, те всему верят. Им скажи, пятьсот процентов в год, они будут ждать пятьсот. А пообещаешь тысячу — еще лучше. А начальники — нет! Им такое не протолкнешь. Они сами кого хочешь разведут. Но тут для них другой капкан. Они мысли не допускают, что их швырнуть могут! Думают, что всех нахлобучат, а их не посмеют, побоятся. Вот на что они ведутся. А когда до них доходит, что их обули вместе с быдлом, как последних чмошников, с ними такое начинается, караул! Крышу начисто сносит!
— У вас клиенты были и посерьезнее Черносбруева?
— Это уж точно! — самодовольно подтвердил Боня. — К обеду слушок по городу прошел, что у нас с деньгами каюк, они все к нам и набежали. Что они вытворяли, как чудили! Ты такого в кино не видел! Банкир один из Нижне-Уральска притащил из машины монтировку и давай стену на нашем этаже долбить! Дескать, он точно знает, что здесь потайные сейфы замурованы! Сам устал, так свою охрану заставил. Стену разнес, начал полы вскрывать! В натуре! А Величкину жену каплями отпаивали. Она вся в золоте заявилась, шуба шиншилловая, и давай с порога верещать! Ее муж после губернатора первый человек! Немедленно верните ей полмиллиона, а то она всех тут посадит! Менты ее со всем уважением под белы рученьки — и в мой кабинет. Давайте, девушка, писать протокол. Сколько денег вы вложили? В какой валюте? А чьи денежки-то были? Ваши или мужнины? И тут я гляжу, она с лица спала. Похоже, догнала, что зря разорялась-то! Заяву-то ей кидать нельзя! — Боня хитро мне подмигнул. — Откуда у ее мужа такие бешеные гроши? Не с чиновничьей же зарплаты? А в газеты попадет? А губернатор что скажет, когда узнает, какие суммы его заместитель к нам засовывал? Короче, влипла девушка. Сразу побледнела, схватилась за сердце и бух — на пол! Не знаю уж, правда ли сознания лишилась или только притворялась, но пришлось ей скорую помощь вызывать. А Виктор ваш, тот вообще буйствовал. Парнишке одному, который у Владика в заместителях ходил, по уху заехал! Менты за мальчишку заступились, так он и на них кидался.
— Виктор? — с изумлением перебил я. — Неужели он тоже в вас вкладывался?
— Да чему ты удивляешься! — с некоторой обидой возразил Боня. — У нас, между прочим, серьезная фирма. Была, — прибавил он с сожалением. — Сейчас-то ее по клочкам разнесут!
— Неужели никто не успел свои деньги выдернуть? — недоверчиво спросил я.
— Никто! — отрезал Боня. — Ни Пономарь, ни Бабай, ни даже я. Всех обули! От губернатора до последней шестерки! Лохи, кстати, к вечеру совсем рассвирепели. Их на улице толпища целая собралась, несколько тысяч, движение перегородили! Рвались в контору, орали, стекла высаживали, грозились штурмом брать! Пришлось ОМОН вызывать! Ужас! Я-то сам из офиса свалил к этому времени, но мимо проезжал, все своими глазами видел. Да они и по сей день митингуют. Из других городов понаехали, палатки собираются ставить возле Дома молодежи. Общество какое-то создали, письма пишут.
— Но ведь у вас, кроме наличных, должно было что-то на счетах оставаться? — предположил я.
— Может, и должно, — усмехнулся Боня. — Да не обязано. Как начали с документами разбираться, у всех волосы на голове дыбом встали. Пусто, хоть шаром кати! И еще фирма наша, оказывается, успела кредитов нахватать напоследок. Имущество какое-то заложили по поддельным документам, оборудование... Откуда у нас оборудование? А подписи — опять только Владика да генерала. Мусора генерала прессуют, а что толку? Он сидит, морда лопатой, глаза выпучит и одно твердит: дескать, подпись на документах — моя, так точно. Все делал по приказу Владислава Ефимовича. Я человек военный, привык к подчинению, в финансах ничего не понимаю. Куда он отправлял деньги, я не знаю, корыстных умыслов не имею. Чист, как слеза. Старался изо всех сил на благо Родины. Служу Советскому Союзу! И несет эту пургу, хоть кол ему на голове теши! И выходит, что нет виноватых! Один только Владик. Он все смарьяжил, со всех бабки собрал, а потом он же их и ломанул. Только одна у него промашка вышла. Дырку в голове ему заделали! И теперь — ни Владика, ни денег.
Стюардесса подошла к нам узнать, что мы будем на горячее. От ужина мы оба отказались, но Боня велел принести ему холодных закусок и налить водки, невзирая на то что у него оставалось еще достаточно коньяка.
— Ну, за того, кто эту аферу изобрел! — объявил Боня. — Завидки берут. Миллионов тридцать кто-то снял! Такой куш! На всю жизнь хватит!
Он хлопнул водку одним глотком и молодецки крякнул. Скорее всего, Боня преувеличивал. Судя по тем цифрам, которые упоминал в разговорах со мной Владик, вряд ли из «Золотой нивы» можно было вытрясти больше пятнадцати—двадцати миллионов. Но и это составляло огромную сумму. Пожалуй, это была одна из крупнейших афер в стране. Может быть, только в Москве людям удавалось срывать столько же.
