Ознакомительная версия.
Страшилин снова закурил и, насвистывая, медленно тронулся к третьему корпусу – мимо колоннады и львов, выкрашенных пугающе свежей белой краской.
Катя дошла до колоннады и села на скамейку. Тихий санаторий, пенсионерам тут неплохо. Молодежи совсем нет и детей тоже. Это специально для пенсионеров место отдохновения, место покоя.
Тихий санаторий возле тихого комфортабельного поселка. Тихая золотая осень в Подмосковье.
А старика убили…
– Ну, пора, можно брать штурмом эту их процедурную, – пригласил Страшилин. – Время, время, цигель, цигель, айда.
Через гулкий пустой холл корпуса они прошли к лифтам, тут уже снова ждал вездесущий участковый, он и повел – на третий этаж, по коридору, устланному ковровой дорожкой, мимо врачебных кабинетов.
Из одного только что вышел пожилой мужчина в сером спортивном костюме с полиэтиленовым пакетом – в нем махровое полотенце и резиновые тапки-шлепки, так показалось Кате.
– Аристарх Семенович Горлов? – спросил участковый.
– Да, я. – Старик с усилием опустился на кожаный диван, стоящий в коридоре. – Ох, ноги не идут, дайте дух переведу после массажа.
Катя разглядывала его – ни зеленой болоньевой куртки, ни кепки, конечно, тут в корпусе. Но, вероятно, носит он эту одежду, так что подходит по приметам. Участковый здешний хорошо работает. По таким приметам полгода можно свидетелей искать, а он сразу постарался – только, кажется, все свидетели не те. Страшилин уверен, что соседка Уфимцева солгала, и никакой гость в тот вечер у него не появлялся.
– Аристарх Семенович, вы Илью Ильича Уфимцева знаете? – спросил Страшилин.
– Да. Я… а вы кто?
Катя присела на дальний конец дивана. Так, Страшилин, вы не гений сыска и не провидец. Вот он, ваш свидетель, – в натуре, а не плод вранья.
– Я старший следователь следственного комитета Андрей Страшилин, а это мои коллеги из полиции области. – Страшилин тоже присел на диван.
– Из полиции? Ко мне? А что случилось?
Катя разглядывала Горлова – лет за семьдесят пять ему, это точно, и выглядит неважно – лицо землистое, все в морщинах. Волосы седые коротко, аккуратно подстрижены, и стрижка сделана совсем недавно, скорее всего это работа здешнего санаторного парикмахера. В таких местах парикмахерские услуги для пенсионеров на льготных условиях, дешевы. Спортивный костюм чистый, но заношенный, вылинявший.
– В каких отношениях вы с Уфимцевым?
– Работали вместе когда-то… давно… в хороших… А что произошло?
– Вы когда его последний раз видели?
– Вчера. Он тут живет, в поселке «Маяк». А я приехал отдыхать по путевке. Мы встретились с Ильей вчера… Что случилось?
– Уфимцева убили.
– Убили? Охххх…
Горлов откинулся на спинку дивана, лицо его с землистого стало белым, он схватился за сердце.
– Ох… Погодите… как же так… Ох, сердце схватило… нитроглицерин… в кармане…
Катя сорвалась с места и ринулась в процедурный кабинет:
– Там отдыхающему плохо, сердце!
Из кабинета выскочила медсестра. А в это время Страшилин достал из нагрудного кармана старика палочку с нитроглицерином и уже скармливал ему горошинку.
– Аристарх Семенович, дорогой, что с вами? – причитала сестра. – Я говорила, надо уменьшить нагрузку. От процедур порой неожиданный эффект.
Горлов сосал нитроглицерин.
– Вы его так на тот свет отправите, – шепнула зло Катя Страшилину. – Разве так можно со стариками?
– А вы кто, простите? – спросила медсестра у Кати. – Родственница?
– Мы из полиции по уголовному делу.
– Из полиции здесь, в медучреждении?
– Ох. Немножко отпускает… отпустило. – Горлов начал массировать грудь с левой стороны. – Ох, горе… Илья… Да объясните же мне наконец, что случилось?
– Уфимцева убили в его собственном доме, – сказал Страшилин. – Во сколько вы с ним встречались, где?
– В поселке, я же говорю, я приехал в санаторий по путевке. А он живет в «Маяке». Он пригласил меня к себе домой.
– В какое время?
– Вчера после обеда, у меня не было процедур. И я решил его навестить. Он приглашал. Он ведь совсем один живет, сын у него за границей работает. Мы посидели. Вот ведь возраст, хвори – выпить даже не можем, как раньше встречу отметить. У меня сердце, инфаркт перенес. Он, Илья, тоже весь больной, в артрите.
– Как долго вы пробыли у Уфимцева?
– Ну, пока говорили… посидели, потом я в санаторий засобирался, к ужину чтобы успеть, ходок я медленный, а тут моцион солидный. Где-то час, полтора. Он вышел меня проводить. – Горлов переводил свой взгляд со Страшилина на Катю, потом на медсестру, которая не уходила назад в процедурный. – Как же так? Кто его убил? Когда?
– Кто – будем разбираться. А убили вчера вечером, – сказал Страшилин. – Вы, значит, работали вместе с Уфимцевым? А где?
– В партийных органах, только давно это было. Век назад.
– Я понимаю, вы постоянно живете где?
– В Москве, один. Жена умерла полтора года назад, детей у нас нет. Вот у Ильи сын, а что толку – словно и нет его. Он мне жаловался на одиночество.
– А еще какие-то родственники у Уфимцева есть?
– Внучка у него. Маленькая была, сейчас, наверное, давно выросла.
– А где она живет?
– Ничего он мне про нее не говорил. Может, тоже за границей? А может, в Москве. У Ильи квартира в Москве на Трубной. Я помню, как он ее получал, от Совмина, ему тогда выделили, потому что мы хлопотали и… Век назад это было, сейчас вряд ли кому-то интересны наши воспоминания.
– При вас к Уфимцеву вчера кто-нибудь приходил домой?
– Нет, никто. Мы вдвоем сидели, толковали. Он санаторием интересовался – хорошо ли лечат. В нашем возрасте это самое главное – чтобы лечили как следует. – Горлов продолжал массировать сердце. – У меня просто в глазах темно… как вы сказали – убили. За что? Безобидный человек, порядочный, работал всю жизнь, как вол.
– У него уютный дом, правда? – спросил Страшилин. – Он камин при вас зажег?
– Камин? Я уж и не помню. Я вошел в дом-то, а там тепло. Да, он же артритом страшным страдал, я же вам объясняю, при этой болезни тепло – самая важная вещь. Да, камин у него топился. А что? Почему вы спрашиваете?
– Мы пытаемся установить точное время убийства.
– А вы что, не установили еще? Ох да, я понимаю, непросто все это, – Горлов закивал. – Следствие… все не с бухты-барахты…
– Вы долго еще в санатории пробудете?
– У меня только первая неделя закончилась. Все процедуры… до конца путевки.
– Я запишу ваш домашний адрес и телефон, возможно, у нас еще возникнут вопросы, Аристарх Семенович.
– Конечно, конечно, пишите. – Горлов продиктовал. – Чем могу… рад помочь всегда… Ох, только вы уж не оставляйте этого дела так… найдите убийцу. Ох, Илья, Илья… кто знает, как оно все в жизни… страшишься умереть от болезни, а смерть-то, она вот тут…
– Аристарх Семенович, пойдемте-ка я вас провожу до палаты, вам надо прилечь, а позже я попрошу сестру дежурную, она вам на ночь укольчик сделает. Пойдемте, – сказала сестра из процедурного. – Вы уже закончили? Не видите, что ли, что человеку плохо?
Страшилин не возразил на это ни слова. Горлов встал и, опираясь на руку медсестры, поплелся по коридору к лифтам. Ноги он переставлял с трудом.
Глава 13
Сестра Римма. Видения в удаленной часовне
В маленьком тесном помещении пахло известкой и краской. Так всегда в новостройках. Сестра Римма положила дверной замок и ключи на подоконник. У стены – стул, она опустилась на него передохнуть.
От Высоко-Кесарийского монастыря в удаленную часовню путь неблизкий. Она никогда не ездила сюда на монастырской машине, которую водили сестры. Только автобусом или маршруткой, а потом пешком.
Рабочих, возводивших часовню, рассчитали месяц назад. Спонсоры оплатили строительство, и сестра Римма поблагодарила их сейчас всех горячо, истово, про себя.
В тесном помещении душно. И она запыхалась от долгого пути. Провела рукой по лбу, смахивая капельки пота.
Как давно она не смотрела на себя в зеркало…
В монастыре это не принято. И в этом есть определенный смысл.
Но вся прежняя ее жизнь отражалась в десятках, сотнях зеркал…
Сестра Римма закрыла глаза. Балетный класс хореографического училища – огромное зеркало во всю стену и деревянный станок. Ей двенадцать лет, и она так старается на уроке…
В классе играет рояль – и раз, два, три, и раз, два, три…
Все четко и слаженно.
Домой из хореографического училища на короткие каникулы она в детстве возвращаться не любила.
Мать и отец… Она, раньше носившая совсем другое имя – не Римма, – всегда из родителей выбирала отца.
Возможно, потому, что видела его редко. Из детства какие воспоминания остались о нем? Запах дорогого одеколона и золотой перстень-печатка на пальце.
И то, что он всегда дарил ей отличные подарки. Такие, каких не имели ее приятельницы по балетному классу. Идея с балетом принадлежала целиком отцу, а не матери. Сестра Римма, в то время носившая другое, мирское, имя, просто сказала: «Хочу танцевать». И отец это устроил.
Ознакомительная версия.
