Боже мой, какой идиот! Супермен хренов! Позорище на весь микрорайон! Я же теперь стану второй достопримечательностью после него, и мальчишки будут тыкать мне вслед пальцем: "А вот этот мужик Вовку-дурачка хотел задушить…і.
Я шел по вечерней улице и, к счастью, никто не мог разглядеть моего полыхающего лица, хотя мне казалось, что все уже знают о моем "подвиге" и ехидно шепчутся у меня за спиной.
Шел я, а, вернее, бежал, пока не наткнулся на стоящую у меня на пути Сокову. Когда она меня успела обогнать, я не заметил и потому, наткнувшись на нее, несколько секунд тупо соображал: как она могла здесь оказаться? Она стояла подбоченясь посреди улицы и, как мне показалось, нехорошо ухмылялась. Меня обожгла мысль: "Завтра она растреплет в школе…". Маша несколько секунд изучающе смотрела на меня, словно видела сейчас впервые или обнаружила во мне нечто такое, чего не замечала прежде.
Присмотревшись повнимательнее, я понял, что нехорошая ухмылка была только плодом моего воображения. Смотрела Маша серьезно и задумчиво, словно сомневаясь: меня ли она видит перед собой? После солидной паузы, в течение которой мы дуэлировали взглядами, Маша наконец пояснила свое неожиданное появление посреди улицы.
— Игорь, я бегу за тобой уже два квартала и кричу, как сумасшедшая. А ты словно глухой, не слышишь меня.
Я подозрительно покосился на нее, ожидая подвоха в качестве реванша за сегодняшний разговор на лестнице. Не знаю, что меня потянуло за язык, но я вдруг ляпнул:
— Что, пришла посмеяться надо мной? Давай, давай… Завтра всем в школе растрезвонишь…
Маша звонко расхохоталась: "А ты был великолепен, Игорь…", но при моих последних словах оборвала смех, подошла ко мне вплотную и сунула мне в руки портфель, который я машинально схватил обеими руками. Взгляд ее стал мрачен и серьезен.
— Ты забыл свой портфель на почте. И телеграмму… Я ее отправила.
Пораженный ее взглядом и тоном, я жалобно проскулил:
— Сколько я тебе должен?
Маша презрительно посмотрела на меня и резко оборвала:
— Замолчи, ты…
И устало добавила через паузу:
— Дурак ты, Степанов… Прощай…
Она отвернулась, прошла несколько шагов, и вдруг снова круто повернулась в мою сторону.
— А я, Степанов, сегодня очки сняла. А ты и не заметил…
И ушла. Я стоял, все еще сжимая обеими руками портфель, и в голове у меня была полнейшая каша. Тут был и разговор с Валькой, и телеграмма в Москву, и этот горе-налетчик, и Маша Сокова с ее снятыми очками. Для моей подточенной стрессами психики этого было слишком много за одни сутки.
Маша уже растворилась в темноте, а я только тогда машинально пробормотал в пустоту:
— Да, да… Конечно же, очки сняла…
БЕЗУГЛОВ.
Расстались мы с Игорьком если не врагами, то далеко не в самых теплых чувствах. Паскудно у меня было на душе, ох как паскудно. Почти десять лет не виделся с лучшим другом, а встретились — и вел себя, как последний идиот. Ну на хрена, спрашивается, надо было ему исповедоваться? Нужна ему моя откровенность, как русалке калоши. Прекрасно можно было обойтись и без этого.
А он тоже хорош. Не разобравшись, взял и приклеил мне волчий ярлык. Тоже мне, друг называется. И что совсем уж хреново, в чем-то я почувствовал его правоту. Есть в его словах рациональное зерно. Вот что тебя, Безуглов, задело, потому ты и разозлился на него. Ведь ты в своей уверенности был до сих пор непоколебим и, исповедуя пословицу "Вор должен сидеть в тюрьме", эволюционировал ее и довел до логического завершения: "… а убийца и насильник должен умереть". И ведь до сих пор ты ни на секунду не сомневался в своей правоте. А Игорек за один вечер пробил брешь в твоей обороне, и это тебя бесит, Безуглов. Да, да, бесит. Признайся в этом хотя бы себе.
Так или примерно так я рассуждал, машинально покручивая баранку своей "девятки", и на повороте с Менделеева на Цветочную не заметил знак и зарулил под него. Чертыхнувшись, я моментально осмотрелся и заметил поодаль молоденького сержанта-гаишника, уже поднесшего свисток ко рту. Услышав его переливчатую трель, я досадливо поморщился и тут впервые использовал свое положение в корыстных целях. Когда сержант подошел к машине и козырнул, я протянул ему служебное удостоверение и с озабоченным видом пробурчал:
— Извини, сержант. Срочное дело…
Этот молодой романтик с почтительным видом откозырял, пожирая меня глазами с откровенной завистью, и удалился. А у меня на душе стало еще паскуднее. Вот так, старлей, все и начинается. Сначала ты манкируешь законными требованиями из идейных, так сказать, соображений, затем — чтобы замазать свои мелкие грешки, а потом ради корысти.
До управления я добрался в скверном расположении духа и самыми мрачными мыслями в своей ментовской башке. Едва мои часы показали 9-00, я сразу же пошел на доклад к своему шефу, полковнику Доронину. Доложиться, по идее, я должен был еще вчера, но встреча с Игорем спутала все карты, и я, таким образом, если еще не совершил должностного преступления, то, во всяком случае, дисциплинарный проступок уже допустил.
Коротко стукнув в дверь кабинета и услышав глуховатое: "Входите", я шагнул через порог и с дембельской развязностью поинтересовался:
— Разрешите, товарищ полковник?
Доронин, кругленький и пухлощекий, лет пятидесяти с небольшим, с очень живыми глазками, обрамляющими сверкающую лысину венчиками седых волос, сидел за столом с таким видом, словно и вовсе не уходил отсюда вечером, и вообще это единственно возможная для него форма существования. В своем мешковато сидящем кителе он так естественно вписывался в казенную обстановку кабинета, что меня временами так и подмывало заглянуть ему на спину: не написан ли там мелом инвентарный номер? Впрочем, в управлении кадров, выдавая мне направление, о нем отзывались как об одном из лучших в прошлом оперов в городе. Мне с трудом представляется, как этот уже немолодой и лысоватый коротышка идет на задержание вооруженного громилы, но ведь не всегда же он был таким? Время никого из нас не красит, а в послужном списке полковника Доронина, как мне сообщали все в том же управлении, более четырехсот раскрытых уголовных дел и две медали "За отвагу", а это что-нибудь да значит.
Доронин вскинул на меня маленькие глазки из-под кустистых бровей и, пошевелив седыми усами, кивнул:
— Входи, Безуглов, входи. Присаживайся.
Я пересек ярко-красный ковер, занимающий почти весь кабинет, и сел за Т-образный стол, правым боком к полковнику. Опережая мой доклад, Доронин спросил:
— Как, Безуглов, на новом месте?! Притираешься?
Неопределенно пожав плечами, не понимая, к чему такой подход издалека, я ответил вопросом на вопрос:
— К чему притираться? Вы же меня еще ни на одно дело не ставили.
Доронин едва заметно усмехнулся.
— Оскорбился? Не терпится за серьезное дело взяться? Сам должен понимать, человек ты у нас новый, на что способен, не знаем.
В его словах мне почудился какой-то скрытый намек. Но, может, это только показалось? Кто может знать о моей репутации, известной, прямо или догадками, многим на прежнем месте? В личном деле это не указывается. Теперь усмехнулся я.
— И поэтому вы послали меня этого дурачка отслеживать?
Доронин нахмурился при моих словах и сухо заметил:
— Этим тоже надо заниматься… Кстати, как у тебя с ним?
Придавая голосу уставную деловитость, я ответил:
— Нормально. Вчера, в 18–00 я задержал его в гастрономе N23. Он действительно психически болен, я проверил. Справка из клиники есть. Я туда позвонил, мне подтвердили.
— На чьем он участке?
— У Зиганшина, из 112-ого.
— Говорил с Зиганшиным?
— Так точно. Распорядился чтобы поставил на контроль. Но он с этой семьей и без того близко знаком. Этот Танаев имеет судимость, по 117. Правда, его мать уверяет, что он невиновен и осудили его неправильно. Но ведь так все матери говорят… К тому же сожитель его матери горький пьяница. Так что семейка та еще.
Доронин легонько прихлопнул ладонями по столу.
— Хорошо, с этим ясно. Пусть теперь с этим дурачком участковый занимается. А для тебя у меня посерьезнее дело есть, чтобы ты себя обделенным не чувствовал…
Порывшись в столе, он бросил мне пачку фотографий и продолжил:
— Присмотрись к этому типу. Бугаев Анатолий Маркович, 55 года. Имеет три судимости за вооруженный грабеж. Полгода назад бежал с этапа, при побеге убил часового. Сейчас, по нашим данным, занимается наркотиками и валютными аферами. Хладнокровен, хитер, крайне опасен. Силен, как бык, и оружие пускает в ход не задумываясь. Месяц назад при попытке задержать его погиб наш сотрудник…
Перехватив мой взгляд на фотографию в траурной рамке стоящую на столе, Доронин кивнул:
— Да, да. Саша Решетов, на место которого тебя прислали. Саша за ним почти месяц наблюдал, выяснял его связи. Кое-кого нам удалось взять, но самого главного мы так и не узнали. По нашим данным, через Бугаева идет большая часть наркотических веществ в город. После той неудачной попытки взять Бугаева он лег на дно. И только вчера наши ребята выяснили, где его новое логово находится. Обитает он сейчас…
