Я, не сразу сориентировавшись в подобной обстановке, испытывая неловкость за горе-родительницу, попыталась заговорить с мальчонкой:
— Ты… Ты сколько уже рыбок наловил?
Мальчонка поднял голову, презрительно посмотрел в мою сторону, бросил свою удочку на берегу и молча побрел в сторону «кафе». Я почувствовала себя страшно неуютно. В эту минуту паренек презирал всех взрослых, еще не осознавая до конца, за что. В его немилость, по стечению обстоятельств, попала в данный момент и я.
«Интересно, сколько еще таких обездоленных, лишенных родительской любви детей бродит по белу свету? — задалась я вопросом. — Что за детство у них! Что они видят, кроме постоянной пьяной мамашиной или папашиной физиономии и пошлости? И как только земля носит вот таких родителей! Но, к сожалению, не в моих силах это исправить».
Я направилась в сторону окраины села. Вечерние сумерки уже опускались на землю. Мне необходимо было добраться до наступления ночи в «гостиницу», чтобы узнать у тетки Натальи, где живет Вано, заодно перекусить, а там уж, возможно, и наведаться сразу к этому ловеласу, запавшему на столь мерзкую личность, какой, на мой взгляд, является Танька Курилка. Вспомнив о последней, я невольно поморщилась, даже не представляя себе, как вообще мужчина может смотреть на это чучело, да еще и спать с ним. Но, видимо, мне этого не понять. Ломать зря голову я не собиралась, а потому затолкнула непрошеные мысли подальше, в дальний уголок головного мозга.
* * *
Добравшись до своей комнатенки, я наспех приготовила несколько бутербродов из тех продуктов, что сообразила прихватить с собой еще из дома, и, устроившись поудобнее на постели, приготовилась начать их уплетать. В соседней комнате что-то зашуршало, а затем раздались женские голоса: к тетке Наталье явились подруги — обсудить сегодняшние новости, как это обычно бывает в селах. Сейчас они наверняка опять начнут «гонять чаи» и перемывать всем косточки.
С аппетитом уминая свои бутерброды, я непроизвольно все же слышала каждое из произносимых в той комнате слов: дверь да и стены в моей комнате, по всей видимости, слишком тонки, чтобы этому помешать. Первоначально разговор женщин меня не интересовал, так как он, как я и полагала, сводился к обсуждению сельских новостей: кто кому «рога наставил», кто у кого с огорода тыкву уволок, кто с кем поссорился, и тому подобное, и так далее.
Я уже доела бутерброды и теперь сметала с подола рукой хлебные крошки, как до меня донесся какой-то шум. Бабы громко засмеялись, и я услышала крепкое выраженьице одной из них.
— Ну чего ржете, как лошади? Наставили тут на ходу всякой… и ржут! — бранилась, кажется, пострадавшая. Голос у нее был громким и грубым, а потому я сразу представила, как она выглядит: тучная, заплывшая жирком особа с неприятным лицом.
— А ты, Дуська, под ноги смотри, прежде чем свой сорок пятый раздвижной куда-либо ставить, — отшутилась другая женщина. — Отрастила ножищи-то, как у мужика, вот тебе места и мало.
— Да это у вас мужики так себе, не пойму даже, вам-то зачем такие? — снова вступила в спор с ними Дуська. — А я сама себе и «лошадь и бык, баба и мужик».
— А ты найди себе какого-нибудь, — посоветовала ей другая.
— Ага, найди… Где они есть-то? Под ногами ведь не валяются. Может, подскажешь? Или своего отдашь не глядя? — продолжала перебранку Дуська.
— А чей-то я тебе отдавать-то буду? Вон гляди — один сам идет.
— Фу, это мужик, что ль? Это так — мужичишка плюгавенький. Эй, Колька, заходи, чайком угостим, — это Дуська уже крикнула в дверь, которую на некоторое время открыла. — Да уж, мужички…
Видимо, означенный Колька на зов Дуськи не откликнулся.
— Да они тебя просто боятся, — заключила одна из женщин.
— А чего меня бояться-то? Я не кусаюсь. Пусть вон тихонь боятся да скромниц.
— Да на кой пес ты ему сдалась, — заключила другая, — у него теперь своя зазноба есть.
— Эт кто же? — не унималась Дуська.
— Кто-кто! Танька Курилка.
Я насторожилась. Кажется, разговор зашел именно о той особе, которая меня интересует. Из опыта я знала, что в такой, что называется, неординарной обстановке в селе можно узнать гораздо больше, нежели в приватной беседе. Я вся насторожилась, как охотничья собака перед броском.
— Фу… — протянула Дуська, — Курилка. Подумаешь, баба. Да будь я мужиком, я на нее не клюнула бы, даже если бы она одна на всей земле из баб осталась.
— Ты бы, может, и не клюнула, а вот другие валом валят, — заключила одна из женщин.
— И кто ж это? — не унималась Дуська.
— Кто? Да вот один проследовал только что.
Я поняла, что женщина имеет в виду неизвестного мне Кольку.
— А еще? — вновь поинтересовалась Дуська.
— А еще Вано туда захаживает, — ответила первая.
— А-а, — протянула женщина. — Но это другое дело. Этот хоть на мужика похож, — сделала она вывод. — Сказала тоже, захаживает… Скорее, захаживал, — продолжила она. — И он от нее сбежал. На дружков зазнобу поменял.
— Куда ж сбежал-то? — спросила первая женщина.
— Да кто ж его знает. Скорее всего опять в Ивановку удрал. Брат давеча его разыскивал, — пояснила Дуська.
— Да тише вы, разошлись, — вмешался другой голос. — Орете, как на базаре.
— А чево нам бояться-то? — не унималась Дуська.
— А тово, — ответил голос. — За стеной вон у нас детектив теперь. За тем и приехала, чтоб что-то накопать. Я про нее от одной бабы слышала, везде нос сует, говорят, — закончила она шепотом.
Я прыснула: «Ну вот. Не успела приехать, одного дня еще здесь не прожила, а уже, поди, всей деревне про меня известно. Быстро же здесь, в селе, распространяются новости — глазом моргнуть не успеешь, как все всё узнают и свои выводы сделают».
За дверью женщины засуетились, задвигали стульями и через некоторое время покинули место своего отдыха. Видимо, наступило время разбредаться по домам и готовить ужин.
«Стоп, — я стремительно села на кровати. — А ведь этот разговор дал мне дополнительную информацию. Так, так. Они сказали, что к Таньке Курилке, то бишь Галкиной Татьяне Андреевне, захаживает какой-то Вано — впрочем, об этом я уже знаю и сама. Но они ведь упомянули и о том, что в селе его нет, он сбежал в какую-то Ивановку и даже брат его ищет. С чего бы это ему было уезжать? Может, меня испугался, когда прослышал, что убийцу ищу? Так, так, похоже, теперь причин, чтобы побеседовать с ним, у меня поприбавилось. И заняться этим Вано следует прямо сейчас, пока еще не особенно темно».
Приняв такое решение, я встала с кровати, достала из сумки взятую из дома легкую кофту, накинула ее на плечи и собралась уже выйти на улицу, но в самый последний момент решила немного погадать. Гаданиями я занимаюсь уже очень давно, не помню даже, сколько времени, да только вот совсем не карточными, а на двенадцатигранных костях. Их у меня целых три, и на каждой грани стоят числа. При броске костей на верхних гранях возникает комбинация из трех чисел, каждая из которых имеет свое собственное значение.
Достав эти самые косточки, я потрясла их в руке, а затем высыпала на кровать. Выпало: 27+6+23. Значение у данной комбинации было следующим: «Если вы хотите понять смысл вашей работы, вникайте в суть развлечений».
«Странно, что хотели сказать мне кости? — немного растерялась от столь загадочного предсказания я. — О каких развлечениях идет речь? Судя по тому, как накренились косточки и проглядывают грани с другими числами, развлечения грозят мне не сегодня, а чуть позже. Ну что ж, всему свое время. Разговор мне, конечно, предстоит, это однозначно, так как я намереваюсь прямо сейчас же посетить дом того самого малого, о котором говорили женщины. А там как пойдет».
Сложив косточки назад в футлярчик, я поправила постель, на которой сидела, и вышла на улицу. Во дворе встретила тетку Наталью и поинтересовалась у нее:
— Скажите, а где живет Вано?
— Вано-о? — протянула женщина, пристально приглядываясь ко мне. — А зачем он тебе?
— У меня к нему дело, — неопределенно ответила я, продолжая ждать объяснения.
— А вон, в конце деревни, большой дом с высоким забором. Видишь?
— Вижу, — сказала я, окинув взглядом то место, куда показала она.
— Вот там он и живет.
— Спасибо, — поблагодарила я и направилась к указанному строению.
Пока шла, размышляла о том, что в сельской местности каждый житель имеет, как правило, два, а то и более имени. Одно из них — то, что записано в паспорте, другое — «уличное», то есть то, на которое сельские жители реагируют и откликаются гораздо охотнее. Также у некоторых из них могут быть и прозвища, причем сразу несколько. Именно по этим уличным именам и прозвищам-кличкам можно гораздо быстрее найти нужного человека.
«Интересно, а как скоро появится прозвище и у меня? — спрашивала я себя. — Ведь не долго же меня тут по имени-отчеству величать будут. Вот бы узнать, каким оно будет. Главное, конечно, чтобы не особенно обидным, но это уж от меня самой зависит».
