В дверь постучали, и констебль впустил Гарнета Ройса. На нем было элегантное пальто с бархатным воротником, в руке он держал шелковый цилиндр. Мужчина выглядел очень импозантно на фоне скромного убранства кабинета.
— Добрый вечер, сэр, — поздоровался Питт. Его снедало любопытство.
— Добрый, инспектор. — Он положил шляпу на стол, но сесть отказался. — Я вижу, газетчики сделали из бедняги Локвуда сенсацию. — Во время разговора он нервно крутил сильными пальцами трость с серебряным набалдашником. — Этого и следовало ожидать. Очень огорчительно для семьи. Трудно вести дела, когда вокруг такая шумиха; какие-то бездельники слоняются вокруг дома, абсолютно чужие люди пытаются завязать знакомство… Отвратительно! На свет вылезает равно лучшее и худшее, что есть в людях. Вы же понимаете, как сильно я переживаю за сестру.
— Конечно, сэр. — Питт действительно понимал.
Ройс слегка наклонился вперед.
— Если бы это был какой-то случайный безумец, что кажется мне наиболее вероятным, каковы были бы ваши шансы схватить его? Ответьте мне честно, инспектор, как мужчина мужчине.
Томас внимательно посмотрел на него. Все в его чертах — широкие ноздри, высокие скулы, решительный рот и изогнутые брови — говорило о властности. В лице не было нежности, зато оно свидетельствовало о силе духа и уме этого человека.
— Отвечаю вам абсолютно честно, сэр: если у нас не появится никаких свидетелей и если этот человек больше ни на кого не нападет, то наши шансы невелики. С другой стороны, если это действительно сумасшедший, он будет и дальше вести себя подобным образом и привлекать к себе внимание — вот тогда мы и найдем его.
— Да. Да, конечно. — Сэр Гарнет сжал набалдашник. — Как я понимаю, у вас пока нет никаких идей?
— Именно так, сэр. Мы работаем над очевидными версиями: деловая конкуренция, политические противники.
— Локвуд был недостаточно важной фигурой, чтобы нажить себе врагов. — Ройс нахмурился. — Естественно, были те, кто лишался постов, потому что их занимал он, но это обычное дело. В общественной жизни через это проходит практически каждый.
— А были ли те, кто мог воспринять это особенно остро?
Ройс на мгновение задумался, роясь в памяти.
— Несколько лет назад Ханбери очень переживал из-за должности председателя парламентского комитета; кажется, он даже затаил обиду. А еще они спорили по поводу гомруля: Ханбери был категорически против него, а Локвуд — за. Он считал, что сильно ущемил самолюбие противоположной стороны. Только вряд ли кто-то пошел бы на преступление из-за этого.
Питт продолжал смотреть на освещенное газовым светом лицо собеседника и не видел в нем ни сомнений, ни фальши, ни иронии, ни веселья. Ройс имел в виду именно то, что сказал, и инспектор был вынужден согласиться с ним. Если мотив убийства был политическим, тогда он прятался гораздо глубже тех вопросов, которые они затронули, и в нем присутствовало нечто более личное, более мучительное, чем спор из-за ирландского гомруля или социальных реформ; это, скорее всего, было соперничество или предательство.
Ройс удалился, и Томас поднялся к Мике Драммонду.
— Ничего существенного. — Шеф подвинул к Питту стопку бумаг.
Он выглядел усталым; под глазами, где кожа была тонкой и нежной, залегли темные круги. Это был первый день расследования, но он уже ощущал на себе сильное давление, гнев простых людей, у которых ужас перерос в страх, и тревогу власть имущих, которые хорошо осознавали реальную опасность.
— Мы сузили промежуток времени, — продолжал он. — Вероятно, его убили между без десяти двенадцать, когда палата закончила работу, и двадцатью минутами первого, когда его нашла Хетти Милнер. Надо бы его еще уменьшить, но это получится только после того, как мы поговорим с депутатами палаты.
— Мы нашли среди уличных торговцев тех, кто мог видеть его? — спросил Питт. — Или тех, кто был поблизости, но не видел его? Это сильно упростило бы дело.
Драммонд вздохнул и порылся в бумагах.
— Цветочница сказала, что не видела его. Она знала убитого, так что, думаю, ее показания надежны. Парень, продающий горячие пироги у Вестминстерского моста, Фредди — не знаю, как там дальше, — тоже не видел ничего важного: с полдюжины прохожих, один из которых мог быть Гамильтон, но наверняка он сказать не может. Мужчина важного вида в дорогом темном пальто и шелковом цилиндре с белым шарфом, среднего роста, с сединой на висках — да таких толпы на улицах, когда в палате заканчивается заседание!
— Конечно, к тому же может оказаться, что им нужен был совсем не Гамильтон, — тихо произнес Питт.
Драммонд поднял к нему изможденное лицо с запавшими глазами.
— Да, мне тоже приходила такая мысль. Господи, а если ему нужен был кто-то другой, с чего нам начинать? Ведь это мог быть любой!
Томас сел в стоявшее перед письменным столом кресло с жесткой спинкой.
— Если это произвольная атака на правительство, а Гамильтон оказался случайной жертвой, — сказал он, — тогда наверняка к убийству причастны анархисты или революционеры. Ведь у нас есть сведения о большинстве таких групп?
— Да. — Драммонд выудил пачку документов из ящика своего стола. — Наши люди уже присматривают за ними, пытаются выявить следы активности определенных членов. Одни хотят покончить с монархией и учредить республику, другие ратуют за полный хаос — вот их легко выследить. Обычно такие деятели вещают в пабах и на углах улиц. Некоторые находятся под влиянием внешних сил — мы их тоже отслеживаем. — Он опять вздохнул. — Так что вы нашли, Питт? Есть что-нибудь личное?
— Пока нет. Складывается впечатление, что Гамильтон был ничем не примечательным человеком, успешным коммерсантом, и я не могу найти ничего, что могло бы вызвать чью-то ненависть и тем более подвигнуть кого-то на убийство. Его партнер Вердан — воспитанный, умеренный человек, который занимается недвижимостью в окраинных районах, скорее ради того, чтобы чем-то занять себя, чем ради прибыли.
На лице Драммонда отразилось сомнение.
— Я получил бухгалтерские книги, — поспешил добавить Томас. — Там ничего нет, кроме обычных сделок с недвижимостью в респектабельных жилых районах. Если они все же занимаются трущобами, тогда у них наверняка есть другой комплект гроссбухов.
— Какова вероятность? — спросил Драммонд.
— По моему мнению, ничтожная.
— Что ж, поручите кому-нибудь последить за Верданом и посмотрите, такой ли он, каким кажется. Выясните, не играет ли он, не содержит ли женщин.
Питт растянул губы в суровой улыбке.
— Обязательно, сэр, но я готов держать пари на что угодно, что он всем этим не занимается.
Драммонд изогнул брови.
— И на свою работу? Вы и на нее готовы держать пари? И на мою, если мы не раскроем это дело?
— Не думаю, сэр, что нам придется это делать в связи с Чарльзом Верданом.
— Что насчет политического мотива? Что сказал министр?
Томас вкратце пересказал то, что узнал от начальника Гамильтона, и Драммонд сник.
— Случайная жертва? — уныло пробормотал он. — Убили по ошибке, вместо кого-то более важного? Господи, надеюсь, это не так, в противном случае убийца может предпринять еще одну попытку!
— Возвращаясь к анархистам, — сказал Питт, вставая. — Я, наверное, пойду и попробую что-нибудь выяснить, когда депутаты будут уходить из палаты общин: кто последний говорил с Гамильтоном, в какое время, видели ли они, чтобы кто-то подходил к нему.
Драммонд достал из жилетного кармана золотые часы.
— Может получиться, что вам придется долго ждать.
Питт простоял на продуваемом холодным ветром Вестминстерском мосту почти полтора часа, прежде чем увидел, как первые депутаты покидают палату общин и идут к реке. За это время он успел съесть два горячих пирога и пудинг с изюмом, понаблюдал за бессчетным количеством парочек, под ручку прогуливающихся по набережной, и за двумя пьянчужками, нестройными голосами распевавшими «Шампанское Чарли». Он так замерз, что у него онемели пальцы.
— Прошу прощения, сэр. — Он шагнул вперед.
Два депутата остановились, недовольные тем, что с ними заговорил незнакомый человек. Они скользнули взглядами по оттопыренным карманам инспектора и по поношенному шерстяному шарфу и пошли дальше.
— Полиция с Боу-стрит, сэр, — резко произнес Питт. — Расследуется убийство сэра Локвуда Гамильтона.
Оба были шокированы; им против воли напомнили о том, о чем они не хотели вспоминать.
— Чудовищное преступление! — сказал один.
— Чудовищное! — поддакнул другой.
— Вы видели его вчера вечером, сэр?
— Ах, да-да, видел. А вы, Арбатнот? — Более высокий повернулся к своему товарищу. — Не знаю, в котором часу это было. Когда мы разошлись.
— Кажется, палата закончила работу в двадцать минут двенадцатого, — подсказал Питт.
