Я был почти уверен, что эта пташка — мелкий торговец марафетом. А если так или если он на крючке у полиции в связи с какими-то другими грешками, то наверняка ради спасения собственной шкуры заложит Эшкрафта. Особенно если сам Эшкрафт с уголовным кодексом не в конфликте.
Он раздумывал, глядя в пол, а я продолжал:
— На твоем месте, дорогуша, я был бы куда более любезен Я послушался бы умного совета, и все бы выложил начистоту Ты…
Внезапно он метнулся в сторону и сунул руку за спину Я что было силы пнул его ногой.
Стул подо мной качнулся — в противном случае этот тип не собрал бы косточек. Удар, нацеленный в челюсть, пришелся в грудь. Наркоша кувырнулся через голову, и кресло-качалка грохнулось на него. Я отшвырнул его в сторону и отобрал у моей не в меру резвой пташки опасную игрушку — дрянную никелированную хлопушку калибра 8,1 миллиметра. Затем вернулся на свое место за столом.
Душевного огня у торгаша хватило только на одну вспышку. Он поднялся, шмыгнул носом.
— Я расскажу тебе все… Я не хочу иметь неприятностей… Этот Эшкрафт говорит, что водит жену за нос, и ничего больше. Дает мне двести долларов в месяц за то, что я получаю письмо и пересылаю его в Тихуану. Я познакомился с Эшкрафтом здесь, когда он уезжал на юг. Это было шесть месяцев назад. У него там баба… Я обещал… Я не знал, что это за деньги… Он говорил, что получает от жены алименты… Но я не думал, что это может иметь такие последствия.
— Что за тип этот Эшкрафт? Как перебивается?
— Не знаю. Вид у него — что надо. Англичанин, а называть себя велел Эдом Бохеноном. А так… Знаешь, в таком городе, как этот, кого только не встретишь. Я не имею понятия, чем он занимается.
Это было все, что я сумел из него вытянуть. Он не мог или не хотел сказать мне, ни где жил Эшкрафт в Сан-Франциско, ни кто его приятели.
Райен страшно обиделся, когда узнал, что я таки намерен упрятать его за бродяжничество.
— Ты же обещал отпустить, если все расскажу, — канючил он.
— Не обещал. Но если бы даже обещал… Когда кто-то поднимает на меня ствол, все договора с ним автоматически аннулируются. Иди.
Я не мог отпустить его, пока не найду Эшкрафта. Прежде чем я добрался бы до второго перекрестка, этот ханурик уже отбил бы телеграмму, и моя дичь тут же забилась бы в самую глубокую нору.
Чутье не изменило мне, не зря я прищурил Райена. Когда у него взяли отпечатки пальцев во Дворце правосудия, оказалось, что это некий Фред Руни по кличке Торопыга, контрабандист и торговец наркотиками, который сбежал из федеральной тюрьмы в Ливенуорте, не досидев восемь лет из десяти положенных.
— Можешь упрятать его на пару дней? — спросил я шефа городской тюрьмы. — Есть у меня работенка, которая пойдет куда легче, если этот хмырь какое-то время поскучает в одиночестве.
— Чего проще, — ответил он. — Парни из федералки заберут его не раньше чем через два-три дня. Так что твой Руни и словом ни с кем не перебросится.
Из тюрьмы я отправился в контору Вэнса Ричмонда и сообщил ему новости:
— Эшкрафт получает почту в Тихуане. Он живет под фамилией Бохенон, вроде бы у него есть там пассия. Только что я отправил в тюрьму одного из его приятелей… беглого зека, который пересылал ему почту.
Адвокат поднял трубку и набрал номер.
— Это миссис Эшкрафт? Говорит Ричмонд. Нет, мы пока не нашли его, но, кажется, знаем, где искать… Да… Через пятнадцать минут… — Он положил трубку и поднялся.
— Поедем к миссис Эшкрафт.
Спустя четверть часа мы выбрались из машины Ричмонда на Джексон-стрит. Миссис Эшкрафт жила в трехэтажном особняке из белого камня; дом отделяли от улицы отлично ухоженный газон и железная ограда.
Миссис Эшкрафт приняла нас в зале на втором этаже. Это была высокая женщина лет тридцати, стройная, красивая. На ней было серое платье. Ясноликая — вот лучшая характеристика, которой вполне отвечали и голубизна глаз, и розовато-белая кожа, и волосы с каштановым оттенком.
Ричмонд представил меня, после чего я сказал то, что успел узнать, умолчав, разумеется, о девице в Тихуане. Не стал говорить и о том, что наш беглец, видимо, связался с уголовниками.
— Мистер Эшкрафт находится в Тихуане. Из Сан-Франциско он уехал шесть месяцев назад. Его приятель пересылает ему почту на адрес местной кофейни на имя Эда Бохенона.
Ее глаза радостно блеснули, но она не дала воли чувствам. Эта женщина умела владеть собой.
— Мне поехать туда? Или поедете вы? Ричмонд отрицательно покачал головой:
— Ни то ни другое. Уверен, миссис Эшкрафт, что вы не должны этого делать, я же не могу… по крайней мере, сейчас. — Он повернулся ко мне: — Поехать в Тихуану надо вам. Вы наверняка уладите это дело лучше меня. Вы лучше знаете, где как поступать. Миссис Эшкрафт не желает навязываться мужу, но не хочет и упускать возможности хоть как-то ему помочь.
Миссис Эшкрафт протянула мне свою узкую сильную руку:
— Вы сделаете то, что сочтете наиболее уместным. — Ее слова отчасти были вопросом, отчасти выражением доверия.
— Можете быть уверены. Мне нравилась эта женщина.
Тихуана не слишком изменилась за два года, что прошли с тех пор, как я побывал здесь в последний раз. Я увидел те же двести ярдов пыльной, грязной улицы, тянувшейся между двумя непрерывными рядами кабаков, те же переулки с притонами, которые не уместились на главной улице.
Автобус, прибывший из Сан-Диего, изрыгнул меня посреди городка во второй половине дня, когда дела здесь только начинают раскручиваться. Это означает, что среди собак и праздных мексиканцев по улице шатались всего несколько пьяниц, хотя толпы желающих увеличить их число уже перекатывались из кабака в кабак.
За первым перекрестком я увидел большую позолоченную подкову. Прошел квартал, отделяющий меня от нее, и вошел в заведение. Это была типичная местная таверна. По левую сторону от входа тянулся, занимая половину стены, бар с несколькими автоматами в конце. Справа располагались площадка для танцев и помост с мерзким оркестром, который как раз собирался начать игру. За помостом находился ряд небольших кабин, в каждой из которых стояли стол и две скамейки.
В такую раннюю пору в заведении торчало всего несколько клиентов.. Я позвал бармена. Им оказался грузный ирландец с красной физиономией и двумя рыжими прядями, прилипшими к низкому лбу.
— Хочу повидаться с Эдом Бохеноном, — сказал я как можно более доверительно.
Он изобразил на лице полное непонимание*
— Не знаю я никакого Бохенона.
Я вытащил листок бумаги, нацарапал карандашом: «Торопыга загремел» — и сунул записку бармену
— Можете передать это человеку, который придет сюда и скажет, что его зовут Эдом Бохеноном?
— Почему бы и нет?
— Ладно, — сказал я, — посижу здесь еще малость.
Я пересек зал и сел на скамейку в одной из кабин. Худенькая длинноногая девочка, сотворившая с волосами нечто такое, от чего они превратились в подобие пылающего костра, тут же оказалась рядом.
— Выпить поставишь? — спросила она.
Зверская мина на ее лице, видимо, означала улыбку. Как бы там ни было, она принесла успех. Боясь, что увижу ее еще раз, я уступил.
— Да, — сказал я и велел официанту, который уже был тут как тут, принести виски для девушки и бутылку пива для меня.
Девушка с пурпурными волосами уже успела разделаться с виски и только открыла рот, чтобы повторить свою просьбу — девицы такого сорта в Тихуане зря времени не теряют, — когда я услышал за спиной чей-то голос:
— Кора, тебя вызывает Франк.
Кора скривилась, глядя куда-то поверх моего плеча, снова одарила меня той же жуткой гримасой и сказала:
— О'кей, Лала. Ты не позаботишься о моем приятеле? — И ушла.
Лала скользнула на место подруги рядом со мной.
Это была несколько полноватая девушка лет восемнадцати — во всяком случае ни на день старше, совсем почти ребенок. У нее были короткие вьющиеся каштановые волосы, обрамлявшие круглое мальчишечье личико, которое украшали дерзкие, веселые глаза. Я предложил ей выпить и взял еще одну бутылку пива.
— О чем ты думаешь? — спросил я.
— О выпивке! — Она улыбнулась. Улыбка у нее была мальчишеской, как и прямой взгляд карих глаз. — О целой бочке выпивки.
— А еще о чем?
Я догадывался, что смена девушек за моим столом не была случайной.
— Похоже, ты ищешь моего приятеля, — сказала Лала.
— Может быть. И кто же они, эти твои приятели?
— Ну, например, Эд Бохенон. Ты знаешь Эда?
— Нет… пока нет.
— Но ты ведь его ищешь?
— Ага.
— А в чем дело? Я могла бы дать ему знать.
— Обойдемся, — сказал я. — Этот Эд — тебе не кажется? — слишком недоступен. Речь идет о его шкуре, а не о моей. Поставлю тебе еще стаканчик и слиняю.
Она вскочила с места.
— Подожди. Может, я его поймаю. Как тебя зовут?
