Обрадовавшись, что он сам предложил мне помощь в Абхазии и мне не пришлось его об этом просить, я сказала:
— Мне надо посмотреть комнату в общежитии, где живут Сандра с матерью.
— Смотрели уже! — нехотя буркнул он. — Да ничего не нашли!
— Значит, нужно посмотреть еще раз! — настаивала я.
— Что найти-то думаешь? — поинтересовался он.
— Пока сама не знаю, — пожала плечами я. — Сориентируюсь на месте. Ну, не может быть такого, чтобы ничего там не было! — воскликнула я. — Просто нужно уметь смотреть и видеть!
— Так это одно и то же! — удивился он.
— Нет! — возразила я. — Можно смотреть, но ничего не увидеть!
Подумав, он согласился:
— Тебе виднее! Когда пойдешь?
— Чем скорее, тем лучше, — ответила я.
— Да в любое время — Манана же из больницы не вылазит! — буркнул он.
— Сандре стало хуже? — насторожилась я.
— Скажем так, ей не стало лучше, что должно было произойти, — уклончиво ответил он и, сорвавшись, заорал: — Я хирургам этим сказал, что руки им пообломаю под самый корень, если она умрет! Ванька ведь уже дома даже и не появляется! В коридоре там в кресле спит! Я тут звонил ему, так он сказал, что, если с ней что-нибудь случится, то он жить не будет! Я могу такое допустить?!
— Ну, это только слова, — попыталась успокоить я его, на что он огрызнулся:
— Предлагаешь мне единственным ребенком рискнуть? А своим бы ты рискнула? — В ответ я отвела глаза, а он, сказав: — Ну то-то же! — опять нажал кнопку селектора и приказал: — Миха! Дуй ко мне! Срочно! — А мне объяснил: — Начальник моей охраны, он тебе все устроит.
Тут появилась секретарша с подносом и, ставя передо мной кофе, доложила начальнику:
— Самшиев уже бежит!
В дверях она чуть не столкнулась с невысоким кряжистым мужчиной, на котором строгий костюм и белая рубашка, правда без галстука, смотрелись, как на корове седло. Он пропустил секретаршу, плотно закрыл обе двери и вошел в кабинет.
— Миха! Это Татьяна Александровна Иванова, частный детектив, — представил меня Андреев. — Ей нужно посмотреть сам знаешь какую комнату. Организуй! — Тот в ответ кивнул. — И еще! Немедленно поставь возле палаты Сандры в больнице пару ребят посмышленее! И вообще организуй там круглосуточную охрану. Всех мало-мальски подозрительных задерживать без раздумий! А вот если появится мужик в возрасте со шрамом на левой брови, свернутым направо носом, злыми темными глазами и татуировками на руках, то не церемонься, — выразительно сказал Андреев и посмотрел в глаза своему начальнику охраны.
— Понял, Сема! — отозвался мужик неожиданно звучным, певучим голосом.
— Э! Подождите! — торопливо воскликнула я, правильно поняв этот обмен взглядами. — Мне его сначала допросить надо!
— Значит, допросишь! — кивнул Андреев. — У меня складов много, найду, где подержать! — и велел мужчине: — Иди!
— Я вас в приемной подожду! — пообещал тот мне и вышел.
Я наконец-то добралась до кофе, который оказался очень вкусным. Увидев удивление на моем лице, Семен Иванович усмехнулся и сказал:
— А я тебе что говорил? У меня здесь разные люди бывают, так что научилась Маня этим премудростям. — И прямо спросил: — Поиздержалась?
— Есть немного, — ответила я, хотя деньги у меня еще были, но ведь неизвестно, как дела в Сухуми пойдут.
Андреев подкатился в кресле к сейфу, покопался там и потом броском по столу двинул ко мне конверт.
— Не экономь! — назидательно сказал он. — Видишь, что надо человеку заплатить за информацию, плати, сколько запросит! Один у меня сын! Один! — повторил он. — Другого нет и не будет! — с горечью сказал он. — Эх, если б Клавдя еще родить могла! Разве ж мы об одном ребенке мечтали? А нам сказали, что не будет больше! Э-хе-хех! — по-стариковски вздохнул он.
Тут раздался осторожный стук в дверь, потом она приоткрылась, и в щели появилась смуглая физиономия.
— Вызывали, дорогой Семен Иванович?
— Заходи, Никола! — разрешил Андреев, и в кабинете появился невысокий сухощавый мужчина с копной густых, частично уже седых волос, одетый из-за жары в светлые брюки из легкой плащовки и рубашку с короткими рукавами. — Вот эта женщина, — Семен Иванович кивнул на меня, — Татьяна Александровна Иванова. Она по моим делам в Сухуми поедет, так ты сообщи как-нибудь своим, чтобы…
— Я все понял, дорогой Семен Иванович! — перебив его, воскликнул Николай. — Мы для вас все сделаем! Мы же здесь благодаря вам, как у Христа за пазухой, живем! Ни в чем обиды не видим, дай вам бог здоровья! — А потом, повернувшись ко мне, пообещал: — Мы дорогую Татьяну Александровну в Адлере в аэропорту встретим, в лучшем доме поселим, куда надо отвезем и привезем, и во всем поможем. А уж кормить будем!.. — Он восторженно повертел головой и от избытка чувств даже поцеловал сложенные щепотью пальцы.
— Лучше бы в гостинице, — с сомнением сказала я и объяснила: — Мне же с людьми встречаться надо будет.
— Какая гостиница, дорогая? — воскликнул он. — В доме моего отца будете жить! Дом большой! Сад большой! Встречайтесь с людьми, сколько нужно! А в гостинице, не дай бог, обидит кто!
Вообще-то я могла бы ему сказать, что обидеть меня дело проблематичное, потому что свой черный пояс по карате я не в подарок на Новый год получила, но промолчала — абхазец так хотел быть полезным Андрееву, что чуть не приплясывал на месте.
— Когда поедешь? — спросил меня Семен Иванович.
— Если сегодня все получится, то завтра — чего тянуть-то? — ответила я.
— Получится! — уверенно заявил Андреев и в селектор сказал: — Маня! Забронируй для Татьяны одно место в бизнес-классе до Адлера на завтра! Если мест нет, то позвони от моего имени начальнику аэропорта! Словом, хоть ужом извернись, но она завтра должна улететь! — А потом покивал мне: — Сделает!
— Вас, дорогая, в аэропорту мой племянник встречать будет, — заверил меня Николай. — Сергеем зовут! Вы, как прилетите, сразу к справочному бюро идите, а он уже там будет!
Рассыпаясь в благодарностях Андрееву за их безоблачную жизнь в Тарасове и обещаниях сделать для меня, а значит, и для него, все возможное, Самшиев наконец ушел.
— Ну, Татьяна, с богом! — серьезно глядя на меня, сказал Андреев. — Как что узнаешь, тут же звони! — и попросил: — Ты уж, Татьяна, там постарайся! Доведи это дело до ума! А я сегодня по дороге домой в церковь заеду и свечку за твой успех поставлю!
— Сделаю все, что в моих силах! — пообещала я и вышла.
В приемной меня ждал Миха, который, поднявшись при виде меня из кресла, представился:
— Михаил Петрович Сазонов! Как я понял, поступаю в ваше полное распоряжение! — сказал он.
— Ну, это только на время, — успокоила я его.
— У меня все готово, — продолжил он. — Можно ехать хоть сейчас. Днем там все на работе, так что нам никто не помешает.
— Значит, сейчас и отправимся, — согласилась я, и мы вышли из приемной.
По пути к выходу я уточнила:
— Только сначала в аптеку заедем.
— Зачем? — удивился он.
— За медицинскими бахилами и перчатками, — объяснила я. — Мало ли как карта ляжет, а мне свои следы и отпечатки там оставлять не хотелось бы.
Мы с ним вышли на улицу, где он сел в джип, а я в свою «девятку», и отправились в общежитие, по дороге купив то, что мне было нужно. Первым в общежитие вошел здоровущий парень, который сразу же направился к окошечку вахтера. Он наклонился к нему, заодно закрыв тому весь обзор, и негромко завел неторопливую беседу, а мы: я, Сазонов и еще какой-то парень, тем временем стали подниматься по лестнице.
— Здесь! — Сазонов остановился возле двери комнаты Нинуа и сказал парню: — Давай!
Тот немного повозился с замком и распахнул дверь, после чего, шутливо поклонившись, пригласил меня:
— Прошу! А мы на стреме постоим! — за что тут же получил от Сазонова подзатыльник, что его нимало не смутило.
— Сын-лоботряс! — хмуро объяснил мне Михаил Петрович и вздохнул: — И в кого он только такой уродился? Остальные дети — люди как люди, а он?..
Оставив их выяснять свои семейные отношения, я надела перчатки и бахилы и вошла в комнату, где внимательно огляделась и вздохнула, да и было от чего! Обстановку комнаты составляла старая и шаткая казенная мебель: две железные кровати с давно выцветшими покрывалами, тумбочка, на которой стояла накрытая чистым полотенцем посуда, обшарпанные шифоньер и обеденный стол, который, судя по стопке книг на нем, служил Сандре и для занятий, два стула, настенная вешалка около двери с занавешенной простыней зимней одеждой и все! Видно было, что люди готовы быстро собрать сумки и уехать в любую минуту — где уж тут вещами обрастать!
Увидев на всем этом довольно внушительный слой пыли (Манане Георгиевне было, естественно, не до уборок), я поморщилась — ну и как тут прикажете следов не оставлять? Но делать было нечего, и я принялась за обыск! Методично и максимально осторожно я начала осматривать все самым тщательным образом: прощупала зимнюю одежду, проверила сапоги и, ничего не обнаружив, перешла к шифоньеру… и опять ничего! Я пошарила в тумбочке, пролистала все лежавшие на столе книги и вздохнула — радоваться было нечему! Оставалось последнее — две стоящие на шифоньере большие сумки. С некоторой опаской я встала на стул и достала их оттуда, заодно обдав себя пылью и посмотрев на самом шифоньере, но ничего там не нашла. Поставив сумки на пол, я нагнулась и открыла их: в одну была вложена еще одна сумка и все, а во второй я обнаружила в полиэтиленовом пакете старую куклу в давно выцветшем платье, а под пакетом — альбом с фотографиями. Я достала его и начала просматривать — обыкновенный семейный альбом. Фотографии были переложены различными бумагами, среди которых я обнаружила уже пожелтевшую вырезку из «Комсомольской правды», диплом победителя химической олимпиады, почетные грамоты… Но чем дальше я его смотрела, тем больше меня охватывало чувство, что что-то тут не так, и я, дойдя до конца, вернулась к началу. И тут меня осенило! Фотографии начинались с возраста Сандры примерно лет в шесть, а вот младенческих не было ни одной! Ни в коляске, ни с голой попой на кровати, ни на руках у Мананы Георгиевны, ни на каком-нибудь детском празднике! Ничего! «Да-а-а! — подумала я. — Здесь есть над чем поломать голову!» Я взяла одну из первых фотографий Сандры (благо их было несколько) и положила к себе в сумку — может, в Сухуми пригодится! Поставив сумки обратно, я подошла к двери и оглядела комнату — следов моего пребывания вроде бы видно не было, и я вышла в коридор.
