и худощав. Его светлые с рыжинкой волосы убраны за уши и, спускаясь до основания шеи, закручиваются на концах. Бледное лицо обрамляет аккуратная рыжая бородка. На нем синие джинсы, серая рубашка «Хенли» [7], стеганая камуфляжная жилетка и черные перчатки. Он пристально смотрит на меня, дольше необходимого. Я смотрю в ответ. А что еще делать?
– Фостер, – произносит Дана.
– Дана, – он кивает на меня, – как зовут твою подругу?
– Глория.
– Подойди, руки в стороны. – Мужчина наклоняется, заглядывает в шатер и зовет: – Амалия.
Мгновением позже появляется девушка с вьющимися черными волосами и смуглой кожей. Одета она так же, как Фостер: джинсы, рубашка «Хенли», камуфляжная жилетка, перчатки.
– Это еще что?
– Обыск, – отвечает Дана, – после него пропустят внутрь.
– Вы серьезно?
– Проверяют каждого. Меня – следом за тобой.
Я делаю шаг вперед и вытягиваю руки. Амалия едва заметно улыбается мне, после чего ощупывает мое тело: руки, ноги, спину бока. И на этом не останавливается. Они открывают и обшаривают мою сумку. Фостер достает из бокового кармана мобильный.
– Это вряд ли, – протягиваю я за ним руку.
– С ним ничего не случится.
– Отдай телефон.
– Я не могу пропустить тебя с ним на проповедь.
– Что это такое? – поворачиваюсь я к Дане.
– На проповедь запрещено проносить любое электронное устройство, которым можно записать аудио или видео, – четко и отрывисто объясняет Фостер. – Эта информация есть на веб-сайте.
– И чего так? Лев не придерживается своих слов?
– Разумеется, придерживается. И если бы он был уверен в том, что его слова не извратят, чтобы дискредитировать нас, он позволял бы делать записи. Сейчас мы предпочитаем предотвращать распространение потенциальной дезинформации.
– Где вы храните технику?
– В доме.
Выдохнув сквозь сжатые зубы, говорю Фостеру, что хочу отключить свой мобильный. Они ждут, пока я это сделаю, после чего Фостер кладет мой «Самсунг» в контейнер с собранными у других людей телефонами. Настает черед обыска Даны. Он проходит точно так же, как мой. Наблюдая за ним, понимаю: это трюк. Так посторонние не узнают, кто из присутствующих на проповеди – член Проекта, а кто – нет. Дане не приходится отдавать мобильный.
После нашего досмотра Фостер отходит в сторону со словами:
– Добро пожаловать, Глория.
Внутри так душно, что сразу накатывает дурнота. По обеим сторонам шатра стоят ряды скамеек, но для всех собравшихся снаружи вряд ли хватит места. В задней части палатки, вернее, в передней, есть прозрачное пластиковое окно, через которое льется серый свет. Я ожидаю увидеть трибуну, однако таковой нет. Дана держится рядом со мной.
– Не помню, чтобы меня в церкви обыскивали.
– Мы знаем из истории, что обычно случается с такими, как Лев.
Я еле сдерживаю смех.
– Кто-то хочет убить Льва Уоррена?
– Обернись. Посмотри, сколько тут народу. Нынешняя администрация и ее сторонники видят угрозу национальной безопасности в тех принципах, которые исповедует «Единство». И они знают, что Лев предвидел их приход к власти.
Я бросаю взгляд на Фостера. Тот обыскивает мужчину среднего возраста, пока остальное семейство из четырех человек ждет своей очереди. У меня возникает неприятное чувство.
– Фостер с Амалией вооружены?
– Давай сядем там. – Дана указывает на скамейку в пятом ряду.
До проповеди осталось десять минут, но шатер заполняется неспешно, с постоянными остановками: осматривают каждого вошедшего. Я продолжаю искать сестру, но по-прежнему не нахожу.
Чем больше людей занимают места, тем сильнее ощущается в воздухе скопившаяся энергия. Шатер заполняется, и отрывистые возбужденные голоса становятся до крайности напряженными и ведут к крещендо, которое, боюсь, в какой-то момент разорвет нас на части. А потом, за секунду до взрыва, вдруг наступает тишина. В задней части шатра что-то происходит. У меня потеют ладони. Лев Уоррен, возможно, неразрывно связан со мной и является клеймом на моей жизни, но я никогда не находилась в одном месте с ним. Я резко разворачиваюсь.
Это не он.
Пока нет.
У входа в шатер стоит белая женщина, высокая и изящная, с длинными кудрявыми рыжими волосами. Это Кейси Байерс – представитель «Единства», наследница «НуКолы». По слухам, до членских взносов проект финансово поддерживал ее трастовый фонд. Она одета в белое платье, облегающее изгибы ее тела. На ее лице – нежная улыбка.
Кажущаяся мне оскалом.
Когда Кейси идет по проходу, я сутулюсь, стараясь сделаться незаметной.
Выйдя вперед, она обводит собравшихся теплым взглядом.
– Добро пожаловать. – Ее тихий голос требует абсолютной тишины. – Меня зовут Кейси Байерс. Я состою в Проекте «Единство» с первых дней его существования. Тогда нас было всего несколько человек. Кучка детей, по правде говоря. Мы собирались в сарае, который вы видели на холме, и говорили об откровении Льва. О Божественном откровении. В те дни я представляла вас всех рядом с собой, и теперь… вы здесь. – Она делает паузу. – На этой проповеди оказывается определенный тип людей. Возможно, вам больно, вы злитесь, смятены или одиноки. Вы жаждете быть увиденными. Хочу, чтобы вы знали: я вижу вас. Я вижу вас, потому что когда-то была вами.
Кейси умолкает, пережидая одобрительные – и слегка затянувшиеся – аплодисменты.
– До «Единства» я не видела в жизни смысла. У меня было все, я ни в чем не нуждалась, но чувствовала себя неполноценной. Я была пуста и желала заполнить эту пустоту, и погрязла в грехах и пороках. Надеялась… – ее голос дрогнул, – надеялась умереть до того, как кто-нибудь поймет, насколько я ничтожна. Но потом меня увидел Лев Уоррен.
Кейси закрывает глаза.
– И я осознала, как изголодалась моя душа и как отчаянно ей хочется верить во что-то большее, чем я сама, и чтобы… верили ей. Невозможно описать то, что вы испытаете. Этого не передать никакими словами. Лев Уоррен показал мне меня глазами Бога, и я перестала бояться, перестала терзаться и перестала чувствовать себя одинокой. Я прошла по пути теории Уоррена и искупила свои грехи. Жизнь наполнилась смыслом. Я живу надеждой. И чувствую себя цельной. Сейчас Проект «Единство» дарит вам ту же возможность. Вера без добрых дел мертва. Наша вера сильна и жива.
Она открывает глаза, и ее взгляд устремляется за наши спины:
– Позвольте ему показать вам.
В шатре воцаряется явственно ощутимое тихое благоговение, а потом кто-то начинает подвывать, и этот жалобный звук перекрывает все остальные. Затем начинается хаос: присутствующие кидаются ко Льву, желая узреть происходящее своими глазами поближе. Я даже мельком не успеваю увидеть Уоррена – так быстро его окружают верующие. Уследить за его продвижением вперед можно лишь по колыханию толпы. Как только Лев приближается настолько, чтобы я наконец смогла его различить, меня хватают за руку и насильно сдергивают с места. Я машинально тянусь к Дане, но она стоит спиной ко мне. Зову ее, но она не слышит. Приверженцам Льва нет никакого дела до девчонки, пытающейся освободиться из болезненного захвата. Мелькает мысль, что если бы я погибла – прямо здесь, прямо сейчас, никто бы этого не заметил.
Меня схватил