испугалась, что уронила свечу. Закрыв лицо руками, она плакала и дрожала, пока брат гасил пламя. Обжигаясь и фыркая от боли, а еще — чертыхаясь. Им в тот вечер здорово досталось от отца. Но Патрик взял всю вину на себя. Он виноват, его и наказывайте.
…Тут Анна опомнилась и, с силой, дернула серебряный колокольчик. Дверь приоткрылась, изнутри выглянула голова старой дамы, и два круглых, немигающих, глаза уставились на девушку.
— Добрый вечер. Я заблудилась. Можно ли войти?
Ее впустили и провели в гостиную, где и состоялся весьма непростой разговор с хозяйкой домика, миссис Тирренс. Анна представилась учительницей в отпуске — Энни Макроув и предъявила бдительной старушке паспорт… своей горничной. Для большего сходства, перед поездкой Анна покрасила волосы, из рыжей став брюнеткой. Брови и ресницы у нее были от природы темные, кожа без веснушек, поэтому преображение вышло удачно. Шалость удалась!
— Как-то вы не очень, деточка, здесь похожи, — пробормотала старуха, внимательно и даже придирчиво разглядывая паспорт.
— Ах, миссис Тирренс! Подобные фотографии — особый вид надругательства над человеческой личностью. Так снимут — и мать родная не узнает! — засмеялась девушка.
Миссис Тирренс оторвалась от изучения документа и, в упор, уставилась на гостью.
— Не знаю, как ваша достойнейшая родительница, но я бы точно не узнала. Как это вас угораздило, деточка, выбрать такого бездарного фотографа, а?
— Ах, даже не помню… наверное, болела, — покаянным голосом ответила девушка.
— Ладно, не будем о грустном. Давайте о приятном, — сладко улыбнулась старуха. — Как же вам повезло, деточка! Ну, просто сказочно! — всплеснула пухлыми ручками миссис Тирренс. — В нашу глухомань не каждое такси поедет, а на ночь глядя — так и тем более.
— Я пешком дошла, — нарочито весело сказала девушка.
— Что, неужели от самого вокзала? — поразилась миссис Тирренс. В ее круглых, «совиных», глазах появилось выражение: «Не верю! Не верю и все — хоть ты тресни, деточка! Врешь ты все, малюточка!»
«Деточка» и «малюточка» лишь усмехнулась в ответ и пожала плечами. Ах, мол, какие пустяки!
Старуха моргнула.
— Боже мой… У вас, наверное, денег не хватило. Понимаю вас, деточка, очень хорошо понимаю: деньги такая субстанция, почти эфемерная. Вечно куда-то испаряется — то туда, то сюда, хе-хе.
— Просто меня обокрали, — легко произнесла девушка. — В привокзальном кафе. И так ловко. А ведь я целый год на эту поездку деньги собирала, отказывала себе в мелких удовольствиях…
Она вздохнула. Да уж, проделано все было просто виртуознейше. Хорошо, что часть денег она (тоже по совету горничной) спрятала под одежду. Воришкам досталось совсем немного, по ее меркам. Кошелек, подарок жениха — вот его-то было очень жалко.
— Ах, какая беда, какая беда! — покачала головой миссис Тирренс. — Представляю, какое впечатление останется у вас о нашем дивном, восхитительном городе, деточка моя! Ах-ах!
Анна потупилась.
— Уезжать я не собираюсь, если вы об этом. Пару лет назад, все учителя нашей гимназии побывали здесь на экскурсии, все тут посмотрели. Особенно сильно восхищались вашим знаменитым собором святой Клары и более новым, более строгим, святого Фомы. А я, как назло, болела… ох, уж эта инфлюэнца![i] Вот, решила наверстать упущенное. Учителю литературы было бы стыдно не увидеть национальное достояние.
— Ах, какая чудесная у вас профессия! И специализация — прелестная! Я-то всегда предпочитала химию и ботанику, деточка моя, — умильно сложила губы сердечком миссис Тирренс. — Впрочем, я и сейчас их люблю. Мы непременно поговорим об этом и о литературе, и о достопримечательностях потом… завтра, послезавтра… ах, да неважно! А сейчас — спать, спать, спать! Вы устали с дороги, деточка моя. Стрелиция! — рявкнула она. — Проводи девушку в гостевую!
…Анна стояла у распахнутого окна. Звезды в небе то выглядывали из-за лохматых облаков, то испуганно скрывались за ними. Будто прятались. Розы в саду благоухали так, что кружилась голова. Какое счастье, что я забрела сюда, думала девушка. Эти чудесные розы, сказочные дом и сад, приветливая хозяйка — чудаковатая, правда, но кто без греха? Еда превыше всех похвал, а комната — сделала бы честь лучшему из пансионов. Прислуга странная, зато вышколенная. И стоит все это сущие пустяки — 1.5 фунта в сутки. Ну, как тут не радоваться? Сказочная удача!
Анна вздохнула от счастья, широко зевнула и произнесла: «Патрик, я здесь. Я приехала, слышишь?! Мы скоро увидимся, знаю. Как же я без тебя скучала, братец мой любимый, друг мой единственный… теперь всем печалям конец». Улыбнулась, поцеловала прохладный ночной воздух — и захлопнула ставни.
Через десять минут — как пишут в романах — «сон заключил ее в свои объятья».
[i] Грипп
Анна распахнула ставни — и, буквально, онемела от восхищения. То, что она увидела, напомнило картинку в щедро иллюстрированной книге старинных сказок. Разумеется, весьма дорогостоящей.
Под могучими кронами деревьев изгибали ветки декоративные кустарники. Их, в свою очередь, змейками окольцовывали маргаритки, незабудки и махровая, бело-розовая гвоздика. Вдали, среди пышных, разросшихся кустов жасмина, белели очертания небольшой беседки. Ажурные, полувоздушные — они были наполовину скрыты зеленью и не видны отчетливо, а лишь угадывались.
У самой дальней стены, высокого каменного «забора», благоухали розы. Кипенно-белые или кремовые. И каждый цветок был, как безе или взбитые сливки. По всем саду разносился их сладостный аромат. «Это не сад», подумала Анна. «Это сон любителя волшебных сказок и лакомств. Причем, наисладчайших. От одного вида слюнки текут.»
Между всем этим живым, трепещущим и благоуханным, великолепием вились и петляли дорожки. Широкие, будто предназначенные для небольшой компании, и совсем узехонькие, в один шаг. Ни одной прямой среди них Анна не разглядела: волны, зигзаги, восьмерки, круги… словом, ни одна из множества рукотворных тропинок, пронизывающих сад, не была безыскусно прямой. Словно тот, кто их здесь проложил, не имел о прямоте и безыскусности ни малейшего представления. Прямые линии, говорите? А что это такое? Да ничего подобного и в природе-то нет! Возможно, поэтому все дорожки выглядели так, будто проложены безо всякой практической пользы. Исключительно для красоты. Разредить пышные заросли цветущих кустарников, скопления деревьев и многоярусные клумбы — возникающие там и сям, как украшения на дорогом праздничном торте.
Под утренним солнцем дорожки сверкали леденцовым блеском. Весело и так соблазнительно. Анна прищурилась, чтобы как следует разглядеть — и ахнула от изумления и восторга. Дорожки были выложены мозаикой и для обычной смальты блестели как-то подозрительно весело и ярко. Анна поняла — здесь не галька и цветное стекло, а полудрагоценные камни и горный хрусталь. Разумеется, умело отшлифованный.
Девушке захотелось рассмотреть ту, что проходила
