В полночь Дюшмэн ушел из кафе: оно уже закрывалось.
Проходя мимо серой двери, он взглянул на садовую стену: она была никак не больше двух метров в высоту. А возле двери красовалась гранитная тумба. На улице было пусто.
Подойдя к стене, Дюшмэн перебросил через нее пакет, в котором лежали лом, зубило и отвертка, затем, удостоверившись еще раз, что никто его не видит, вскочил на тумбу, ухватился за гребень стены, одним прыжком взобрался на нее и спрыгнул в сад.
Чуть погодя он вошел в комнату, где стояли перевязанные веревками, запертые на висячие замки дорожные сумки. Заметив на столе подсвечник, он зажег свечу.
— Прохвост явно собрался удрать! — прошептал он, разглядывая ящики, на многих из которых большими буквами было написано: «Соединенные Штаты, Буэнос-Айрес».
Времени терять было нельзя.
Молодой человек прошел в соседнюю комнату, и сразу же ему в глаза бросился секретер.
«Или я совсем дурак, — подумал он, — или нужные мне бумаги именно здесь…»
Секретер был заперт на ключ. Рауль воспользовался ломом — секретер оказалось открыть еще легче, чем входную дверь. Первым делом он увидел пачки денег и стопки золотых монет.
— Вот черт! Этот господин совсем неплохо устроился! — пробормотал Дюшмэн. — Деньгами его, должно быть, снабжает Поль Арман! Но я совсем не затем сюда пришел…
Он выдвинул один из ящиков. Внимание его привлек бумажник и две пачки каких-то бумаг. Рауль быстро просмотрел содержимое бумажника и сразу же наткнулся на векселя, на которых красовалась подделанная им подпись дядюшки.
— Ну вот! Наконец-то! — облегченно вздохнул он.
С ними вместе лежало и написанное Амандой признание. Он забрал и его. Внимание его привлекла еще одна бумага — с печатью какого-то швейцарского учреждения. Пробежав ее глазами, он издал торжествующий вопль: это был акт о смерти.
— Настоящий Поль Арман скончался в Женеве! — воскликнул он. — Ну, теперь мне будет чем порадовать своего покровителя.
Сунув документы в бумажник, он положил его в боковой карман. И тут же услышал стук копыт — кто-то подъехал и остановился возле дома Соливо. Рауль прислушался: снаружи четко доносились голоса. Вернувшись в другую комнату, молодой человек подошел к приоткрытой двери. Кто-то ключом пытался открыть дверцу в садовой стене.
— Заперто изнутри на задвижку, — тут же произнес чей-то голос.
— Ну что ж, тогда вам придется перелезть через стену! — приказал кто-то другой.
Рауля охватил ужас. Выскочив из дома, он бросился к замеченной им ранее кроличьей клетке чуть поодаль, возле садовой стены, и, вскочив на нее, мигом взобрался на стену. Потом быстро, без малейшего шума соскользнул вниз и исчез во тьме.
Полицейские усердно обыскивали жилище Овида.
— Здесь уже кто-то побывал, но не вор… И вот тому доказательство… — сказал вдруг начальник полиции, указывая следователю на взломанный секретер с выдвинутыми ящиками; золото и деньги не заметить было просто невозможно.
— И что же он здесь искал? — спросил следователь.
— Этот прохвост Соливо, судя по всему, держал здесь какие-то документы; их, наверное, и забрали…
— Значит, этот человек провел нас за нос: в «Привале булочников» у него был сообщник; увидев, что Соливо арестован, он явился сюда и забрал все, что могло их скомпрометировать…
— Должно быть, это Поль Арман… наверняка он… Лом и инструменты, которыми здесь орудовали, совсем новенькие; их явно специально для этого и купили. Когда мы пришли, тот человек был здесь и успел улизнуть.
Затем они вновь принялись за обыск. Тщательно осмотрели всю мебель, вскрыли сундуки и перерыли их содержимое. К трем часам ночи все было закончено, и представители закона подписали протокол обыска.
Глава 14Ночь Аманда провела просто ужасно. Рауль не вернулся. Что же произошло? В семь утра она оделась, решив поехать на улицу Асса, к Этьену Кастелю. Одеваясь, девушка то и дело выглядывала в окно. Внезапно показалась карета; она быстро подъехала к дому, остановилась, и из нее высунулся Рауль.
— Иди сюда скорее! — крикнул он Аманде.
Девушка поспешила к нему.
— Ты не пойдешь домой? — спросила она.
— Мне нужно ехать на улицу Асса, и как можно скорее… я достал бумаги.
— Наши?
— Да… и вдобавок нашел свидетельство о смерти Поля Армана… Овид Соливо домой так и не вернулся…
— Его арестовали, — сказала Аманда.
— Арестовали! — удивился Дюшмэн. — А ты откуда знаешь?
Примерщица госпожи Опостин коротко рассказала о том, что произошло накануне в «Привале булочников».
— Лучше и не придумаешь! — воскликнул Рауль. — А теперь тебе пора на работу. Я потом расскажу все, что произойдет дальше. Уверен, что господин Кастель будет очень доволен. Садись в карету. По пути на улицу Асса я отвезу тебя на Сент-Оноре.
Этьен Кастель тоже не спал этой ночью. Как и Аманда, он с тревогой ожидал Рауля.
В шесть утра он встал с постели и отправился в мастерскую, где принялся со все возраставшим нетерпением ходить из угла в угол. Художник размышлял о том, почему Дюшмэна до сих пор нет, и начал уже побаиваться, не попал ли тот в беду, столкнувшись нос к носу с Овидом Соливо.
«Неужели все рухнет именно сейчас, когда я чувствую, что вот-вот прольется наконец свет на альфорвилльскую тайну и всплывет вся правда о совсем недавних преступлениях? Неужели Рауль Дюшмэн попался и Овид убил его?» — думал художник.
Пребывая в мрачном состоянии духа, он рухнул на диван и погрузился в свои мысли, как вдруг дверь открылась, и на пороге появился лакей.
— Сударь, грузчики за картиной пришли…
— Пусть заходят!
Как только грузчики вошли, художник показал им ящик, в который была упакована предназначавшаяся Жоржу Дарье картина.
— Обращайтесь с ней поосторожнее, а картонную лошадку, что стоит рядом, не трогайте, я сам ею займусь.
— О! Мы свое дело знаем, господин Кастель… — ответил один из рабочих. — Вы же, наверное, не забыли, что мне невпервой ваши картины перевозить, и всегда все было как надо. Ну-ка, приятель, бери ящик за тот конец, а я возьмусь за этот.
Грузчики ухватили ящик за оба конца. Картина хоть и не была непомерно большой, но все же оказалась довольно тяжелой. То ли руки у одного из грузчиков соскользнули, то ли он оказался недостаточно ловок, но он выпустил из рук ящик как раз в тот момент, когда его товарищ уже поднимал его; картина, потеряв равновесие, грохнулась на пол, опрокинув и раздавив картонную лошадку.
— Медведи чертовы! Неужели нельзя было поосторожнее? — вскричал художник, вскочив из-за стола, где писал в этот момент записку своему бывшему воспитаннику.
— Мы-то тут при чем, господин Кастель? Она сама из рук выскользнула… — оправдывался грузчик, почесывая ухо. — Картина совсем не пострадала. Боюсь только, что лошадка теперь никуда не годится: она под картиной. К счастью, это не слишком дорогая вещь.
Рабочие вновь взялись за ящик, подняли его и — на сей раз вполне благополучно — вынесли вон. Картонная лошадка была раздавлена в лепешку. Живот у нее лопнул, из него вылезли пакля и какие-то смятые бумажки.
— Что я теперь скажу Жоржу? — прошептал Этьен, пнув ногой жалкие останки. — Он ведь хранил эту игрушку как милое его сердцу воспоминание!
Раздавленная лошадка скользнула по паркету, оставив за собой целый шлейф из пакли и бумажек; Этьен заметил их, но не стал ими интересоваться — нужно было дописать письмо Жоржу.
«Мой дорогой мальчик, сегодня тебе исполняется двадцать пять лет. Как видишь, я помню об этом и посылаю тебе обещанную картину. Кроме того, нам с тобой предстоит очень серьезный разговор. Буду у тебя в девять.
Твой бывший опекун
и по-прежнему твой друг
Этьен-Кастель».
Этьен встал из-за стола, взгляд его вновь упал на останки лошадки, валявшиеся среди вылезших из ее живота бумажек и пакли.
— Набита не хуже троянского коня! — пробормотал он, подбирая все с пола. — И кто же туда столько всего напихал?
С этими словами он принялся разглядывать выпавшие из нее внутренности. И вдруг, развернув какую-то измятую бумажку, замер, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Лицо его внезапно побледнело. Внимание его привлекла подпись: уж здесь он никак не ожидал увидеть это имя.
— Жак Гаро! — пробормотал он. — Это письмо Жака Гаро Жанне Фортье! Господи! Неужели… неужели…
И срывающимся от волнения голосом вслух прочел:
— «Дорогая, горячо любимая Жанна, вчера я заставил вас представить себе, что в будущем вы и ваши дети станете богаты и счастливы. Теперь же я могу твердо обещать вам и богатство и счастье в самом ближайшем будущем.
Завтра я стану богат — или, по меньшей мере, в моих руках окажется все необходимое для того, чтобы сколотить огромное состояние. Я стану владельцем изобретения, которое принесет огромные деньги, и почти двухсот тысяч франков для его внедрения.
