Серега отрицательно покачал головой.
- Не пойму... Сергей Иванович, тошноты нет?
- Немного.
И, как на заказ - сильнейший позыв. ВДВ, державшийся наготове, мгновенно перевернул его набок, наклонил голову вниз. Во рту стало горько, но рвоты не последовало.
Серега подошел к столу, пододвинул телефон, позвонил вниз, в гараж.
- Машину к центральному входу, - коротко приказал он. - Мой фургон.
- Серега, так что с ним? - все переживал Хромой. - У него приступ сердечный был...
- Да какой там приступ! Или передозировка, или... Короче, нельзя было ему валидол этот пить. Сейчас я его на всякий случай в реанимацию отвезу, там разберемся. Там и оборудование есть, и врачей побольше, чем здесь... Вытащим его.
- Не надо, - хрипло попросил Маронко. - Дай дома умереть...
- Все, Сергей Иванович, сейчас вы себе не хозяин, - твердо сказал Серега. - ВДВ, бери его и пошли вниз. Только осторожно, чтобы тряски не было.
- Серега, послушай, так нельзя... Я бы тоже не хотел умирать в больнице... Если он сам чувствует, что конец, может, не стоит мучить?
Хромой сошел с ума, не иначе. Потом эти его реплики обязательно всплывут в чьей-нибудь памяти. ВДВ нес Маронко по коридору бережно, как ребенка, а за спиной Серега очень ласково произнес:
- Хромой, я тебя прямо сейчас скальпелем зарежу. Хочешь знать, за что? За то, что мешаешь мне исполнять мои непосредственные обязанности. Не нравится? Тогда пошел вон. Сейчас хозяин здесь я. Потому что я врач, а ты никто.
Тот отступил назад. Внутри, опять на том же месте, появились первые покалывания - признаки будущих судорог. Но теперь к ним добавилась пульсация в кишечнике - метастазы "проснулись"...
- Серега, гляди, - позвал ВДВ.
Врачу хватило одного взгляда на посиневшие губы и закатившиеся глаза умирающего.
- Бегом! - заорал он. - Вниз, ко мне!
И сам помчался вперед, сообразив, что до больницы просто не довезет, что нужно спасать теми средствами, которые есть под рукой. Секунды тряски, сопряженные с нарастающей болью, скручивающей внутренности - и ледяной холод металлического стола под спиной, мертвый свет "юпитеров", ловкие руки Галины быстро срывают с него рубашку... Серега метался, как наскипидаренный, звенел стекляшками ампул, Галина споро выполняла свою часть работы. Сквозь туман пробилось ощущение, будто ему дрелью сверлят дырку под ключицей. С трудом приоткрыл глаза - точно, Серега подключичный катетер ставит.
Медленно, не так, как в прошлый раз, боль сползала. А вместо нее возникало новое чувство - легкость, будто он растворяется...
- Сергей Иванович, держитесь, - приговаривал Серега. - Только не уходите, цепляйтесь, сейчас должно подействовать... Сергей Иванович!!
Он уже ничего не видел. Серега схватил его за плечи, встряхнул, пытаясь привести в чувство, хлестко ударил по лицу - но кожа уже онемела, она отмирала первой. Потом пропал слух. Он видел, как шевелятся губы Сереги, как исказилось его лицо в крике... В глазах начало темнеть. Майский день превратился в сумерки, а затем - в непроглядную ночь. А тела больше не было. Май... Он любил этот месяц, но в его начале всегда чувствовал приступы тоски. Кто-то сказал, что он умрет в эти дни. Так и вышло, сегодня 7-ое мая. 7-ое мая 1996-го года. День его смерти...
...Они метались вокруг неподвижного тела, из которого ушла жизнь. Лекарства, техника, собственные силы - все пошло в ход. Но на мониторе ползла ровная линия - сердце не сокращалось, гоняя кровь по жилам. И никто не задумывался, что давно прошли все сроки, что смерть клиническая стала необратимой.
- Серега, - тихо сказала Галина. - Бесполезно. Он принимал наркотики, другие сильнодействующие препараты. У него сердце давно износилось. Все, хватит, не мучай себя и не издевайся над ним. Сорок пять минут прошло. Уже поздно.
С грохотом упал какой-то металлический предмет. Серега обеими руками вцепился в волосы, осел на пол, привалившись спиной к ножкам стола, и тихо завыл. Галина отвернулась к окну, плечи ее тряслись от рыданий. ВДВ стоял у двери, часто-часто моргая. Валера почувствовал, как в груди что-то задрожало, и в горле встал комок. Как? Неужели... Неужели все?! И ничего нельзя сделать?!
Ноги не слушались. Вата. Тесто. Вообще все тело стало страшно неуклюжим. И даже стыдно было, что он жив, а вот этот человек на столе его уже нет... Да нет, не может быть, он просто потерял сознание. Один раз такое уже было, Сашка рассказывал - летом сидели на веранде, а он вдруг взял и упал со стула... Тогда тоже все перепугались, но он быстро пришел в себя и потом смеялся над минутной слабостью. Не может быть, чтобы он умер... Что за чушь, не мог он... Так неожиданно, еще час назад было все в порядке, только осунулся здорово. А потом - несколько минут, и никто не успел его спасти. Нет, так не бывает, это сон, кошмарный сон... Вот только кому из них он снится? Потому что если всем, то никакой это не сон. Кошмар - но не сон...
* * *
Яркий майский день. Птички попискивают, на деревьях уж листочки разворачиваются... Завтра будет день рождения, но праздник отменен. И, если честно, то Саша отменил бы вообще все праздники на свете.
Все, отца больше нет. Почти десять лет он жил со знанием, что его не станет в любую минуту. Жил - и яростно надеялся, что это произойдет нескоро. Не мог даже представить себе, что делать, когда отца не будет. Да, последнее время отец часто напоминал о смерти, но Саша всегда пропускал его слова мимо ушей. Не верил. Не хотел верить. А потом - приехал, злой и взбудораженный, а все отводили глаза... Наверное, если бы небо обрушилось, ему и то было бы легче, чем в ту минуту.
Нет, так и не верилось. Помнил, как его выпустили из камеры. В маленьком холле у дежурки уже ждал Мишка - такой же грязный, злой и небритый. И Ювелир. Увидев Сашу, приложил палец к губам - мол, потом поговорим. Им отдали документы, выпроводили на улицу.
В машине Ювелир сказал такое, что у Саши волосы встали дыбом. Корсар предатель?! Отец, спасая детей от длительного тюремного заключения, отказался от руководства Организацией, передал бразды правления Хромому, Саше рекомендовал консервацию... Ювелир намеренно сказал это до того, как они приехали домой - чтобы все возмущение выплеснулось на него. У отца, сказал он, последние дни было очень плохо с сердцем. И лучше, если Саша уговорит его взять Анну и на пару недель уехать в какой-нибудь санаторий. Подумав, Саша пришел к выводу, что нельзя поднимать шум сейчас, надо разобраться, подождать, пока отец оклемается...
А потом вошел в дом и удивился - а что это так много народу? Потом сообразил: правильно, отец же попросил "отставки"... В холле работало радио, и передавали какой-то старенький, но забойный рок-н-ролл. И вдруг жутко взвыла собака. Светкин Капитан. Он, выздоровев после ранения, опять большую часть времени проводил в сторожке у ворот. А тут - увидал машину, каким-то образом определил, что хозяева приехали, и увязался за ними. Прибежал в дом, протиснулся между ногами... Выл страшно. Задрал морду, поджал хвост, пятился к двери... И все разом замолкли. Никто не смотрел в глаза.
Сначала он подумал, что беда со Светкой. Капитан все-таки ее собака. Тем более, что она побывала в камере, и Бог знает, что с ней там сделали. Позеленел, в глазах стало темно, чуть не упал... Потом пришел Серега. По его лицу Саша сразу понял - да, в доме опять смерть. Кто-то принес водку, Сашу и Мишку в буквальном смысле слова заставили выпить по полному стакану. Лишь после этого Серега, так и не произнесший ни слова, повернулся и пошел в свой флигель, оборудованный под мини-больничку.
Вой собаки, противоестественным образом накладывавшийся на веселенький рок-н-ролл - почему никто не догадался выключить чертово радио?! металлический стол и мертвый свет юпитеров. Отца уже переодели, только глаза открыты... И когда Саша его увидел, он разом перестал слышать, что происходит вокруг.
До него ничего не доходило. Смог доковылять, закрыть отцу глаза - и все. Потом сидел на стуле, тупо глядя перед собой. Ювелир что-то говорил, пытался как-то утешить - Саша его не слышал. И даже не понимал, где находится. Рядом сидел Мишка - тоже в полной прострации. Потом кто-то привез Светку и Анну. Саша даже не обратил внимания, кто распорядился доставить их. Просто в какой-то момент вздрогнул, увидев жену. И опять застыл, как изваяние.
Да-а... Анна, овдовевшая второй раз, совершенно потерялась. Часами сидела, не шевелясь и уставившись в одну точку. Всю власть в доме забрала Светка. И держалась так, что Саша начал всерьез уважать жену. Как-то разом вылетели из головы мысли, что она совсем девчонка, что жизни не видала, что он куда опытней нее во всех отношениях... И не единожды думал, что нормальная жизнь в доме продолжается только ее усилиями. Светки хватало на всех - на мать, потерявшую последнюю опору в жизни, на мужа, опустившего руки, на Мишку, сраженного двойным ударом - сначала жена, потом отец. И даже на Славку, который по-своему объяснял все происходящее. Когда умерла Ирина, отец сказал ему: "Слава, твоей маме было очень больно. Господь сжалился над ней и взял к себе на небо, чтобы ей стало легче. Ты ее не видишь, но она с нами. Только у нее уже ничего не болит"... Услышав о смерти деда, Славка нахмурился, пряча слезы, и прошептал: "Дедушке тоже было больно, как и маме... Мама попросила Господа взять дедушку на небо, чтобы он не мучился". Но когда он с детской непосредственностью спросил у Саши, не болит ли у него что-нибудь... Это оказалось выше всяких сил. Славка пострадал больше всех. И боялся потерять еще кого-нибудь.
