Крамнэгел прямо задохнулся:
– Есть такая болезнь?
Арни не спеша кивнул.
4
Когда гигантский самолет взмыл над Городом, на Крамнэгела снизошло хорошее настроение. В салоне все еще звучала легкая музыка, а нервы современного человека реагируют на сигнал не хуже, чем условные рефлексы цирковой собаки. Крамнэгел знал, что должен сейчас чувствовать себя отдыхающим богачом, душа которого раскинулась на покое в гамаке безупречно стерильной роскоши, и он повиновался, проверяя при этом, правильно ли откидывается его кресло и достаточно ли оно уютно, и отвечая на дежурную улыбку стюардессы такой же дежурной улыбкой. Затем он помог Эди опознать с воздуха различные общественные здания и даже с беспокойством заметил пробку на одном из ведущих в город шоссе. (О чем только этот чертов Ал думает?.. И где патрульный вертолет?) Откинувшись в кресле, он выпил в качестве аперитива мартини, поскольку до обеда оставалось всего лишь три часа, и задремал, пока Эди читала «Снежную гусыню», стремясь разобраться в британском характере.
Полет протекал без происшествий, и казалось, ему не будет конца. Беспокойный сон, в который погрузился Крамнэгел, вылился в какое-то сюрреалистическое видение, охватывавшее его жизнь и дела. Снилось ему, что он произносит беззвучную речь на большом банкете, но никто из присутствующих не слушает его. Гости стояли группками, их сигары дымились, как деревья в горящем лесу, сквозь клубы дыма продирались официанты с подносами, высоко поднятыми над головой. Потом прямо по банкетному столу, как по облачку, прошла группа буддистских монахов, неся на плечах паланкин, на крыше которого зазывно и непристойно энергично жестикулировала обритая наголо Эди, сверкая обнаженной грудью. Вдруг Крамнэгел понял, что он догола раздет, и нечаянное его открытие спровоцировало истерическую овацию зала. Ноздри его зашевелились, учуяв легкий запах жвачки, и он проснулся, увидев прямо перед собой лицо склонившейся стюардессы.
– Могу я быть вам чем-нибудь полезной? – спросила она.
Поспешно окинув себя взглядом, Крамнэгел обнаружил с еле уловимой смесью досады и облегчения, что полностью одет.
Он не пропустил ничего из того, что предлагают в самолете: ни напитков, ни орешков на маленьких подносиках из гофрированной жести, ни обеда, ни ужина, ни мягких тапочек, ни маски на глаза, чтобы удобнее было спать. Не пропустил он даже фильма, хотя фильм попался из тех, что вряд ли способны собрать аудиторию, если аудитория не сидит в самолете, там ей все равно некуда деться. Несмотря на усталость, Эди заметно оживала по мере приближения к цели. Сообщение пилота об огнях Белфаста, мелькнувших в разрывах между облаками, вдохновило ее настолько, что она всадила ногти в веснушчатое запястье супруга и спела ему прямо в ухо «Улыбку ирландских глаз», компенсируя живостью некоторую фальшь исполнения.
Храня верность традиции, Лондон был совершенно не виден, пока самолет не снизился почти до самой земли, – тут город вдруг оказался прямо под крылом. Крамнэгел восторженно взревел.
– Вот ведь сукины дети! – орал он, разглядывая в окно ползущие по дорогам машины.
– Нет, как тебе это нравится? Ты посмотри – да они же все едут не по той стороне! Бог ты мой, да я бы здесь за один вечер выписал столько квитанций, что мог бы спокойно удалиться на покой!
Он пытался поделиться своим изумлением с другими пассажирами, но все они, видимо, уже бывали за границей раньше и потому либо не обращали на него внимания, либо просто снисходительно кивали в ответ.
Мелкий дождичек встретил их у трапа и проводил до дверей иммиграционного контроля. Крамнэгелу не очень понравилось то, что к гражданам стран британского содружества явно проявлялось отношение более благосклонное, но чувства свои он держал при себе, заморгав, однако, от первого столкновения с запахом английского дезинфектанта – тем самым неистребимым и свирепым запахом, который на веки вечные пропитал бесчисленные холодные коридоры и мрачные лестничные клетки, темно-коричневым запахом, который сразу кажется ближайшим родственником бульонного концентрата.
Хотя Крамнэгела об этом не спрашивали, он сам заявил работнику иммиграционной службы, что он – начальник полиции. Англичанин – с длинными спутанными соломенными волосами до плеч – молча протянул обратно паспорт после того, как еще более длинноволосый коллега вместе с ним тщательно изучил документ.
– Как это вам, ребята, позволяют носить такие длинные волосы? – спросил Крамнэгел.
– У нас свободная страна, – ответил англичанин, открывая паспорт следующего пассажира.
Столь откровенная нелюбезность и нежелание пожертвовать хотя бы секунду, чтобы проявить дружелюбие – не просто вежливость, а именно дружелюбие, – допекли Крамнэгела.
– Боже, храни королеву, – монотонно буркнул он, как бы произнося пароль.
Работники иммиграционной службы и тут не обратили на него никакого внимания.
– Вы, парни, что, флотские офицеры? – поинтересовался Крамнэгел у таможенника.
– Таможенные и акцизные чиновники, сэр, – ответил тот таким тоном, будто последнее слово было еще неприличнее первых, а все вместе звучало просто скабрезно.
– Ну-ну, так что же мы имеем заявить? – поинтересовался он.
– Если, конечно, что-нибудь имеем заявить вообще, – съязвил он, не удержавшись.
– Мы – американские граждане, понимаете? – начал Крамнэгел.
– Неужели? – выдохнул таможенник в наигранном изумлении.
Эди отважно улыбнулась, но таможенник лишь возвел взгляд к небесам и заговорил, не глядя на них:
– Нет, мне почему-то и не думается, что у нас есть что-либо такое, о чем стоит заявить разорившимся британцам, или все-таки есть? То есть зачем это нам тратиться на ерунду? То есть зачем нам это делать, когда в мире есть много неразвитых стран, все еще жаждущих получить наши устаревшие пушки? То есть... Ведь все обстоит именно так, не правда ли?
– И таможенник изобразил на чемодане загогулину своим нежно-голубым мелком.
– Немедленно прекратить, Майтлэнд-Кливер! – раздался голос его старшего коллеги, человека со впалыми щеками, выросшего за его спиной эффектно и бесшумно – прямо как сотрудник МИ-54.
– А, так, значит, сегодня я уже Майтлэнд-Кливер? – прошипел таможенник.
– Немедленно прекратить, Майтлэнд-Кливер, – повторил старший таможенник почти тем же тоном, что и в первый раз, добавив, пожалуй, выразительности. – Еще только вчера я был просто Ронни.
– Майтлэнд-Кливер! – выкрикнул на этот раз таможенный чиновник значительно более высокого ранга. Лицо его исказила ухмылка столь же грозная, сколь и фальшивая.
– Искренне надеюсь, что вам не причинили никакого излишнего беспокойства, – обратился к Крамнэгелам старший таможенник. Сочетание слов «излишнее» и «беспокойство» – явление, безусловно, исключительно британское, но Крамнэгелам не дано было понимать подобные несоответствия, да и в страну они ведь попали только-только.
– Что за дела с этим парнем? Ну и чудик! – Эди дернула мужа за рукав и вызывающе огляделась по сторонам.
– Он несколько перетрудился и устал, скажем так, – тактично заметил старший таможенник.
– Я надеюсь, вы разбираетесь в наших деньгах, не так ли, сэр?
– У нас есть брошюрка с объяснениями.
– О, в ней вы найдете все подробности, сэр. Позвольте мне воспользоваться этой возможностью и приветствовать вас и миссис Бэрроуз на земле Соединенного Королевства.
– Миссис Бэрроуз? Это еще кто такая, черт ее дери?
– Но ведь вы мистер Бэрроуз? Особо важное лицо?
– Ничего подобного.
– Нет-нет, как же, – упорно стоял на своем человек из МИ-5. Его не так-то легко было сбить со следа.
– Компания «Джерико стил»?
– «Джерико стил»? Господи Иисусе, да будь я из «Джерико стил»...
– Уинкуорт! – Таможенный чиновник еще более высокого ранга подошел к ним все с той же свирепой ухмылкой на лице и небрежным жестом удалил незадачливого деятеля МИ-5, который отошел, нервно теребя свой не успевший побывать в употреблении мелок.
– Итак, мистер и миссис?.. – Он не договорил фразу, дав прозвучать в ней вопросу.
– Крамнэгел.
– Очень рад. Очень, очень рад. Позвольте мне воспользоваться случаем и приветствовать вас и миссис... на земле Соединенного Королевства.
– Нас уже приветствовали..
– Что ж, в наши дни лишнее приветствие никак не повредит, не так ли, сэр? Я имею в виду, что во всем теперь чувствуется недостаток любезности, сэр, не правда ли? Вежливость – toujours5 вежливость, как принято среди культурных людей, чудеснейшая вещь, чудеснейшая во всех отношениях, сэр.
– Вы что, так ничего из багажа и не откроете?
– Зачем же беспокоить вас, да еще сразу по прибытии в страну, сэр? То есть ведь если вы перевозите что-то незаконное, я все равно ничего не найду, если только вы мне сами не поможете, не так ли? Но если вы такой человек, который способен на перевозку чего-то незаконного, то вы вовсе не такой человек, чтобы помогать таможеннику, верно?
