Под аплодисменты одних, свист и улюлюканье других Олекса покинул трибуну. Во время перерыва к нему подошел Фучик.
- В честь блестящей речи приглашаю депутата товарища Олексу в рабочую пивную "Под звездой". Бывал там?
- Нет.
- Тогда тем более надо пойти.
Пивная находилась в старом подвале и была из разряда тех, в которых проводит вечера рабочий люд. Юлиус и Олекса расположились за угловым столиком, отсюда хорошо просматривался весь зал, невысокие подмостки сцена. Вскоре началась развлекательная программа - артисты, по всему было видно, - самодеятельные, из рабочих клубов. Певица и небольшой оркестр исполнили несколько народных песен. Был еще жонглер с булавами.
- Ты понимаешь, - горячился Олекса, - такая меня злость взяла, когда увидел, как они в открытую, не таясь, суют прохожим фашистскую погань, кастетами торгуют. Может, и оружие у них найдется, если поискать?
- Вполне вероятно, - согласился Фучик. - Наглеют фашистские прихвостни с каждым днем. Глинковцы уже примериваются, как пройдут маршем по Праге... Смотри на сцену, - вдруг сказал он.
На сцену выскочил актер, удивительно точно загримированный под Гитлера. Такая же липкая прядь упала на глаз, блуждающий взгляд, суматошные движения... Он носился по подмосткам, словно бешеный: вскидывал руку в фашистском приветствии, немо открывал узкогубый рот - произносил "речь", приплясывал в экстазе.
- Ух ты... - удивился Олекса.
- Полиция уже трижды штрафовала владельца пивной за этот номер.
"Гитлер" в припадке бешенства большим мясницким ножом кромсал карту Европы. И вдруг он увидел в зале хрупкую, тоненькую девушку, поманил ее пальцем. Девушка с веночком простеньких цветов на голове испуганно попятилась, попыталась укрыться в глубине зала. "Гитлер" выкрикнул что-то хриплое, угрожающее, и тогда она поднялась на сцену, начала танцевать какой-то свой танец, медленный и грустный, то приближаясь к "Гитлеру", то отдаляясь от него. Она боялась, ее сковывал ужас.
- Кто она? - шепотом спросил Олекса.
- Не знаю... - ответил Юлиус, - может, Судьба, может, История. Или просто: "Гитлер и жизнь"... Смотри...
"Гитлер" все больше выходил из себя, злобно плевался слюной, челка совсем закрыла глаз, а девушка печальным танцем о чем-то его умоляла, наверное, о пощаде и милосердии.
Бесноватый настиг ее, сорвал веночек, бросил на ее волосы терновый венец, ей удалось ускользнуть, и он снова погнался за нею, рассекая воздух ножом. Жадно и цепко рвал он на девушке одежду, и танец девушки уже напоминал агонию обесиленного, вконец загнанного человека. И вот уже руки у нее связаны колючей проволокой, свет стал красным, потом багровым, с потолка спустилась веревочная петля, и "Гитлер" набросил ее на шею девушке, толкнул ее на пол и наступил сапогом на поверженную.
- Такое может случиться и с нашей Прагой, - произнес мужской голос где-то там, в глубине сцены.
Аплодисментов не было. Были угрюмые лица рабочих, тревога и боль.
Олекса и Юлиус долго гуляли в тот вечер по Праге, поднялись к Вацлавской площади.
- Кажется, мы приблизились к финалу, - сказал Юлиус.
- Да, развязка наступит не сегодня завтра, - согласился Олекса. И напомнил: - У меня через два часа поезд.
- Я не смогу тебя проводить. Время тревожное, должен быть в ЦК...
- Не обижусь, - ответил Олекса. - Только вот что: давай попрощаемся, побратим мой дорогой. На всякий случай...
Они обнялись. Было поздно - выключилось вечернее освещение Вацлавской площади. Она внезапно погрузилась в темень...
"Пришел тот час, о котором мы говорили на протяжении
многих лет".
15 марта 1939 года где-то после полуночи Густа и Юлиус подъехали на такси к своему дому. Одеты они были немного торжественно. Густа держала в руках гвоздики.
Они поднялись по лестнице, вошли в квартиру.
- Как это хорошо, - сказал Юлиус, снимая галстук и пиджак, - что в Советском Союзе так чтят память о поэтах своих народов. Подумать только: над всем миром нависла опасность, а в советском посольстве - прием в связи со 125-летием со дня рождения Тараса Шевченко.
- Мне кажется, - ответила Густа, - что мужественные стихи Шевченко как-то созвучны нашему грозному времени.
- В этом - сила гения, - поддержал ее Юлиус. Он подошел к ламповому приемнику, включил его. Медленно накаливались лампы...
- Сейчас четыре, - сказала Густа, посмотрев на часы. - А Прага начинает вещание в шесть, так что...
Договорить она не успела. Неожиданно зазвучали пражские позывные мелодия из "Вышеграда" Сметаны.
Встревоженные, они оба подошли к приемнику. Диктор начал читать правительственное сообщение:
- Сегодня, 15 марта 1939 года, войска рейха перейдут границу Чехословакии... Правительство призывает население не оказывать сопротивления - оно будет немедленно и решительно сокрушено вермахтом... Немецкая армия вступит в Прагу около девяти часов утра...
- Тебе надо сейчас же скрыться, - сказала побледневшая Густа Юлиусу.
...Олекса встретился с Сиреной на окраине города, на берегу реки. Он был одет для дальней дороги, за спиной - небольшой рюкзак.
- Присядем перед дорогой, - сдерживая слезы, сказала Сирена.
Они присели на поваленное дерево.
- Береги себя, Цико, - нежно сказал Олекса, - в тебе вся моя жизнь.
- Не волнуйся, любимый, - ответила Сирена. - Скоро и я постараюсь выбраться отсюда. Встретимся в Москве.
- Ты же знаешь, ЦК решил, чтобы я покинул край. Не думал, что вот так, тайно, придется уходить мне в эмиграцию...
- На чужбину... - эхом откликнулась Сирена.
- Советский Союз для нас, коммунистов, не чужбина, - поправил ее Олекса. Он решительно сказал: - Буду продолжать борьбу... И чувствую, что скоро возвращусь в Закарпатье с оружием в руках...
Пройдет немного времени, и с небольшого аэродрома в Геленджике поднимется в ночное небо самолет, возьмет курс на Карпаты...
"Прожил я 41 год, из них посвятил 20 лет делу
трудового народа".
Угрюмый ехал в легковой автомашине вместе с Софией. Они притормозили у патруля - солдаты только-только выволокли на парашютах из леса трех убитых десантников. София всмотрелась в лица погибших.
- Мажорович, - узнала она одного из них.
- Три здесь, двух догоняют, - сказал Угрюмый. - В воздухе было шесть куполов. Наверное, летчик ошибся и выбросил их прямо на комендантский взвод охраны. Где шестой?
София вновь всмотрелась в убитых.
- Габерман, - узнала еще одного. Она что-то напряженно прикидывала.
- Эти двое, - наконец проговорила, - работали вместе с Олексой. А у Олексы сейчас одна тропа - в Ясиня. Рано или поздно он пойдет туда, чтобы найти крышу и кусок хлеба. Ищите его в Ясинях.
О том, что Олекса уйдет в Ясиня, догадалась не только она.
Секретарь подпольного райкома срочно вызвал к себе Мирославу:
- В Ясинях живут родные Олексы. Он, судя по всему, попытается укрыться у них. Надо опередить гестаповцев.
Девушка была одета для дальней дороги.
- Постарайся, - попросил ее секретарь.
- Хорошо, - сказала Мирослава.
- Ты понимаешь ведь, что Олекса не просто наш товарищ - его знает весь край, он как знамя в бою.
- Хорошо... - повторила Мирослава.
Будяк со своими "хлопцами" встретил Мирославу на горной дороге.
Подвыпившие "боевики" окружили девушку. Она держала руку в кармане старенького кептарика.
- Хорошенькая...
- Заберем эту кралю с собой, - предложил один из бандитов и заголосил: - Пидманулы Галю, забралы с собою...
- Заткнись, - прикрикнул Будяк. Он в упор рассматривал девушку, вспоминая что-то. Вспомнил:
- Коммунистка! Вот это подарочек!
Мирослава выхватила пистолет и выстрелила себе в сердце...
И все-таки Олексе удалось уйти от преследователей и вести борьбу еще несколько месяцев. Потом каратели с овчарками плотным кольцом окружили старую усадьбу брата, где он нашел приют и которую вот-вот собирался покинуть...
Олексу вывозили из Ясиней под усиленной охраной. Прибыли грузовики с жандармами, полукольцом окружили пятак земли вокруг сельской управы. Жандармы стояли с винтовками в руках - злые и испуганные, потому что знали, кого будут конвоировать они по горной дороге.
Прошел по Ясиням и соседним селам бовташ-глашатай, бил в барабан, натужно выкрикивал:
- Люди! Биров зовет вас к управе! Бросайте дела, идите к пану бирову!
Бовташа останавливали:
- Что там случилось?
- Не вем! - многим равнодушно отвечал бовташ. И только одному из лесорубов тихо проговорил: - Иди к управе и других зови - проводите Олексу в дальнюю дорогу...
Месила беднота постолами грязь пополам с талым снегом. Застыли, опершись на топорики, лесорубы и чабаны. Из подвала управы вывели Олексу. Четверо жандармов выводили: один впереди с винтовкой, двое по бокам, и еще один замыкал шествие.
- В машину коммуниста!
На допросах с пытками и жестокими побоями он ничего не сказал. Ему предложили подписать "обращение" к населению края: мол, прекращайте сопротивление, усердно трудитесь во имя победы великого фюрера... Олекса только рассмеялся в ответ: "Такой ценой ни свобода, ни даже жизнь не покупаются!"
