Затем не происходило ничего достойного упоминания вплоть до той минуты, когда хозяйка дома сообщила мне — полагая, что делает это первой, — об убийстве Маннера. И спрашивает, что я собираюсь делать. Я отвечаю, что новость застигла меня врасплох и что, скорее всего, мне придётся покинуть английскую территорию Гонконга и надолго, а то и навсегда вернуться в Макао. В остальном вечер проходит как обычно. Гости разговаривают на самые разные темы, танцуют, пьют шампанское, роняют бокалы, едят пирожные. В четверть двенадцатого на сцене маленького театра поднимается занавес. Почти все красные плюшевые кресла в зале заняты — в основном, мужчинами; собралось человек тридцать, несомненно, тщательно отобранных, поскольку спектакль предназначается для посвящённых (большинство приглашённых на приём покинуло виллу, даже не подозревая об этом представлении.) Представление начинается со стриптиза, поставленного в сычуанской манере. Выступает молоденькая японка, которую постоянные посетители салона леди Авы ещё не знают и потому приглядываются к ней с особым интересом. Впрочем, игра её удовлетворяет самым взыскательным вкусам, и номер, хотя и довольно известный, доставляет зрителям удовольствие и проходит гладко, что не всегда бывает; никто не нарушает на этот раз хода пьесы, не покидает зала и не мешает представлению несвоевременной болтовнёй.
Затем следует номер в стиле театра гиньоль под названием «Ритуальные убийства» с использованием соответствующих трюков — складных лезвий, алой краски на белом теле, стонов и конвульсий жертв и т. д. Декорации те же, что и в первой картине (просторное подземелье со сводами, каменные ступени); потребовалось лишь немного дополнительной бутафории — колья, крест, дыба; собаки в этом номере участия не принимают. Но вне всякого сомнения, гвоздь сегодняшней программы — длинный монолог самой леди Авы, на протяжении всей одноактной пьесы пребывающей на сцене в одиночестве. Впрочем, термин «монолог» не вполне подходит к тому, что здесь происходит, ибо в этой пьесе слова почти не произносятся. Хозяйка дома играет самоё себя. Одетая как в начале приёма, она появляется на этот раз через большие двери в глубине сцены (двухстворчатые), среди очень реалистически выполненных декораций, точь-в-точь повторяющих её спальню, расположенную, как и прочие личные комнаты, на третьем и четвёртом этажах огромного дома. Встреченная долгими аплодисментами, леди Ава, стоя лицом к рампе, быстро кланяется. Затем, не отпуская дверной ручки, поворачивается к двери, закрывает её и замирает, прислушиваясь к каким-то голосам, доносящимся снаружи (зрители их не слышат); приближает ухо к резной створке, но щекой двери не касается. Ничего тревожного она, по всей видимости, не услышала, ибо тотчас же меняет позу и направляется в сторону зрителей, которых с этой минуты совершенно перестаёт замечать. Она делает несколько шагов налево, но уже не так уверенно, на секунду останавливается, передумывает, поворачивает направо и идёт наискось в глубину комнаты, после чего торопливо возвращается к рампе. Вид её выражает полную растерянность; лицо, сбросившее маску напряжённости, кажется измученным и постаревшим. Наконец леди Ава останавливается возле круглого столика, покрытого зелёной суконной скатертью, ниспадающей со всех сторон до самого пола, и принимается машинально снимать с себя драгоценности: массивное золотое кольцо, браслет из того же гарнитура, большой перстень с бриллиантом, серьги — и по очереди складывает их в хрустальный бокал. Она не присаживается, несмотря на то, что очень устала, а продолжает стоять, опершись одной рукой о стол и безжизненно опустив другую. С левой стороны неслышно входит одна из молодых служанок-евроазиаток, она застывает неподвижно чуть в стороне от хозяйки и молча на неё смотрит; на девушке ночной халат из искрящегося шёлка, сшитый точно по фигуре, не такой, какой носят обычно. Леди Ава поворачивает к девушке лицо, трагическое лицо с такими измученными глазами, что, кажется, они совершенно ничего не видят. И та, и другая не произносят ни слова. Лицо у Ким гладкое и непроницаемое, леди Ава настолько утомлена, что её лицо ничего не выражает. Но чувствуют они, вероятно, одно и то же — ненависть и удивление, зависть и сострадание, мольбу и презрение и что-нибудь ещё.
Служанка — хотя ничего за это время не изменилось — покидает комнату, как и вошла, прекрасная, молчаливая, стройная, бесшумная. Леди Ава не шелохнулась, как будто ничего не заметила. Проходит довольно много времени, прежде чем она снова начинает кружить по комнате, нигде не задерживаясь, ни на что не решаясь. На опущенной крышке секретера, в окружении исписанных листов лежит толстый конверт из серой бумаги, набитый чем-то вроде песка, тот, что вручили ей сегодня: леди Ава взвешивает его в руке и тут же кладёт на стол. Наконец она останавливается перед трельяжем, садится на маленький круглый табурет, напоминающий пианинный. Смотрится в зеркало, не торопясь, серьёзно, слегка повернувшись направо, пот ом налево, снова прямо, после чего, сидя к зрителям спиной, старательно и неторопливо снимает с себя грим.
Когда операция закончена и леди Ава поворачивается к зрительному залу, её трудно узнать: неумеренно накрашенная женщина неопределённого возраста превратилась в старуху. Зато выглядит она не такой измученной и отсутствующей, почти красивой. Решительными шагами леди Ава подходит к секретеру, лезвием перочинного ножа вскрывает толстый конверт из серой бумаги и высыпает его содержимое на разбросанные в беспорядке листы: на стол падает множество крошечных белых пакетиков, как две капли воды похожих друг на друга; леди Ава быстро их пересчитывает: сорок восемь. Она берёт ближайший пакетик, надрывает уголок и высыпает из него немного на один из исписанных листов. Это белый, мелкий, блестящий порошок; леди Ава внимательно его рассматривает, поднося лист к глазам и чуть откинув голову. Удовлетворённая осмотром, сворачивает лист узкой воронкой и через неё ссыпает порошок в пакетик. Несколько раз согнув надорванный уголок, прячет пакетик во внутренний ящик секретера. Остальные укладывает в конверт из серой бумаги, вновь старательно пересчитывая, и оставляет конверт на крышке секретера. откуда его взяла. Лист бумаги, только что служивший воронкой, чуть помялся, и леди Ава распрямляет его, закручивая в другую сторону: только теперь она обращает внимание на то, что написано на листе и прочитывает несколько строк.
Погрузившись в чтение, она направляется с листом в руке в сторону большой квадратной кровати с резными столбиками по краям, которая стоит в алькове, в противоположном углу огромной комнаты, и звонит. Снова появляется молодая служанка, в том же, что и в первый раз, халате, движется так же бесшумно и замирает в том же месте. Присев на край постели, леди Ава пристально осматривает её с головы до ног, задерживая пытливый взгляд на груди, талии, обтянутых тонким шёлком бёдрах, потом смотрит на лицо с блестящей, гладкой, как фарфор, кожей, на маленькие накрашенные губы и мерцающие миндалевидные глаза, на приглаженные на висках иссиня-чёрные волосы, открывающие маленькие уши и собранные на затылке в толстый короткий узел, не слишком тугой, так что стоит слегка потянуть за ленточку — и волосы рассыплются по подушке. Хозяйка смотрит серьёзно, даже напряжённо, но выражение глаз служанки не изменилось — они по-прежнему пусты и отрешённы.
— Ты видела сегодня сэра Ральфа, — начинает леди Ава. Ким не отвечает, ограничиваясь чуть заметным движением головы — по всей видимости, утвердительным — и хозяйка продолжает свой монолог, не сводя с неё глаз, но и не выказывая удивления её молчанием, хотя вопросы она задаёт порой весьма категорично.
— Он показался тебе таким же, как всегда? Ты обратила внимание, какой у него отсутствующий взгляд? Лорен, потакая всем его прихотям, сведёт его, в конце концов, с ума. Пока всё складывается отлично. Он смотрит на мир её глазами. Дальше события будут развиваться сами собой.
Ни единого жеста девушки, выражающего согласие или заинтересованность, она вполне могла бы быть и глухонемой или знать только китайский, ничего бы не изменилось. Но леди Аве это, кажется, ничуть не мешает (возможно, она вообще запрещает молодым служанкам отвечать ей), и после короткой паузы она продолжает:
— Сейчас он, конечно, занят поисками денег, которые она потребовала… Потратит всю ночь, но ничего не найдёт и придёт выслушивать наши советы… Предложения… Указания… Отлично! Сегодня ночью ты мне не нужна. Я старая, уставшая женщина… Можешь спать у себя.
Девушка-евроазиатка исчезла, как привидение. Леди Ава стоит перед столом, кладёт на него, в груду других бумаг, тот лист, который читала. Берёт конверт из серой бумаги с сорока семью пакетиками; когда служанка второй раз входила в комнату, леди Ава заметила, как, бросив беглый взгляд, Ким убедилась, что конверт на месте. Если бы тайник находился в комнате, конверт давно бы уже спрятали, подумала девушка, думает леди Ава, говорит краснолицый толстяк, рассказывающий эту историю соседу в зрительном зале маленького театра. Но занятый своими мыслями Джонсон лишь вполуха слушает невероятные истории о путешествиях на Восток, кишащий антикварными вещицами, посредниками, торговлей живым товаром, невероятно ловкими собаками, публичными домами для извращенцев, контрабандой наркотиками и таинственными убийствами. И рассеянно смотрит время от времени на сцену, где продолжается представление.
