Обход. Там голяк, Евгений. Никто и ничего. Ориентирование личного состава. Про это ты и сам напишешь. Личность потерпевшего. Ну, извини, это уж совсем не мое дело. Вот, это, пожалуй, подойдет. Проверка подучетного элемента. Я тебе напишу, что Пашу Снегирева проверил, а? Он склонен. Ух, бандюга… Все, договорились. Пишу.. Проверил. Установить причастность не представилось возможным. К сожалению. Не успел окончательно проверить. Еще кого проверить?
– Кончай паясничать. Съезди хоть разок на заслушивание или попотей на проверке.
– И это правильно, Евгений! Я разве отказываюсь? Я всеми руками за! Пускай все видят нашу работу! Мы, не жалея личного времени и сил, проверяем, обходим, ориентируем. Пожалуйста, вот. Все написано. И не надо потеть и трястись. Спокойно. Есть еще паста в авторучках.
Знаешь, старый, какие книги самые мудрые? Не энциклопедии, не учебники и не философские трактаты. Детские сказки. Потому что в них с детской непосредственностью расставлены все акценты. Снег бел, сажа черна. Правда – хорошо, ложь – плохо. Примитивный уровень? Может быть. Ребенку больше ничего не надо, чтобы стать человеком. И с высоты своей непосредственности, глядя на наши взрослые, серьезные игры, ребенок задал бы тот вопрос, который мы при всей нашей целенаправленности и деловитости никогда не зададим: «А зачем?»
Я, Евгений, не имею в виду справки и дела. Это мелочи. Не оттого ли, старый, все наши беды, что мы просто боимся задавать этот вопрос? Ведь на него придется отвечать, а ответа не будет, потому что он слишком страшен. И мы продолжаем движение вперед, забывая глупые детские вопросы. Мы люди взрослые и серьезные. А кто задается такими вопросами, тот просто больной человек. Его место в сумасшедшем доме. Помнишь сказку про Джельсомино? Правда в Стране Лгунов – это болезнь.
– Ну, ты развел теорию. Скажи честно, не хочешь писать?
– Не хочу. А зачем?
Евгений не ответил. Я уверен, что и он не знал ответа. Истинного ответа, а не того, что это необходимо для отражения собственного труда, для спокойной жизни во время проверок, для спокойствия совести. Вернее, успокоения.
Но я не стал мучить Евгения. Ладно, так и быть, напишу чего-нибудь. Я же не сумасшедший. Я нормальный человек. Как все.
– Почитай пока. – Я протянул Женьке газету. – Там хроника криминальная есть, прямо под сводкой погоды. Дожили, старый, сначала сводка о дождях, потом сводка о трупах.
Я достал чистый лист и принялся строчить справку о том, что героически проверял на причастность к убийству Куракина Пашу Снегирева и других склонных лиц.
Евгений неожиданно поднял глаза и посмотрел на меня:
– Ты читал это?
– Что?
– Вот тут. Про «Аркаду».
– Нет. Дай-ка.
Я развернул газету и вслух прочитал:
«В минувшее воскресенье на Санкт-Петербургской таможне при растаможивании двух контейнеров с продуктами питания, прибывших из Югославии, в банках с ветчиной было обнаружено около восьми десяти килограммов аммонита – мощнейшей взрывчатки.
Машины прибыли в Санкт-Петербург по контракту с фирмой „Аркада", специализирующейся на поставках продуктов. Поводом к задержанию послужил звонок в ФСК неизвестной женщины накануне прибытия груза. Как установлено, звонили из офиса „Аркады". Исполняющий обязанности главы фирмы господин О. Никольский, присутствовавший при досмотре, попытался скрыться, но был задержан сотрудниками таможни и федеральной разведки. Сейчас следствием устанавливается, кому именно предназначался смертоносный груз. По мнению экспертов, это самое крупное изъятие взрывчатых веществ за текущий год в Санкт-Петербурге».
– Никольский, это же тот, в двубортном пиджаке. Олег, кажется. Надо связаться с ФСК.
– Ты необычайно наблюдателен, Евгений. Это действительно он. А что касается твоего предложения, то оно, конечно, интересно, но только в части увеличения объема справок. Убийство Куракина, к сожалению, останется «глухарем».
– Ну, это мы еще посмотрим. Если Никольского закроют в Крестах, а я думаю, что по такому варианту его закроют, мы его дожмем.
– Дожимайте. Держи, подшей покрепче.
Я протянул Женьке свеженаписанный шедевр.
– Интересно, кто это на «Аркаду» настучал?
– Что за слово, друг мой? Настучал. Я б сказал, упредил. Предупредил из самых высоких и благородных побуждений. Восемьдесят кило аммонита. Ты представляешь, сколько это? Ты плохо представляешь, сколько это. От нашего района остались бы одни фундаменты и, пожалуй, кооперативные ларьки. Их никакой аммонит не возьмет. За такой, как вы говорите, стук я бы подарил Анечке искренний поцелуй в щечку. Но не более.
– Это она? Откуда ты знаешь?
– Так получилось. Чисто случайно. Я ей: «Анечка, Анечка, может, не надо?» А она рвет трубку из рук, прямо ужас: «Я не могу не позвонить, Ларин. НЕ МОГУ!» Ну ладно, разрешил ей. Чего не сделаешь ради такой симпатичной мордашки? Я, между нами, сам на этот аммонит глаз положил. Очень полезная вещь. На рыбалку там, на разборку какую… Как жахнешь – все сразу понимают: «Парень крут, отморожен, и лучше с ним не связываться, взорвет».
У Евгения, кажется, потемнело в глазах. Опять небось с похмелья.
Я не дал ему расслабиться:
– Хотя, если честно, поначалу она не очень хотела звонить. «Что за глупости, что вам надо?» Женщины любят невинность изображать. Слезинку пустить, где надо и где не надо, про душу вспомнить. Но это так, к слову… Ты, кстати, ШТ в Москву отправил?
– Слушай, не успел. Закрутился.
– Ладно, теперь можешь не отправлять. Березовского в Волоколамске нет. Его, как бы это помягче, вообще нет. Пользуясь медицинским термином, он теперь в виде физического тела. Короче, умер. Неестественной смертью. Где труп, извини, сказать не могу. Где душа – тем более. Я не Господь.
Да, так вот… В тот самый момент, когда Анечка негодующе отвергла мое предложение позвонить в ФСК, я стал выкладывать ей свои дедуктивные постулаты. Как тебе известно, я человек чертовски умный, чему нельзя не позавидовать.
Начал я с нашей первой встречи. Там, в офисе-общаге. Ты в тот момент терзал бухгалтершу. Удивление и испуг в глазах Анечки были неподдельными и никаких подозрений вызвать не могли. Но одна ее фраза, которой я, как всякий нормальный человек, не придал никакого значения… Она задала обычный в той ситуации вопрос: «На месте ли дипломат?» Понимаешь, Евгений?
– Пока не очень.
– Я тоже не сразу понял. Конечно, в фирме все на ушах из-за этого дипломата. Ничего удивительного. Только не из-за дипломата. Из-за контракта. Врубился?
– Погоди…
– Верно, «старый. Она спросила про дипломат, а не про контракт. Она была уверена, что контракт в дипломате. Хотя любой человек прежде всего спросил бы про содержимое, а не про оболочку.
Вторым проколом крошки было письмо. Кстати, Короленко можно отпустить, он к убийству Куракина никакого отношения не имеет.
– Зато он имеет отношение к банковским махинациям. Он уже признался.
– А, тогда пусть сидит. Жеглов был сотню раз прав: «Наказания без вины не бывает».
Письмо, как ты помнишь, было напечатано на компьютере. Мол, Куракин – такой замкнутый товарищ, держащий все свои проблемы исключительно внутри собственной головы и доверяющий только клавиатуре компьютера. Как трогательно. Попахивает сериалами про мексиканских барышень и кабальеро. Анна, наверное, тоже на ушах от них. Письмо в ее представлении должно было сыграть две роли. Во-первых, подкинуть милиции вполне перспективную версию и, во-вторых, убедить, что Куракин действительно скрытный человек и лезть в его частную жизнь, допрашивая знакомых, не стоит. Но я все-таки сунулся.
– Так был долг?
– Скорее всего, не было. А если и был, то не в таких размерах. Я успел побеседовать с матерью Куракина. Обычно он делился с ней каждой головной болью. Так вот, никаких упоминаний о долге в двадцать тысяч баксов не было. Но в одном из последних звонков домой он сказал матери, что попал в очень неприятную историю и не знает, как выпутаться. Суть своих тревог он не передал. Телефон, мол, прослушивают. Тоже сериалов насмотрелся. Только шпионских. Жучки, таракашки… Дай закурить.
Евгений предпочитал «Беломор», я автоматически тоже предпочел классику отечественной табачной промышленности.
– Куракин как человек эмоциональный и впечатлительный не мог все носить в себе и посвящал в свои заморочки еще кое-кого. Того, кому безусловно доверял. А кому доверяют самые сокровенные тайны? С кем делятся в надежде найти хоть какую-нибудь поддержку?
Именно, Евгений. Если снова вспомнить классику, то на ум приходит всем известная фраза Шерлока Холмса: «Любовь сэра Генри грозит бедой только сэру Генри, а любовь вообще…» Я полностью согласен с коллегой. Когда это светлое чувство вступает в действие – туши свет. Что человек становится дураком, это понятно, но нельзя же совсем голову терять?! А то потеряешь в прямом смысле. В кого же влюбился наш друг? В того, кого ему подставили. То есть в нашу секретаршу Анну Австрийскую. Не, Литовскую. В Австрийскую этот дурень Бэкингем влюбился. Ну, ты читал, знаешь…
