Ознакомительная версия.
– Наликом, – сказал бородатый мужчина в коричневом свитере и скрестил руки на груди. – И теперь поди докажи, что ты получил вдвое меньше, чем обещали. Я же мог на другой картине работать! А меня… Кинули. Как лоха.
– Ты бы и этого нигде не заработал! – замахал на него руками старичок. – Тебе по цеху зарплату платят. А вы еще хотите сверх ставки! Даже если бы тебе платили еще вдвое меньше, то и это лишнее. А Татьяна и так выкручивалась, как могла. Деньги спонсоры вовремя не дают. Банки деньги крутят – задерживают. Налоги государству и проценты – бешеные. Тем не менее! Она же платила? Как-то выкручивалась. А знаете ли вы, во сколько обходится сейчас аренда павильона? А съемочная аппаратура? Прокат одного костюма… И все в долларах! Вы же в долларах получали? Хотя это тоже нарушение финансовой дисциплины.
– Я не прокурор, – заметил Гордеев. – И не следователь.
– Это еще впереди, – уверил его бородач.
А моторный старичок, не слушая их, продолжал свою патетическую речь:
– Доллары тоже надо купить. Опять же – потери при обмене.
– Вас пригласил трудовой коллектив? – спросил Гордеева недовольный бородач.
– Нет. Руководство картины.
– Значит, так, – бородач поднялся с дивана. – Если вы адвокат Татьяны, то мы пошли. Нам здесь не заплатят. По крайней мере сегодня. Айда, ребята. Нужны будем для дачи показаний, найдете нас в цеху.
Он шагнул к двери, и вместе с ним поднялись почти все присутствующие.
– Куда же вы, ребята? – румяная толстушка преградила им путь к двери. – Надо объяснить человеку. А вы сразу…
– Нечего тут объяснять! – нервничал старичок. – Идите работать, если вам действительно деньги нужны. А права качать надо было при советской власти. В профкоме!
– Нет, вы останьтесь и все расскажите, – чуть не заплакала девушка. – Мы же договорились. Все как есть.
– Вот ты сама и расскажешь. Мы тебе доверяем, – бородач снисходительно погладил ее по плечу. – А я с этим, – он кивнул в сторону старичка, – в свое время на парткоме достаточно наговорился. Помело…
– Это вы бросьте, – серьезным тоном сказал старичок и прокашлялся. – Надо идти в ногу со временем.
– А ты всегда и шагал! С любым! В ногу, – бородач все-таки открыл дверь. – Тебе лишь бы химичить! И ведь не разбогател! Из голой любви! К искусству. Обдурихона!
Старичок рукой прикрыл диктофон.
Осветители вышли.
– Какие все-таки они грубые… Наши пролетарии, – хмыкнул старичок. – Ничто их не научит. Не чтут хозяина.
– А кто здесь хозяин? – наивно спросил Гордеев.
– В смысле помещения? – уточнил старичок.
– Нет. В смысле всего предприятия.
– Владелец этого балагана, – задумался старик и уставился в потолок, как двоечник на уроке, – владелец будет… С минуты на минуту. Вот с ней и поговорите. А я не уполномочен.
– Тогда следующий вопрос, – наклонился к нему Гордеев. – Кто ведет договорную документацию?
– Одну минуточку. Что-то у меня по-стариковски… Пардон! – Он вскочил и резво выбежал в коридор.
Юрий выключил диктофон. Они переглянулись с румяной девушкой.
– Хозяин тот, кто платит, – философски заметила девушка. – А здесь не известно, кто платит. Начинали на деньги Госкино. Потом какие-то спонсоры. Потом банк… Мы уж и со счета сбились. И с финансового, и с такого…
– Авторские права кто приобретает? – Юрий снова включил диктофон. – Не помешает?
– Помешает.
Гордеев послушно спрятал диктофон в карман, якобы случайно забыв выключить. И только крошечный микрофон выглядывал из широкого кармана.
– Теперь мы одни. Можно и посекретничать.
– Татьяна Федоровна расплачивалась наличными со всеми. Я знаю, что сценарист и композитор получили. И никогда ничего не скажут. Чтоб налоги не платить. Наверняка и договоры у них самые приблизительные… Лишь бы Татьяне прикрыться.
– А как же она списывает деньги?
– Не знаю… Михаил Тимофеевич занимается бухгалтерией.
– Это тот самый? – Юрий кивнул на дверь.
– Он. Михаил Тимофеевич при советской власти уже был директором картины, когда Татьяна Федоровна только пришла на студию. Она тогда устроилась переводчицей. С немецкого и английского.
– Переводчицей?
– Она же долго жила за границей. У нее первый муж служил советником посольства по культуре. Где-то за границей. А точно не знаю где.
– Понятно. И, наверное, у нее сохранились культурные связи? Как-то она это реализует?
– А как же! Второй муж у нее – испанский импресарио. Концерты организует, – пояснила девушка.
– Как он участвует в картине?
– Никак. Он же спец по эстраде.
– А что с режиссером вышло? – осторожно поинтересовался Юрий. – Что-то личное?
– Куда там! – искренне возмутилась девушка и еще больше зарумянилась. – Всем, кто до конца будет работать, то есть режиссерам, операторам, актерам, звукооператору, она, чтобы меньше платить, обещала проценты от проката. Понятно? Так получается чуть больше, но попозже. А Вадим Викторович захотел, чтобы все эти разговоры и обещания были закреплены в контракте. С группой и с ним лично. Ну и…
– Вызвали юриста. Обсудили. Написали текст договора. А он не подошел?
– Вы что, шутите? Какой еще юрист? Он же бешеных денег стоит. Откуда на картине? А у нас тут копеечные тыры-пыры. Из-за этого и весь сыр-бор.
– Так как же?
– Просто… Собрали худсовет. Посмотрели черновую сборку материала. И обсуждение… Все, кто раньше заискивал перед Вадимом Викторовичем, кто умолял его… Не знаю, что уж там Татьяна наобещала им… Но! Все как с цепи сорвались. Охаяли. Откровенно чушь несли. И такой он, и сякой… Вот.
– Зачем?
– Чтобы снять с картины! Отстранить от работы. Дать другому на монтаж.
– Зачем?
– Чтобы все себе захапать.
– Как?
– Вадиму Викторовичу, как не справившемуся с работой, фигу с маслом. Если еще неустойку не назначат выплачивать. Новому режиссеру за доработку – две копейки. Естественно, без какого бы то ни было упоминания в титрах.
– А замысел?
– Да что вы? Весь замысел за месяц до съемки должен быть готов. Вы же сами знаете. В готовом материале только уточнения… Художественные детали. Конечно, без Вадима Викторовича монтажа не будет. Это просто убьет картину. Она ее нигде не пристроит. А тем более на Берлинском фестивале.
– Говорят, что картина, так сказать, некоторым образом в… нетрадиционном решении. Вернее, нетрадиционно ориентирована, так сказать, в… сексуальном смысле?
– А как же! Иначе и смотреть не будут. Вадим Викторович первым в нашем кинематографе осмелился так откровенно, так глубоко и верно!.. Да вы и сами можете посмотреть. Он недели через две, кажется, будет готов показать первый вариант монтажа. С музыкой! Хотите, я вам студию покажу?
– Спасибо.
– Тогда пошли вместе, – девушка поднялась с дивана. – Там в третьем павильоне наши художники декорацию хорошую поставили. Квартира с выходом во двор! А улица! Мигалки неоновые! Такая красотища! Только представьте – настоящая живая улица!
– По пути к актерам в комнату заглянем? – уже в коридоре поинтересовался Гордеев.
– Там же нет никого. Вы имеете в виду актерскую или гримерную?
– Наверное, гримерную.
– В какую? В центральную?
– Неважно. Кто-то же там работает?
– Раньше места всем картинам не хватало, – грустно вздохнула киношная девушка, – писались в очередь на грим в центральную, а теперь, когда кто-то работает даже по мелочи, клип там или реклама, ходим смотреть, как на чудо.
Они шли по солнечному переходу, соединяющему разные производственные корпуса, по узким извилистым коридорам. И вдруг показалось, что где-то в закоулках мелькнул старичок Михаил Тимофеевич под ручку с Татьяной Федоровной. Но только мелькнул и бесследно пропал.
За витринными стеклами гримерного цеха царила тишина. В специальных витринах были выставлены особые экспонаты – удивительно сложные и яркие парики сказочных персонажей, манекены, загримированные «с портретным сходством»: головы политических деятелей, рок-музыкантов и даже американского президента Клинтона.
– Тук-тук! – громко прокричала девушка за занавеску. – Есть в тереме кто-нибудь?
– Проходи, Нюшка, – позвали из глубины лабиринта. – Мы тут возимся!
Гордеев поспешил за своей проводницей, они прошли сквозь несколько пустых гримерных комнат, отражаясь в темных зеркалах, наталкиваясь на пустые парикмахерские кресла, и в конце концов оказались в небольшой гримерке на два «посадочных» места.
Приходу девушки тут обрадовались.
Прежде всего хозяйка, молодая долговязая девица со множеством всевозможных фенечек и прибамбасов на всех деталях одежды и на совершенно лысой голове, где вместо волос были нарисованы разноцветные листья и цветы, а поверх приклеены бумажные бабочки, мухи, кузнечики!
– Вались к нам, Нюшка! – На губах девицы искрились мелкие стальные колечки. – Я тут пока работаю. Но скоро…
Ознакомительная версия.
