Девушка поймала мой взгляд и улыбнулась. Зубы у нее были плохие, а вот улыбка хорошая — открытая и искренняя.
— Вы за мной приехали, да? — спросила меня Маша, когда мы подходили к дому.
Я кивнула.
— Значит, мой папка умер, — опечалилась девушка, — и теперь я наследница, да?
— Да, Маша, это так.
Девушка вздохнула и сообщила мне:
— Знаете, я всю жизнь этого ждала.
Мы вошли в дом. Там наследница согнала кур и заперла их в клети в углу, разожгла газ, подогрела воды. Перемыла всю посуду, скопившуюся в раковине, сварила макароны, разложила еду по чистым тарелкам и даже натерла сверху плавленый сырок, что в этом доме было вообще уж невообразимым шиком. Леху будить не стали — за стол уселись одни женщины. Жанна налила всем по рюмке «помянуть твоего папку, Мария». Наследница послушно хлопнула стопку, не морщась, но больше пить не стала. Я тоже застолья не поддержала, так что Жанна, которая все подливала себе деревенского абсента, вскоре едва ворочала языком.
— Доча, ты ведь нас не забудешь, как в город уедешь? — еле выговорила женщина. — Будешь нам денежки присылать? Мы ведь тебя растили, поили-кормили, обували-одевали…
— Конечно, мама. Ложитесь, отдохните!
Маша взяла сухонькую Стюардессу за плечи и отвела на диван. Уложила рядом с Лехой и прикрыла одеялом. По-моему, женщина захрапела раньше, чем ее голова коснулась подушки. Потом Маша откинула волосы со лба неожиданно красивым жестом и сказала:
— Ну что, я пошла собираться, да?
— А как же… — я указала на бесчувственные тела ее родителей.
Девушка махнула рукой:
— Они теперь до вечера не проснутся. Проснутся, похмелятся и до утра спать будут. Нам их дожидаться ни к чему. Лучше поедем.
И Маша вытащила из-под дивана старый продавленный чемодан. Девушка ушла за занавеску и вынесла оттуда свои вещи — вполне приличные, хотя и дешевые, платьица, юбки и кофты. Наследница, ничуть меня не стесняясь, переоделась в «городское» — трикотажное платье, колготки, сапоги и пуховик. У нее была тонкая талия и высокая пышная грудь. Белье самое простое, но чистенькое.
— Я готова, — сообщила мне девушка. Вытянувшись в струнку, со спортивной сумкой в одной руке и чемоданом в другой она походила на пионерку, собравшуюся ехать в летний лагерь. — Ой! Самое главное чуть не забыла!
Девушка кинулась за занавеску и через минуту вынесла пластиковую папку с какими-то справками.
— Документы мои! — улыбнулась Маша. — Свидетельство о рождении, об удочерении, о втором удочерении… Все на месте. Ну, поехали!
Я усадила Серебрякову в машину, и мы тронулись в обратный путь. Я уже заранее представляла себе скачку по диким ухабам, но Маша показала мне объездную дорогу — та находилась в приличном состоянии.
— Я по этой дороге в школу ездила! — светло улыбаясь, сообщила мне девушка. — Осенью туда, на каникулы обратно. Потом снова в интернат, а на лето — домой.
— И не скучно тебе… в Волчьих Ямах? — спросила я.
Маша замотала головой:
— Да вы что! Это вы зимой приехали, потому так некрасиво вокруг. Поглядели бы вы на нашу деревню летом… Летом у нас хорошо! Хочешь, купайся. Хочешь, гуляй. А какая у нас рыбалка!
Девушка показалась мне не то чтобы глупенькой… скорее немного задержавшейся в развитии. Как ребенок, право слово! Однако какая у них тут простота нравов — полная сексуальная свобода…
От девушки ощутимо пахло курятником. Я достала сигарету из пачки и прикурила, слегка приоткрыв окно. Потом спохватилась — все-таки Маша уже совершеннолетняя — и сказала:
— Извини, тебе не предложила. Ты куришь?
— Да вы что? — оскорбилась Маша. — Курят вы знаете кто? Колька мне говорит, что целовать курящую женщину — все равно что лизать пепельницу.
Ага, а делить девушку с двумя братьями — это ничего, это нормально…
— Ну, как хочешь. — Я спрятала пачку.
Какое-то время мы ехали молча.
— А вы его знали? — вдруг спросила Маша.
— Твоего отца?
Девушка смущенно кивнула.
— Я ведь про него ничего не знаю. Только то, что мамка рассказывала. А она на него до сих пор злая… Так какой он был человек?
Я припомнила все, что знала о Серебрякове, представила себе аллею памятников на тарасовском кладбище, созданную его стараниями… и честно ответила:
— Нет, Маша, я не была с ним знакома. Встречалась всего однажды. Меня нанял для поисков вовсе не твой отец, а юрист.
Маша разочарованно вздохнула.
— Но не переживай — очень скоро ты окажешься среди людей, которые знали твоего отца очень хорошо.
— Ой, жду не дождусь! — оживилась девушка. — У меня, кроме них, и родни-то нету. Только мамка и отчим. А какие они, мои родственники?
Перед моими глазами пронеслась череда лиц родных и близких покойного. Вот скандальная троюродная сестра Иннокентия и ее красавец сынок, вот Нинель Васильевна с ее усами и рентгеновским взглядом выцветших глаз, силиконовая дурочка Кира…
Все, что я могу, — это посочувствовать Маше. Но помочь ей никто не в силах. Девушке придется самой выживать в новом для нее мире, так непохожем на патриархальный уклад деревни Волчьи Ямы, где народ пьет по-черному сутки напролет, держит кур у себя на кровати, сдает детей на полгода в школу-интернат и пугает волков ружьем бабы Кати…
Впрочем, девушка теперь — наследница миллионов. Возможно, это несколько примирит ее с необходимостью общаться с семейкой Серебряковых…
— Потерпи, скоро приедем, и ты сама увидишь. — Я увильнула от прямого ответа. Незачем заранее настраивать Машу против родных. Возможно, ей они не покажутся сборищем алчных эгоистов. Может быть, они полюбят ее как родную и примут в семью. На их месте я бы так и сделала — ведь основные активы империи Серебряка получила именно Маша…
— Послушай, расскажи о себе! — попросила я, уводя разговор подальше от опасной темы.
— Ой, да что там рассказывать! — засмеялась наследница. — Мне и лет-то всего восемнадцать. В прошлом году я еще в школу ходила! Волновалась из-за экзаменов, как дурочка. Мамка меня валерьянкой отпаивала! Но я хорошо сдала. Я вообще в школе отличница была.
Удивительно простодушное создание!
— Скажи, Маша, а почему ты никуда не пошла учиться? Ведь школу ты окончила прошлым летом…
— Мамка не пустила, — вздохнула девушка. — Я хотела уехать в Тарасов и выучиться на портниху. Или работать в сетевом магазине — там сразу много денег платят, и образования никакого не надо. А мамка запретила. «Сиди, — говорит, — дома. Ты — богатая наследница. Нечего тебе себя трепать. Ты жди, и все будет».
И Маша бесхитростно улыбнулась. Вот ведь простая душа!
Обратный путь мы проделали гораздо быстрее. Я гнала без остановок всю ночь, а Маша дремала на пассажирском сиденье. Мы уже подъезжали к трассе, ведущей в город, когда я остановила машину на заправке — пополнила запасы бензина, мы по очереди посетили туалет и выпили по чашке скверного кофе из автомата.
Выезжая с заправки, я обратила внимание на белую «Ниву» — точно такая была у моего друга Алехина, как раз о ней я мечтала по пути в Волчьи Ямы. «Нива» пристроилась за моим «Фольксвагеном» и не собиралась никуда сворачивать — катила за мной, как приклеенная. Но дорога тут была одна — федеральная трасса, ведущая в Тарасов. Мало ли кто куда едет…Так что я поглядывала порой в зеркало, тем и ограничилась.
Занимался рассвет, но за окном пока все было чернильно-синим. Ничего, к утру как раз доедем.
Наследница Серебряка окончательно проснулась и вертела головой, пытаясь что-то рассмотреть за стеклом. Но, кроме трассы, освещенной нашими фарами, и снежинок, танцующих в лучах света, ничего не было видно.
— Ой, прямо не верится, что совсем скоро я своих родных увижу! — вздохнула Маша. — Мне все кажется, что это сон. Вот проснусь, а все по-прежнему — дом наш, мамка, куры…
И девушка принялась перебирать документы в пластиковой папке. Наследница всю дорогу не выпускала папку из рук — еще бы, эти справки давали ей право на наследство Серебряка.
— Скажи, Маша, почему ты сказала, что тебя удочерили второй раз? — вспомнила я. — Ну, когда рассказывала о себе.
— А, это просто! — засмеялась девушка. — Сначала мама вышла замуж за Вовчика Сидорова. Это она его так называла — Вовчик, потому что они еще в школе вместе учились в Грачах. Мы ведь раньше в Грачах жили… Там хорошо, большое село, школа, — Маша вздохнула. — Я сама не помню, мне дядя Леша рассказывал.
— Какой дядя Леша? — напряглась я.
Маша посмотрела на меня как на дурочку:
— Ну, дядя Леша Тараканов. Мамкин муж. Он меня удочерил, но мамка не велела его отцом называть. «Отец у тебя, Мария, есть, — так она говорила. — Ты, главное, жди!»
Ну, так вот. Когда мамка вышла за Вовчика, он меня удочерил, дал свою фамилию и отчество. Тогда мамка была очень злая на моего настоящего отца. Она говорила: «Ничего нам от него не надо, копейки ржавой у него не возьму!» Ну, потом, конечно, передумала. Но Вовчик успел меня удочерить, и я стала Мария Владимировна Сидорова. Через год Вовчик утоп по пьяни, и мы с мамкой остались одни.
