— А этот ваш Глуздов — он что, специализируется в области детектива?
— И детектива тоже. Человек небесталанный, остроумный, грамотный стилист, но без искры божьей. В прошлом военный. Что интересно — он и репортажи писал толково, точно, но читать это совершенно невозможно. Ну не в состоянии человек построить сюжет. Зато редактор бесценный. Это — его, здесь ему равных нет. Последний раз мы созванивались с Глуздовым неделю назад. Он сказал, что работа близка к завершению, но сенсации не получится. Мелковато. Беспокоился, что Андрей впустую потеряет деньги: издавать что-либо через кооператив при нынешнем обилии чтива на любой вкус имеет смысл, если вещь действительно стоящая. Я, кстати, поручился, что Андрей оплатит его работу в срок. Теперь приходится самому рассчитываться: Валерий-то работу закончил! Он, конечно, человек мягкий, порядочный, но ведь это не дает оснований не держать слова!
— Вы сообщили этому Федору Ильичу, где находился Грибанов?
— Да, но я же не думал… не знал, что опасно… Сказал — в Семеновке, на даче. Да он больше интересовался литературными достоинствами рукописи, а это — так, между прочим… Спрашивал ли, как к книге относятся? А кому относиться, если кроме меня и Валерия никто и не читал. Да и от Андреевой рукописи до готового произведения — дистанция громадная.
— Визит Федора Ильича когда состоялся?
— Позавчера… А утром Аня позвонила, сказала, что Андрюшу убили. Уже вот и похороны… Не будь этого, я бы сроду ничего об этом Федоре Ильиче худого не подумал. Несчастная сестра… Столько она в этого мальчика вложила, и такой конец…
— Еще один вопрос. Просмотрите эти фотографии. Никого они вам не напоминают?
— Еще бы! Не то, что напоминают, определенно — Федор Ильич. А вот волосы еще короче… Это где снято? Ага, ясно… Неужели задержали? Как это у вас быстро!
Тут эмоциональный Лев Аркадьевич ошибся. Филимон Степанович Криков, пятидесяти одного года, ранее неоднократно судимый и в последний раз освобожденный за недоказанностью вины, сосед Андрея Грибанова по нарам, отправился часом позже своего бывшего сокамерника в мир иной в придорожном кювете близ Семеновки. Тот еще выдался денек в неприметной деревушке. Причина смерти Крикова — перебитые тупым предметом шейные позвонки и гортань. Орудие убийства не обнаружено.
Когда Лев Аркадьевич покинул кабинет, лейтенант Сидоров вскинул глаза на майора, и неожиданно сказал:
— У меня для вас маленький презент. Знаю, что вы этого не любите, но тут не устоял. Вот, прошу, вчера приобрел. Курочкинские «Мертвецы». Всю ночь не отрывался. Замучился, прямо скажем. И как это можно по доброй воле читать подобную чушь? Тем более платить за нее такие деньги? Обложечка-то, а? Снится небось читателю, охает по ночам. Череп какой-то, потеки — не то кровь, не то черт его знает что… Кстати, специально интересовался в магазине — уже ждут новое творение корифея. Вот-вот поступит. Надо бы запросить экземплярчик в типографии…
— Эх, молодо-зелено, — Стронин с натугой разверз пасть старинного сейфа и вытащил две книги. Одна была близнецом лейтенантова презента, зато вторая заметно отличалась. — Вот они, экземплярчики. Одна еще керосином типографским припахивает. Правда, ознакомиться я еще не успел, но, видно, не миновать. Тебе уже вдвое легче — одну-то одолел. Будем детально штудировать, как перед экзаменом,
Сидоров слегка осклабился, припомнив, как на вступительных экзаменах в юридический преподаватели исследовали его армейские характеристики и направление от райкома, памятуя, что есть качества, более важные для юриста, чем простая грамотность. Однако тут же вернул себе серьезный вид:
— Криков интересовался Грибановым и погиб в тот же день, практически в том же месте. Из тюрьмы он вышел за день до того. В городе, разумеется, не прописался, якобы собирался вернуться в Желтые Воды к месту жительства матери. Содержимое карманов: триста рублей, паспорт и опять маковая соломка. Анализ свидетельствует, что из той же партии, что и у Грибанова. Считаю необходимым усиленно поработать с наркоманами, распространителями и притоносодержателями. Контакт с отделом по борьбе с наркотиками у нас неплохой. У их подопечных «мокрые» дела почаще встречаются, чем в литературной среде. Кстати, у Крикова на венах живого места нет — тут наркотик не случаен.
— Работай версии. А я заеду все же к Глуздову. Он, конечно, вне подозрения, учитывая безусловное алиби, а вдруг все же что и выплывет по Грибанову. Интересовался же им зачем-то Криков. Любопытно, успел ли добраться до Глуздова? Произошло-то все в один вечер.
— Экспертиза установила время обоих убийств — около двадцати одного часа. Орудие убийства — трудно представить, что бы это могло быть. Удар по хрящам гортани нанесен профессионально, с огромной силой. Столько сейчас этих самозванных знатоков боевых искусств… Они же, зачастую, и лидеры преступных группировок. Кстати, наш корифей Глуздов служил в таких частях, где учат и мизинцем владеть не хуже «тупого предмета». Увы… Слишком много телезрителей возьмутся подтвердить писательское алиби. Характер повреждений позволяет предположить, что удары наносились неоднократно, но это не наверняка — мог быть один, но со смещением. Труп обнаружен рано утром, следов протекторов на сухом шоссе не сохранилось, на земле — те же отпечатки резиновых сапог сорок третьего размера, что и у тела Грибанова, обнаруженного сутки спустя. Ну, а в отношении обоймы от «ТТ», то тут вообще ничего не ясно.
— Действительно, по меньшей мере странный шаг — спрятать рядом с дорогой почти полную — без двух патронов — обойму. Понятно, что убийца спешил, но зачем боеприпасы-то выбрасывать? Был потрясен тем, что натворил? Тогда какого черта лупить тупым предметом Крикова по горлу, отъехав пару километров? Откуда вообще этот Криков взялся?..
Валерия Евгеньевича Глуздова Стронин застал в постели, закутанного в мохнатую махровую простыню, обложенного компрессами. Лицо его горело лихорадочным румянцем. Перед Глуздовым парила фаянсовая кружка с травяным настоем, а вокруг хлопотал плечистый брюнет, ревностно исполнявший обязанности сиделки. О существовании шофера-телохранителя Валиева майору было уже известно. Водительские права Глуздов имел давно, но больше часа за рулем просидеть не мог. Последствия давней операции — не выносил длительных нагрузок.
— Да что говорить — еле живой прилетел… Никогда не жадничал, а на японском пиве осекся. Плюс сквозняки на веранде. Еще в Жулянах крепился, старался не подать виду перед столичными коллегами, а уж дома еле до такси доплелся. И дел пропасть… Хорошо — Азиз выручает. Если не проследить за отправкой книг с фабрики, половину разворуют, а в финотделе этого сроду не докажешь — налог-то идет от заявленного тиража. Кстати, из-за этого нового налога я и ездил в столицу. Там друзья, думал, помогут, послабление какое — куда там! Со вчерашнего дня так и не встаю, разве что, извините, по нужде. И так все внезапно! Еще в Киеве с Азизом шлялись по Крещатику. Психология провинциала: как это — быть в столице и не побегать по магазинам? Азиз давно мечтал о хорошей, несерийной гитаре, но вы же знаете как с этим сейчас. И тут в комиссионном смотрим — чудо! Гриф изящный, почти невесомая, лак тускловатый, золотисто-вишневый… До сих пор волнуюсь…
Глуздов довольно бойко смотался в соседнюю комнату и вернулся с аккуратной, довольно неновой гитарой. Неплохо, но совсем не бог весть что.
— Вот, взгляните. Смотри-ка, даже чек сохранился — все честь по чести. Азиз буквально влюбился в инструмент. В первый день в гостинице буквально терроризировал весь этаж. В «Метро» на банкет я его не брал, зачем — свои собрались. А Азизу его инструмент дороже шумных сборищ. Но, по-моему, соседям его музицирование пришлось не по вкусу. Жаловаться не жаловались, но дали понять. Наш командированный, как известно, превыше всего ценит покой. А когда я вернулся, Азиз уже и задремал. Правда, проснулся, тут-то я и получил от него выговор. Ну, я, признаться, и сам виноват — приналег на пиво. С моей одной почкой это, сами понимаете…
— Да, здоровье стоит беречь. А в котором часу вы вчера прилетели в Днепропетровск?
— Строго по расписанию — в тринадцать ноль-ноль.
— Не было никаких незванных гостей?
— Видите ли, это физически невозможно. Ко мне без предварительной договоренности никто не приходит. Звонок отключен, а двери тамбура запираются. Соседи — чрезвычайно пожилые люди, на стук в наружную дверь не откликаются. Это вам повезло, мы ждали, что приедет человек из типографии, вот и открыли внутреннюю дверь. Стучат — а это вы.
— А вчера, когда прилетели, дверь тоже оставалась открытой?
— Куда там. Не до того. Я буквально помирал. Задраили все щели, Азиз отпаивал меня травами…
