Через минуту Сазан выдрался из-под дров, нашарил пистолет и бросился в кухню. Далеко впереди хлопнула парадная дверь и кто-то, тяжело дыша, рванул по щебенчатой дорожке прочь от дома. Сазан повернулся обратно, перепрыгнул через разоренную поленницу и дунул по раскисшим грядкам к забору. Он перемахнул через забор, забор тотчас сломался под ним, и Сазану опять пришлось падать.
Человек бежал меж грустных, просевших от снега дач, скользя ногами по застывшим в каток лужам. Сазан выпрыгнул на середину дороги, схватил пистолет в обе руки и тщательно прицелился. Человек, ошалев от страха, летел вперед. Сазан не стрелял. Верхушки дальних деревьев вдруг озарились разноцветными бликами. Сазан словно застыл с пистолетом в руке. В следующую секунду послышался визг шин, и на дорогу вылетела из-за поворота зеленая девятка. Девятка плясала, соскальзывая с ледяной колеи, и вместе с ней плясала дорога, звезды, сосульки на придорожных соснах и прошлогодняя бочка, выставившая из канавы заледеневшее рыло. Человек вскрикнул и поскользнулся. Девятка летела вперед. Человек упал на спину и поехал навстречу девятке. Шины девятки нехорошо запели по льду, машина развернулась, перепорхнула через сугроб и влетела в старый забор. Забор жалобно затрещал и рухнул мгновенно и бесповоротно, как советская власть.
Дверца девятки распахнулась, и из нее выскочили люди.
– Не стрелять! Милиция!
Сазан бросил пистолет на дорогу и молча поднял руки. Правый рукав намок от крови, и держать руку было тяжело.
Тихомиров, тяжело дыша, подбежал к нему и с немалым торжеством заломил руки назад. Бандит без сопротивления упал на колени, нырнул глазами вниз и угодил в продолговатую лужу, обрамленную вмерзшей в снег галькой и полусгнившими листьями. Из-за поворота выехала еще одна машина, на этот раз с мигалкой и синей полосой на боку. Из машины выскочили люди с автоматами. Они молча накинулись на человека в луже и принялись обрабатывать его сапогами.
– Отставить! – заорал Сергей.
Сазана отпустили, и он перевернулся на спину и сел. Дорогой его плащ, предварительно пострадавший от поленницы и забора, окончательно изгваздался, и наконец-то шикарный бандит выглядел не очень презентабельно.
– Я не стрелял, – сказал Сазан.
– Да? А вон это что?
И Тихомиров ткнул в лежащего на дороге человека.
– Сам поскользнулся, – сказал Сазан.
Двое милиционеров поднимали лежащего. Тот ошалело мотал головой.
Тихомиров осторожно, чтобы не залапать пальчиков, поднял пистолет, брошенный Сазаном, понюхал его и удивился. Из пистолета не стреляли ни сегодня, ни вчера.
– Тем лучше, – сказал Тихомиров. – Если ты не сядешь за убийство Баркина, то Баркин посадит тебя за взрыв у «Межинвеста».
Сазан молча усмехнулся и встал на ноги. Двое парней в камуфляже предостерегающе передернули затворы автоматов. Тихомиров побежал вперед к девятке. Человек, убегавший от Сазана, уже сидел, привалившись к колесу, и блестел испуганными глазами. Тихомиров сорвал с него шапку и отступил. У беглеца были черные, всклокоченные волосы, пьяное лицо с лишаем-волчанкой во всю щеку, и было беглецу лет пятьдесят.
– Это что за фрукт? – удивился из-за спины Дмитриев.
– Бомж, – сказал Сазан. – Жил тут, понимаешь, на пустой даче. А когда я приехал к моему другу, со страху вздумал палить в меня из обреза.
Парень с автоматом поднял бомжа за шкирку и принялся запихивать его в машину. Сазан пожал плечами и пошел прочь.
– А ты куда? – окликнул его Тихомиров.
– А что, у милиции ко мне есть претензии?
– Статья 218-ая. Незаконное хранение огнестрельного оружия.
Сазан молча подставил запястья, и Сергей защелкнул на них наручники.
***
Было уже одиннадцать утра, когда Тихомиров и Дмитриев поднялись на четвертый этаж генеральского дома на Садовой. Двери на лестничных клетках ощетинились выразительными глазками и черной кожей, за которой угадывались ребра сейфовых замков. На площадке второго этажа висела на тонком стебельке телекамера, проводившая милиционеров любопытным оком. Дверь генеральской квартиры была деревянная и двустворчатая, и красили ее лет десять назад.
Дверь открыла чистенькая старушка. В ногах ее путалась белая беременная кошка.
– Добрый день, – сказал Сергей, – я ищу Мефодия Баркина.
– А его нет, – сказала старушка, – да вы заходите.
Что внука дома нет, Сергей понял еще вчера. Не было внука и на даче в Гелищево, – бедолага-бомж жил там вторую неделю, не было его у отчима на Кропоткинской, не было на Киевском рынке, где он имел обыкновение покупать соломку, не было его и на Рижском, где арестовали очень похожего на Гуню человека, который, на свою беду, тащил в продуктовой сумке гранатомет. И хуже всего обстояло дело с трезвым, но сильно избитым парнем, которого парочка нетрезвых, и совсем небитых милиционеров доставили в 135-ое отделение. Милиционеры утверждали, что они приняли парня за объявленного в розыск Баркина, но Сергей полагал, что они просто избили парня, а потом не знали, как это разъяснить начальству.
Старушка пригласила посетителей в гостиную, расставила на столе симпатичные чашки, и достала из хельги красовавшуюся там коробку конфет.
– А вы откуда будете? – спросила старушка, разливая чай.
– Из милиции.
Старушка встревожилась.
– Неужели Федя что-то натворил?
– Да как вам сказать…
– Это, наверное, из-за Валерия.
– А что, – сказал Сергей, – Валерий уже был здесь?
– Да, они приехали вчера вместе с Александром, – и старушка указала на коробку конфет.
Сергей кивнул головой и незаметно положил на стол только что взятую им конфету.
– И чего они хотели?
– Валерий говорил, что ему срочно надо найти Федю, что у них есть какое-то выгодное дело. Александр был ужасно расстроенный, а Валерик, – я даже удивилась, какой он стал заботливый.
– Мусор вынес, – процедил сквозь зубы Сергей.
Пластиковый пакет с мусором так и остался в машине Сазана, припаркованной у переезда. Перетряхнув картофельные очистки и крошки от засохшего пирога, эксперты нашли в мусоре обрезки проводов, – к вечеру Сергей ожидал заключения о том, идентичны ли эти обрезки тем проводам, которые были использованы во взрывном устройстве. И еще была в этом мусоре банка из-под пива Heineken, и выпущена была эта банка в той же самой республике Германии и на том же самом заводе, что и другие, оставленные на крыльце банка. Сазан на вопросы не отвечал, хамил и выпендривался, говорил, что никакого мусора не видел, а вот мусоров перед собой видит предостаточно. Его уже собрались бить, но тут пришло начальство и отправило Сазана в больницу, потому что тот распоролся где-то о гвоздь и вытекло из него чуть не две чекушки.
– А что, – спросил Сергей, – раньше Валерий не был таким предупредительным?
– Валерий, – разъяснила старушка, – всегда оказывал на Федю дурное влияние.
– Например?
– Вы знаете, мой сын разработал свою систему воспитания. Он ввел жетоны, которые он выдавал Феде за все, что тот делал. Например, за хорошо заправленную кровать и за почищенные зубы он выдавал один жетон, за пятерку по математике – пять жетонов, а за двойку он отбирал пять жетонов.
В конце недели Федя приносил ему все жетоны, и Василий подсчитывал их.
Если жетонов было много, Василий менял их, скажем, на деньги для мороженого, а если в жетонах был недостаток, начинал порку. Василий всегда говорил, что главный недостаток денег – в том, что они выдаются только в вознаграждение за работу, не охватывая всех человеческих поступков. Он считал, что его жетоны в будущем помогут вести учет и контроль надо всеми человеческими поступками, и это избавит общество от необходимости денег.
Он считал, что замена денег жетонами – это путь к коммунизму.
– Понятно, – сказал Сергей, – и при чем здесь Валерий Нестеренко?
– Василий держал жетоны в железном ящичке, а ключ носил с собой.
Валерик умудрился подделать ключ к ящику, и они таскали оттуда жетоны чуть не полгода.
– И отец ничего не заметил?
– Валерик наставлял Федю, чтобы тот никогда не брал больше пяти-шести жетонов. Но тот брал все больше и больше, а однажды в пятницу он разбил камнем соседское стекло, и отец отобрал у него сорок жетонов. И Федя, от страха перед поркой, пошел и взял эти сорок жетонов из сейфа. Тогда все, конечно, обнаружилось. Василий чуть не запорол его до смерти.
– А Валерий?
– Василий ходил в школу, устроил жуткий скандал, и требовал исключения Валерика. Он называл его грабителем и вором. Валерика не исключили, но завуч очень заинтересовалась этими жетонами. Они хотели ввести их во всей школе и выдавать их за комсомольскую работу и поведение.
– А почему же не ввели?
– У них было общее школьное собрание, на котором завуч сказала, что с этой четверти они вводят жетоны. И тут встала учительница физики и сказала, что знает ли уважаемая завуч, что такие жетоны выдаются за примерное поведение пациентам дурдома, на Западе, и не хотят ли они сделать из школы дурдом?
