дети?
– Только Настя.
– Настя – это дочь профессора.
– Других нет.
– Ирина же ее не удочеряла?
– Несколько я знаю, нет. Да и как бы она ее удочерила? Настя к тому времени была уже совершеннолетней взрослой барышней, даже жила отдельно от папы вместе с мужем и ребятишками.
– То есть у Насти муж и детки, а получить профессорское наследство она не может?
– Почему не может? Просто не хочет. У нее муж очень хорошо зарабатывает. Ведет успешный бизнес, Настю и детей холит, лелеет и балует. Вот Настя и сказала, что жену своего папочки, которому та его последние дни скрасила, она из квартиры гнать не станет. Дождется, когда Ирина сама созреет до переезда.
– Добрая какая эта Настя.
– Когда человек при деньгах, ему легко быть добрым, – вздохнула мама. – Да к тому же не в доброте тут дело. Настя просто оберегает свои нервы. Начни она раздел квартиры, Ирина попила бы у нее кровушки, добиваясь себе максимально выгодной дележки. Я ее знаю! Вот Настя и решила, что квартира папы-профессора того не стоит. Ирка уже не девочка, как помрет, тогда наследники и будут решать, как с квартирой поступить.
– А кто у тети Иры наследник-то?
– Никогда с Иркой на этот счет не разговаривали. Она всякие такие вещи очень нервно воспринимает. Все ей чудится, что родственники ее смерти дожидаются.
– Но завещание она написала?
– Не знаю. Почему тебя это интересует?
– Какие-то у меня нехорошие предчувствия. А кто из ваших общих с тетей Ирой знакомых живет на Сенной площади?
– Так сразу и не припомню. Вроде бы никто.
– Даже не на самой площади, а в тех домах на Московском проспекте, которые к площади примыкают?
– Никто не живет. Хотя подожди! Где-то там в свое время жила Няша. Может, и сейчас живет.
– Это еще кто? Родственница или подруга?
– И не родственница, и не подруга. Няша – это домработница Иркиного профессора. Она тогда еще совсем девочкой была. Но стирала, готовила и убирала у него в квартире на совесть, иная взрослая такую чистоту навести не сумеет, поленится. А когда профессора не стало, то Ирка регулярно два раза в год звала Няшу на генеральную уборку и мытье окон. Они в квартире огромные, Ирка высоты боялась. Но и в грязи жить тоже не хотела. Вот и наступала на горло собственной жадности, платила Няше какие-то деньги. Впрочем, та всегда работала на совесть, а брала немного. Ирка ее всем нашим расхваливала. Кто обращался, все бывали довольна тем, как Няша работает. Потом мы узнали, что Ирка с Няши за эти посреднические услуги требует свои проценты. Мол, я тебе клиента подогнала, плати мне десять процентов комиссионных.
– И Няша платила?
– Да. Хотя мы ей все говорили, чтобы она этого не делала. Ну один раз заплатила и хватит. А то ведь Ирка целое расследование не ленилась провести. Выслеживала и вынюхивала, где и у кого из наших родных и знакомых бедная Няша работала да сколько ей заплатили. Чтобы свою комиссию с бедной девки урвать. Крохоборка! Всегда такой была, такой и помрет!
– Ты помнишь адрес, где эта Няша жила?
– Я у нее в гостях никогда не бывала.
– А кто бывал? Откуда-то ты же знаешь, что Няша живет на Московском проспекте?
– Да, действительно, – задумчиво произнесла мама. – Откуда-то знаю. И кто же мне про это рассказывал?
Какое-то время она размышляла, потом воскликнула:
– Вспомнила! Бабушка Мила несколько лет назад мне сообщила, как ездила к нашей дорогой Няшеньке, потому что та сломала ногу, слегла и некому было ей даже в аптеку и за продуктами сгонять.
– Бабушка Мила? – недоверчиво уточнил Саша. – Ездила в такую даль? Так она же сама еле двигается.
– Ну это сейчас у нее колени болят, а тогда она пободрей была. К тому же она не сама ездила, ее зять возил. Он же и за лекарствами, и на рынок за продуктами бегал, пока бабушка у постели больной Няши чаи распивала и про жизнь с ней судачила.
Звонок бабушке Миле кое-что прояснил. Ее зять, несмотря на минувшие годы, оказывается, отлично помнил ту поездку.
– Заставили они меня тогда побегать. В пять мест сгоняли! А напоследок еще и передачу всучили, которую я на другой день должен был в СИЗО передать. Пришлось переть. А что делать? Не хотелось, да обещал.
– Кому передачу?
– У этой дурехи Няшки брат имелся, за наркоту ему пять лет грозило. Вот ему передачу я и собирал. Не по своей воле, а все-таки собирал. Оно мне надо?! Носки шерстяные и теплое белье в одном месте купи, сигареты в другом, лекарства вообще в аптеке. Потом чай и конфеты с печеньем, а напоследок еще и консервы. Я думал, что покупки самой Няше делаю, еще удивлялся, почему такой странный список она мне продиктовала. А когда оказалось, что я для зэка-наркомана старался, такой злой был, тебе не передать! Своим бабам сказал, что квартиру генералить отныне будем своими силами. Где они сами не справятся, я помогу. Но чтобы этой Няши в нашем доме и духу не было! Надо же такое придумать! Братка ей жалко было! Себя бы лучше пожалела, убогая!
– Нужный дом показать сможешь?
– А вам это зачем?
– Позвать ее хотим к себе.
– У вас же чисто. Да и квартирка совсем крохотная. Втроем не справиться? Чего там у вас убирать? Денег не жалко?
– А мы на дачу Няшу повезем. Второй этаж захламили, теперь разобрать надо.
– И чего? Самим уж не справиться никак? Деньги лишние у вас, похоже, завелись. Тогда вы их мне отдайте, а я вам получше дурочки припадочной помогу.
– Продиктуй нам ее адрес. И телефон, если можешь.
– Не могу! – отрезал родственник. – Ни адреса, ни телефона у нас не сохранилось. В прошлом месяце только обсуждали. Ирке даже звонить хотели, да потом решили, что обойдемся.
– Как же быть?
– Если вам эта Няшка так уж сильно нужна, то заезжайте за мной. Я зрительно и дом помню, и квартиру ее найду. Только сам я за руль не сяду, выходной день, с утра пивком балуюсь.
В машину зять бабушки Милы уселся, сжимая в руках жестянку с пивом. Еще две оттопыривали его карманы на брюках. По машине немедленно пополз запах солода и хмеля, приятный запах, если вдуматься, но не совсем уместный сейчас.
Дядя Витя всю жизнь был человеком веселым и компанейским. Он и сам себя таковым считал, и остальные соглашались. Дальше шли разногласия. Дядя Витя считал, что поднимает всем вокруг настроение, окружающие
