— Сволочь! Ему красный ошейник на горло одеть (перерезать горло), — послышались отдельные голоса.
— На этой неделе я возвратился с Лесником после разбора с ним. Мы его нашли в одной глухой таежной
деревне, где он занимается пчеловодством. Там на месте мы решили его жестоко не наказывать, а дали
возможность откупиться. Крот вернул в кассу общака два миллиона галье (деньги). В том числе к осени доставит
в академию (тюрьму) зекам полторы тонны меда.
— Ништяк! Так тоже можно наказывать... — раздались удовлетворенные смешки.
— ...Много фофанов (дураков) стали заниматься нашим ремеслом, мешаться под ногами, пытаться корчить
из себя черт знает что, тогда как фактически являются фреями (неопытными ворами). Мы постоянно должны
ставить их на место, чтобы не пыркались и не мутили воду.
Лесник недавно вернулся из Штатов, где был на воровской сходке. Там он познакомился с четырьмя главами
кланов, точнее с тремя, так как четвертого, моего друга, он знал раньше. Они предлагают нам наладить с ними
тесный контакт.
— В каком плане? — спросил Граф.
— При нашей опасной работе у нас с ними могут быть взаимовыгодные контакты: подготовка операции, наводка, страховка, обеспечение транспортом, даже отсидеться там на дне порой надежнее, чем здесь, если, к
примеру, вышкой запахнет. Я сейчас не берусь перечислять все открывающиеся перед нами возможности, так
как мне их одному не охватить, а поэтому, собравшись сегодня здесь, мы должны гуртом обсудить предложение
американцев. После чего я поеду к ним и передам наше решение, которое мы своим авторитетом тогда уже
обязаны будем выполнять. Поймите меня правильно, контакт с братьями в Америке нужен не мне, и, возможно, даже не вам, а тем, кто придет нам на смену, более ловким и изворотливым, которым в четырех стенах нашей
матушки-России будет тесно и захочется пробежать (обворовать) по заморским толстосумам.
Видно было, что Лапа не впервые выступает перед такой аудиторией, умеет заставить себя слушать, не
навязчиво, но настойчиво проводя основную свою мысль в течение всего выступления, не упуская, где имелась
для этого возможность, похвалиться своим учеником, своими связями, дружками в Америке. После его
выступления стали говорить другие, желающие по данному вопросу внести свои предложения, рекомендации, высказывая опасения по тем или иным сомнительным моментам, а то и прямо возражая против предстоящего
сближения воровских группировок двух стран.
Как бы там ни было, но к семнадцати часам сходка воров пришла к выводу о необходимости установления с
американской мафией тесных контактов в сотрудничестве и взаимопомощи — это в будущем, а в настоящем
уполномочить Лапу установить тесные связи для претворения принятого решения в жизнь.
Мнение большинства выразил Оборотень, который, в частности, сказал:
— Мы с ними являемся братьями по специфике нашей деятельности. Кое-чего мы у них почерпнем, а кое-
чему и им у нас придется поучиться, лишь бы нам легче стало добывать свои шайбы (деньги).
Присутствующие на сходке не видели в Лапе старика. Перед ними был уважаемый, умудренный жизненным
опытом специалист самой престижной воровской квалификации с международными связями, который может
позволить со своими друзьями сорить свои шайбы на организацию данной сходки, угощение братвы. Они видели, как Лапа уважительно обращался к Душману, которого Лесник иногда называл кумом. Многие воры, обобщив
увиденное и услышанное в отношении Душмана, изменили свое первоначальное, давно сложившееся мнение.
Душман не выпячивал себя и не бравировал перед ними не потому, что не созрел, слаб и не имеет надежных
покровителей, крепкий тыл, а просто это была избранная тактика его поведения. Его скромность по достоинству
была оценена многими, а если кто подобного не сделал, то это были люди недалекого ума, которых можно было
не брать в расчет.
Расставшись после воровской сходки, ее участники договорились встретиться здесь же сегодня в двадцать
часов, но уже со своими подругами, ближайшим окружением.
Лесник на вечер, конечно же, пришел со своим давнишним увлечением — Ларисой, которая привела с собой
неизменную подругу Соню.
Душман не мог позволить себе такой вольности, да и не желал, а поэтому был с женой. По тому, как к нему
часто стали обращаться авторитеты преступного мира с просьбой представить их или познакомить поближе то с
Лапой, то с Лесником, он понял, что их затраты на проведение настоящего мероприятия полностью
оправдываются. Он уже перестал удивляться дальновидности Лапы, теперь только констатируя и пользуясь ее
плодами. Конечно, ему было жалко своих денег, выброшенных фактически на ветер, но «искусство» требует
жертв, и он вынужден был пойти на затраты, понимая, что живет не одним днем, и его потери со временем
окупятся сторицей.
Лапа восседал за столом в кругу своих друзей — Графа, Оборотня, Штуки, Короля, Бунтыла, Примы, Гуцула, с которыми читатели первой книги знакомы по эпизоду приема Душмана в законники.
Лариса, подруга Лесника, погуляв часа три, предложила ему:
— Витя, давай уйдем отсюда. Я так давно не видела тебя, соскучилась и не обладала тобой, что все это
гулянье меня просто не устраивает.
— Моя миссия тут выполнена, а поэтому я присоединяюсь к твоему мнению, — поведал он ей, однако не
желал, чтобы кума заострила на них внимание и сделала бы для себя надлежащий вывод с последующей
передачей его Альбине. — Ты подожди меня у выхода. Я сейчас подойду, — полуобняв Ларису, проворковал он
ей.
Подойдя к Лапе, он сообщил ему, что покидает компанию.
— Виновница, надо полагать, женщина? — пошутил Лапа.
— А что мне остается делать в моем возрасте? — разведя руками, тоже пошутил Лесник, покидая его.
Душману он по-дружески сообщил: — Я буду ночевать у тебя на даче, не возражаешь?
— Я-то не возражаю, но мне придется сообщить твоей жене, где и с кем ты проведешь ночь, — пьяно
произнес тот, улыбаясь.
— Я тебе сообщу! — с улыбкой погрозил ему Лесник, поспешно выходя из ресторана.
О Соне они не забыли, но она ни в них, ни в покровительстве, ни во внимании не нуждалась, так как у нее уже
появился свой кавалер.
Водитель Душмана, доставив Лесника и Ларису на дачу, уехал. Так как Лариса с Лесником была много раз на
даче Душмана, то знала, где и что имелось из запасов продовольствия. Она даже некоторое время постоянно
жила с Лесником здесь, а поэтому ориентировалась не хуже, чем в своей городской квартире, куда
первоначально пригласила Лесника, но он предпочел почему-то дачу Душмана, против этого ей возражать не
приходилось.
Лариса по-хозяйски быстро подогрела холодные закуски, взятые водителем автомобиля вместе со спиртным
из ресторана, и расставила на столе.
Если Лесник любил Альбину головой, как красивую, умную женщину, мать его троих детей, то Лариса
покоряла его душу своим вниманием, ласками, телом. Он к ней привык, как к удобной и приятной
принадлежности. Конечно, она была уже не той женщиной приятной утренней свежести, когда при взгляде на нее
можно было потерять вместе с головой и разбитое сердце, но ее красота все еще не иссякла, и источник ее чар
был для Лесника притягательным и желанным, а поэтому он мог полностью расслабиться, купаться в ее ласке, любви и преданности, чувствовать себя слабым, нуждающимся в уходе и внимании.
Они оба были рады и довольны, что в безбрежном мире встретились, нашли друг друга. Лариса так любила
Лесника, что готова была родить от него ребенка, но врачи поставили крест на ее желании по причине ее
болезни. Познав жизнь во всех ее аспектах, она, как дегустатор вин, пришла к выводу, что Лесник — тот
исключительный, качественный напиток, который надо пить, не смешивая с другими, худшими винами, чтобы не
потерять своих профессиональных навыков.
Лесник, не ограниченный во времени, не спеша поведал ей, конечно, в допустимых пределах, о своей
поездке в Штаты, поделился личными впечатлениями, не забыл сообщить, что купил там себе виллу и теперь
является собственником недвижимости как в России, так и в США, имея двойное гражданство этих государств.
Отдыхая на широкой груди Лесника, Лариса с завистью призналась ему:
— Жизнь проходит, а я за границей ни разу не была и не знаю, с чем ее кушают.
— Ты английский язык знаешь? — вяло поинтересовался он.
— Откуда! — удивленно воскликнула она. — Хотя в школе учила английский, но ты знаешь, как мы учились и
учили иностранные языки, но не для себя, а для учителя, для оценки.