— Вы совершенно правильно все понимаете, — не стал спорить с очевидным он.
— Ваше сиятельство, вы понимаете, насколько это выглядит дурно со стороны?
— Отчего же? — вдруг разозлился он. — Я что — подлец? Или насильник? Не человек? У меня не может быть искренней привязанности?
— Вы — человек, которого я, бесспорно, уважаю. Однако… Что будет с этой девочкой? Она и так практически не сходится с людьми. У нее нет родных. Нет друзей. А после… опыта общения с вами… Она же никого никогда к себе не подпустит!
— Ей не придется к себе кого-то подпускать, — яда в его голосе было предостаточно. — Моей супруге, согласитесь, это будет не к лицу.
— Что? — изумилась княгиня.
— Ваше сиятельство… Я уважаю вашу заботу об Ирине Алексеевне и лишь поэтому с вами беседую. Однако согласитесь… — он как-то устал объясняться витиевато и просто сказал. — Это все обидно слышать.
— Вы ведь аристократ. Первая фамилия империи.
— Поэтому у меня больше проблем с заключением брака, чем у полковника, которым я имел неосторожность представиться в начале нашего знакомства.
— И дело только в этом?
— Совершенно верно.
— Тогда я сохраню вашу тайну и дам возможность объясниться с вашей избранницей самостоятельно, — склонила голову княгиня. — И… приношу свои извинения за необоснованные подозрения.
Князь отбыл на службу. Так как он планировал исчезнуть где-нибудь дней на пять — сразу после празднования Тезоименинства наследника — то надо было максимально разобраться с текучкой, распределить обязанности. И еще много чего интересного, включая беседу с Его Императорским Величеством.
Вместо этого он битый час выслушивал причитания ее императорского величества на предмет того, как она боится, что на дне рождения наследника может случиться что-то плохое.
В глубине души князь был с ней абсолютно согласен. Как и Служба Безопасности, а так же еще добрый десяток организаций, отвечающих за безопасность на подобных мероприятиях. Однако… Монархия держится на традициях, на торжественности вот таких моментов… На единении власти и народа. Конечно, на иллюзии единения — но эту самую иллюзию как раз и надо было создавать тем более старательно, что опять начались покушения. И начались они как раз с него, с великого князя Радомирова Андрея Николаевича — верного пса престола.
— Я могу гарантировать, что все возможное и невозможное будет сделано. К тому же, на наследнике будет кольцо с мгновенным телепортом — если что — он будет перенесен в безопасное место.
— Почему нельзя раздать эти кольца всем?
— Разметает, — пожал плечами князь. — Один — уйдет. Если все сразу — Эффект будет равен той самой бомбе, которую могут бросить.
— Вы столь равнодушны к чужой жизни, — патетично прошептала императрица.
— Я там тоже буду, — пожал плечами он.
— Если с моим сыном, наследником Империи что-то случится — я вам этого никогда не прощу!
— Я понимаю ваше беспокойство и сделаю все, чтобы не допустить покушения.
И вот так об одном и том же — уже полтора часа. Участники совещания меланхолично ожидают за дверью — а вот они-то как раз и должны обеспечивать ту самую безопасность, о которой так переживала императрица.
Обычно князь так долго императрицу не выслушивал: ни сил, ни времени, ни желания особого не было. Но сейчас, когда он со дня на день будет представлять невесту… Портить отношения еще больше не хотелось.
Поэтому он терпеливо рассказывал — вот не думал, что в нем есть подобная добродетель — какие беспрецедентные меры безопасности… Какой силы защитный купол… Сколько полицейских в охранении…
Наконец, императрица поднялась — показала, что беседа окончена.
«Слава Небесам!» — подумал князь.
Можно было начинать совещание.
А он еще не поговорил с императором.
Через час он понял, что не успевает.
Мысленно связался с ней — надо научить ее общаться, не используя кулон — это намного удобнее — и вслух говорить не надо.
«Милая! Я задерживаюсь. У нас нескончаемое совещание. И я не могу ни покинуть его, ни перенести. Доберешься домой сама?»
«Хорошо» — даже сквозь расстояние он понял, что она смущена.
Но проговорить все моменты завтрашнего мероприятия было попросту необходимо, поэтому, подавив тяжелый вздох, он уселся поровнее и стал слушать еще внимательнее.
Через два часа она позвонила сама — князь посмотрел на часы — восемь вечера скоро. А у них еще…
Пользуясь тем, что докладчики менялись, ответил под изумленные взгляды присутствующих:
— Да… могу. Сейчас. Пять минут перерыв, мне надо ответить.
Подождать, пока все выйдут, повернуться к окну, уставиться на панораму расцвеченной огнями реки. Город заносило снегом…
— Ты только выходишь? Опять задержалась?
Послушать, как она рассказывает что-то про маленького, но храброго гимнаста, который бежал домой с тренировки с папой наперегонки.
— Представляешь, они столкнулись и упали. Мальчик пальцы на правой руке сломал. Папа колено разбил. Мама и сердится, и обнимает. А мальчик плачет, что его с соревнований могут снять — а они через неделю.
— И ты ему помогла?
— Да. Только завтра посмотрю его ручку — можно ли на тренировку — и вперед.
— Умница. А я вот… еще на работе.
— Я поняла, — она рассмеялась.
— Я могу зайти к тебе сегодня? Нам надо поговорить. Только это будет поздно…
— Хорошо, — ответила Ирина. — Я буду ждать.
— Я тебя люблю, — едва слышно выдохнул он.
И разъединил связь.
— Вот не думал, что увижу или услышу подобное чудо, — раздался у него за спиной резкий насмешливый голос.
— Ваше величество, — соскочил со стола князь и поклонился.
— Кажется, я понимаю, о чем ты хотел со мной поговорить.
— Я собираюсь сделать предложение руки и сердца.
— Это, видимо, ты так просишь разрешить тебе заключить брак…
— Именно, государь, — решительно кивнул родственник.
— Я рад, что хотя бы тебе судьба дала возможность почувствовать себя влюбленным мальчишкой. Хотя бы в твоем немолодом возрасте, — вздохнул император. — Вот наследник сейчас чудит — так ему по возрасту положено. Завтра двадцать лет будет…
— У нас с тобой в двадцать лет уже два года, как Империя на плечах висела. С тех пор, как бомбисты уничтожили моих родителей удивительно прицельными ударами. А твоих…
— А у моих странным образом схлопнулся магический портал переноса, — севшим голосом проговорил император. — Я помню лохмотья… Вместо людей.
— И все в один день.
— Мы с тобой на каком курсе Военной Академии были?
— На втором? — князь и забыл эту подробность.
— На третьем. Но нам рано пришлось повзрослеть.
— Тогда же тебе пришлось жениться, — с сожалением проговорил друг и сподвижник. — Стране был нужен наследник, и отец нашей нынешней императрицы…
— Генерал-губернатор Восточного региона, — со странной смесью восхищения и ненависти выдохнул император, — самая сильная фигура на тот момент.
— Мне жаль.
— Это лишнее. Я хотел бы присутствовать на совещании, — ответил ему император. — Ты, кстати, можешь быть свободен.
— Это лишнее, — в тон ему ответил родственник. — Слишком долго тебя вводить в курс дела.
СТОЛИЦА. ГОД НАЗАД. КОНЕЦ ДЕКАБРЯ. ОНА
Сегодня мне первый раз не хотелось тишины, не хотелось оставаться наедине с собой. Наверное, я боялась того, что мне удаться уговорить себя, что вчерашний вечер мне лишь приснился.
А еще я все не могла разобраться в себе — приснился ли мне самый лучший, самый сладкий сон в моей жизни, после которого не хотелось просыпаться — или это был кошмар. Кошмар о том, как я забыла о собственном самоуважении и пристойном поведении?
Поэтому я пришла на работу еще затемно — благо, где-где, а в госпитале всегда есть, чем себя занять. Уселась заполнять истории — вчера день был суматошный — ежедневные листы осмотров я после обхода не заполнила.
Все порывалась вскочить и куда-то побежать. Да… Со мной такого не бывало. Но, с другой стороны, такого не бывало, чтобы меня целовали…
А потом навалились дела. Первый снегопад, пусть и задержавшийся, не приходит в город сам по себе… Он сопровождается травмами. Столкновениями экипажей. Наездами экипажей на пешеходов. Или, вот, как в случае, с которым пришлось столкнуться буквально с утра — молодой и крайне нетрезвый аристократ возвращался домой с рождественского бала. Как он оказался в рабочем районе, да еще и утром, когда детей собрали, чтобы отвезти на экскурсию — никто пока не понял. Однако горячих, застоявшихся коней он придерживать не стал. В итоге — у нас в приемнике двенадцать пострадавших разной степени тяжести. Самые тяжелые — подросток четырнадцати лет с пробитой копытами головой — и маленькая девчушка — первоклассница. У нее смята грудная клетка.