Ознакомительная версия.
Теперь стоявший передо мной Андрей Вадимович казался мне не обнаглевшим бабником, а человеком, которого заинтересовало нечто паранормальное. Более того, я видела, что он встревожен, он потерял свою стопроцентную уверенность в себе, хотя, заходя сюда, пытался скрыть свой мандраж. Интуиция подсказывала мне, что он решился заговорить со мной на запрещенную тему не просто так, а потому что его что-то очень тревожило. Я видела, как он отчаянно напрягал свои мозги, пытаясь, пока нам никто не помешал, сформулировать новый вопрос, более конкретный и в то же время не раскрывающий его крайней озабоченности произошедшим. Я в тайне ждала этого вопроса, потому что даже в нем могла содержаться какая-то последняя, еще не известная мне информация.
Но, увы, нам помешали. Гремя металлическим ведром, в палату помпезно вошла санитарка тетя Люба. Андрея Вадимовича словно ветром сдуло, и в этот момент санитарка чувствовала себя вовсе не младшим медицинским персоналом, а самым, что ни на есть старшим, а мытье полов, по ее мнению, было не менее важным, чем сложные хирургические операции. Мне не хотелось поддерживать в тете Любе эту мифическую уверенность в своей значимости, и я решила тотчас встать с постели и выйти из палаты. Я даже заглянула в ведро, но, как ни странно, вода в нем была чистая. Если бы оказалось иначе, я бы обязательно указала ей на это. От меня не скрылось, что санитарка была разочарована тем, что не произвела на меня должного впечатления. Может быть, она даже хотела со мной поговорить, но я это поняла только, когда вышла. «Не возвращаются же обратно, – подумала я. – Если ей есть, что мне сказать, то она меня дождется».
Умывшись, я прогулялась по коридору в надежде услышать что-нибудь о Кирилловой. Около ординаторской я остановилась и, как доморощенный шпион, стала снова разглядывать плакаты на стене, одновременно прислушиваясь к разговорам за чуть приоткрытой дверью.
– ...нарушение целостности мозговой ткани с расстройством деятельности мозга, – сказал Голявин.
– Да, при нарушении в этом участке коры всегда наступают переферические параличи и расстройства чувствительности, – произнес женский голос.
Разговор, услышанный мной состоял из одних медицинских терминов, и не было названо ни одного имени. Я поняла, что больше ловить здесь нечего и вернулась в свою палату. Голос тети Любы раздавался где-то за стенкой, но я не сожалела, что мы с ней не встретились. Она вряд ли могла мне что-либо рассказать, скорее всего, ее интересовали яблоки, которые мне вчера принесла Даша и которые я сама еще не успела попробовать. «Нет, сегодня тетя Люба опять схалтурила, – подумала я, выбирая самое большое яблоко. – Хоть и чистой водой полы мыла, но под койкой не протирала. Не буду ее каждый день фруктами баловать».
– Калинова, иди кардиограмму делать, – услышала я голос Софьи Николаевны.
Я пришла к выводу, что совершенно ничего не понимаю в традиционной медицине. Я не знала, зачем при сотрясении мозга надо делать кардиограмму сердца, если на его работу у меня нет жалоб. Тем не менее, мне пришлось повиноваться.
Мария почувствовала, что не может размышлять на ходу, она села на скамейку, несмотря на то, что лавка была мокрая от дождя. Прохожие с недоумением посматривали на нее, но Мария ничего вокруг себя не замечала! Она «с головой ушла» в свои размышления.
«Мои догадки подтвердились. Система начала разрушаться. Сегодня умерла Вера, но это только первая жертва, смерть ожидает нас всех. Неужели Он этого не понимает? – анализировала Мария. – Я шла на встречу с Ним, твердо решив, что не скажу всей правды, а обещанного серьезного разговора не состоялось. Он сказал мне на ходу, что Кириллова умерла, не приходя в сознание. Он решил, что теперь опасаться нечего, и закрывать клуб не стоит. Может быть, Он ведет двойную игру, может быть мне стоит исчезнуть из Москвы? Бесполезно, меня везде найдут... И мое исчезновение только заставит Его активизироваться... Можно ли верить в то, что мои способности Ему очень нужны, и Он не попытается меня зомбировать? Вчера Он мне угрожал, а сегодня сделал вид, что ничего не произошло... Это странно! Я не могу больше Ему верить! Придется отступить от своих традиций и днем, в светлое время суток, до занятия в клубе заняться медитацией».
Мария решительно встала со скамейки и направилась к станции метро. Она не заметила, то дождь кончился, и шла под зонтиком, продолжая удивлять прохожих.
* * *
Татьяна никогда не была красавицей. Даже будущий муж мысленно назвал ее при первой встрече «пигалицей». Она была очень маленького роста, чрезвычайно худая, с короткой стрижкой и мелкими неброскими чертами лица. Возможно, Анатолий совсем не обратил бы на нее внимания, но она дважды перед ним брала в читальном зале студенческой библиотеки именно ту книгу, которая интересовала и его. И оба раза эта пигалица переходила ему дорогу, поскольку книги были в единственном экземпляре. Во второй раз он подсел к Татьяне и познакомился с ней, хотя целью его знакомства была вовсе не сама девушка, а книга, необходимая для написания реферата по философии.
Татьяна была коренной москвичкой и училась на втором курсе, а Анатолий заканчивал пятый курс, жил в общежитии и все пять лет безудержно пытался жениться на жительнице столицы. Ему нравилось, что Татьяна никогда не опаздывала на свидания больше, чем на пять минут, не рассказывала, сколько часов она провела в парикмахерской и в парфюмерном магазине, а главное, он не боялся увидеть ее с другим. Они поженились. Анатолию повезло еще и в том, что теща с тестем жили практически все время в загородном доме в дачном поселке недалеко от Серпухова, и московская квартира была в распоряжении молодых. Рождение дочери еще больше привязало Татьяну и Анатолия друг к другу. Аленка была похожа на отца и буквально все знакомые предрекали девочке счастливую жизнь. Но они все точно сглазили! Аленке было только три годика, когда она в летнюю жару заболела воспалением легких, и родители не сразу поняли, отчего высокая температура. Они сначала решили, что у дочки солнечный удар, потом самостоятельно сбивали температуру. А когда они обратились в поликлинику, было уже слишком поздно... Аленку спасти не удалось...
Татьяна обвинила в смерти дочери Анатолия, именно он был инициатором самолечения и отговаривал обращаться к врачам, зато охотно прислушивался к рекомендациям аптекарей. Время было упущено. И потом Анатолий стал обвинять жену в том, что она позволила Аленке купаться в речке и не оберегала ее от сквозняков.
Чем больше времени проходило с того рокового дня, тем сильнее становились взаимные упреки и тем больше росла ненависть друг к другу. Супруги, потерявшие ребенка, стали совсем чужими и вскоре разошлись. Анатолий даже не стал претендовать на жилплощадь, но на прощание сказал Татьяне, что ее ожидает страшное будущее.
Убитая горем женщина хотела покончить с собой, наглотавшись таблеток, но ей это не удалось. Возможно, действие различных лекарств компенсировало друг друга, а может быть, их концентрация не превысила предельно допустимой дозы.
Татьяна, как ни странно, обрадовалась тому, что осталась жива и... уверовала в Бога, хотя до этого была атеисткой. Она окрестилась, стала посещать все церковные службы в выходные дни и изучать Библию. Ее жизнь обрела новый смысл.
Но однажды в квартире напротив появился новый жилец, и спокойствию на лестничной клетке пришел конец. Пьяные дебоши, визг девиц легкого поведения не могли увязаться в голове Татьяны с тем, что новый хозяин соседской квартиры был дьяконом в церкви, которую чаще всего она посещала. Что-то надломилось в Татьяниной душе, и ее вера в Бога пошатнулась.
Она стала искать отдушину в том, что так категорически отвергла христианская церковь – в магии, колдовстве и чародействе. Но и на этом поприще Татьяну постиг ряд неудач – раскрыть магические способности, так и не удалось.
Потом она увлеклась восточными религиями и поняла, что она способна создать свою философию, основанную на постулатах различных религий с легкой примесью магии.
Татьяна создала клуб «Просветление» и стала нести свою философию в массы. Членами ее клуба были в основном одинокие люди, мужчины, но чаще женщины, так же как и она когда-то потерявшие смысл жизни. Татьяна чувствовала себя счастливой, но однажды ей дали понять, что либо клуб будет существовать в новом качестве, либо не будет существовать ни клуб, ни она сама.
У Татьяны не было выхода, она согласилась безоговорочно на все поставленные условия, тем более, что материальное вознаграждение за это было высоким. Название клуба «Просветление» осталось, изменились только его цели. А еще Татьяне рекомендовали взять новое имя, и она опять согласилась. Так, Татьяна стала носить то же имя, что и Богородица. Она стала Марией...
Ознакомительная версия.