- Что ему нужно?
- Ей-богу, не знаю, миссис Сарбайн, чтоб я провалиться! Он говорить...
Парой секунд спустя миссис Сарбайн влетела в гостиную с двумя картонными коробками из модных магазинов. Поставив коробки на белое с золотом фортепьяно, она мило улыбнулась и извинилась за тупость Лидии.
- Я даже сама не пойму, почему до сих пор держу ее. Впрочем, вы ведь сами знаете, что в наши дни прислугу найти непросто, мистер...
- Крим, - подсказал я. - Харви Крим.
Я вручил ей удостоверение. В отличие от Лидии, читать она явно умела, но не стала. Высокая, стройная, очень привлекательная и очень холеная блондинка, из числа тех, на которых неизменно оглядываются любые мужчины, независимо от возраста или здоровья. Дорогая женщина, даже не пытающаяся скрывать свою цену. Лишь очень богатый мужчина может позволить себе владеть такой, в той же мере, как только богач приобретает "роллс-ройс" или, скажем, бриллиантовое колье. Ум подобным женщинам не обязателен. Их ценят по размерам, качеству и отделке.
- Значит, вы из страховой компании, - улыбнулась она, возвращая мне удостоверение, так и не удостоив его даже мимолетным взглядом.
- Да, мисс Сарбайн.
- Вы, должно быть, знаете, что ваша компания еще нам так и не заплатила?
- Да, миссис Сарбайн, знаю. Но с момента кражи прошло всего три банковских дня, а на улаживание всех формальностей обычно уходит от семи до десяти дней.
- Мне это непонятно, мистер Крим. Присядьте, пожалуйста. Выпить хотите?
- Нет, благодарю вас. Дело в том, миссис Сарбайн, что четверть миллиона долларов - сумма довольно значительная, даже по меркам такой крупной компании, как наша. В подобных случаях мы обычно предпринимаем некоторые шаги по расследованию обстоятельств страхового случая.
- Садитесь же.
Я сдался и пристроился на изящном позолоченном стуле, обтянутом голубым атласом. Блондинка налила себе чистого виски и отпивала из стакана, как будто в нем было обычное вино. Потягивая виски, она пыталась уверить меня, что четверть миллиона долларов, даже на ее взгляд, на дороге не валяются.
- Жаль, конечно, но придется примириться с этой потерей. Я ведь люблю красивые вещи, мистер Крим.
- Да, я вижу, - кивнул я, обводя глазами увешанные картинами стены.
- Для меня эта пропажа - тяжелый удар, мистер Крим. Это колье для меня значило очень много.
Я снова кивнул, наблюдая, как она поглощает виски.
- К бриллиантам у меня вообще отношение особое. Они, как бы вам объяснить - волнуют меня. Даже возбуждают.
Еще бы, подумал я. А вслух сказал, что, принимая во внимание ее слова, несколько удивлен, что она так небрежно бросила футляр с колье в спальне.
Блондинка неспешно допила свой стакан. Виски ее явно оживило. Она налила себе еще. Тепло буквально на глазах разливалось по ее крепкому, ладно сложенному телу. Как ни странно, она меня не возбуждала; я относился к ней, как к породистой кобыле - с интересом, но даже без малейшей примеси чувственности.
- Потому что они живые! - выпалила она.
- Извините, я не совсем понял.
- В сейфе или в банковском хранилище они были бы мертвы, мистер Крим. Этого, должно быть, ждала от меня ваша компания - чтобы я хранила их в сейфе?
- Сейчас уже поздно обсуждать, чего бы от вас ждала наша компания, миссис Сарбайн. Колье украдено. Меня интересует только одно - выяснить, кто его взял.
- Боже, как это скучно. Полицейские уже замучили меня своими расспросами.
- Я знаю. Однако я отношусь к несколько иной категории. Я вовсе не стремлюсь вершить правосудие. Меня интересует только украденное имущество. Я прекрасно понимаю, что при полицейских, которые цепляются за каждое ваше слово, вы не стали бы высказывать никакие предположения. А при мне не попытаетесь?
- Не хотелось бы, - с улыбкой ответила она.
- То есть, если бы вам захотелось, то вы бы ответили?
- Бросьте, мистер Крим, - усмехнулась она. - Я не вчера родилась и кое-что знаю про страховые компании. Как и мой муж, кстати говоря. Ваша компания набита деньгами. Если в нее ткнуть ножом, то из раны потечет золото. Что для нее какие-то жалкие двести пятьдесят тысяч?
- Двести пятьдесят тысяч - большая сумма, миссис Сарбайн, - возразил я. - А ваше заявление я могу расценить как провокацию.
Она вскинула брови.
- Это шутка?
- И да и нет. Однако мне кажется, что при желании вы и впрямь могли бы мне много порассказать.
Внезапно она посерьезнела. Игривого зверька и след простыл. Приблизившись вплотную ко мне, так что я даже ощутил запах перегара, она процедила:
- Хватит с тебя, дешевка. Проваливай отсюда. Я вовсе не обязана перед тобой откровенничать.
- Это верно, - согласился я.
Я уже шагал к двери, когда расфуфыренная красотка завопила:
- Эй, Лидия, выпроводи нашего страхового мальчика!
Лидия услужливо распахнула передо мной дверь. На ее ногах уже были туфли, а на губах играла злорадная улыбка.
Глава пятая
Когда я вернулся в свою контору, располагавшуюся в доме 666 по Пятой авеню, на моих часах было уже почти четыре. Всю дорогу, топая пешком с Парк-авеню, я перебирал в уме сведения, которые мне удалось раздобыть за последнее время. Они постепенно начинали складываться в весьма интригующую картинку-головоломку. Одни к ней подходили, другие, правда - не очень. Впрочем, меня интересовала вовсе не эта картинка, а вполне конкретное бриллиантовое колье.
Едва я успел позвонить по внутреннему телефону Мейзи Гилман, которая сказала, что кое-какое досье на Дэвида Гормана для меня подготовила, как в дверь просунулась голова Хантера и мрачно спросила, где колье. Или великий и неподражаемый Харви Крим сел в лужу?
- Дайте мне срок до конца недели, масса Хантер, сэр, - попросил я.
- Ты пьешь мою кровь, Харви.
- Вот уж вряд ли, - покачал головой я. - Хотя, если призадуматься, странная получается штука. Похоже, в нашем замечательном, блистательном и процветающем обществе мозги вообще ни во что не ставят. Ведь что получается? Все служащие нашей дурацкой компании днями напролет елозят на задницах, протирая портки, и только и умеют, что отдавать приказания. Ни один даже не пытается созидать. Случись так, что для спасения компании любому из вас потребовалось бы на скорую руку сляпать какое-нибудь стихотворение или придумать мало-мальски сносную мелодию, и - все: компания ухнула бы в небытие, как Римская империя. Кстати, вы догадываетесь, почему я разговариваю с вами в таком тоне?
- Нет, Харви, скажи мне.
- Скажу, не бойтесь. Потому что я вам необходим. Потому что без меня вы потеряете уйму денег и вылетите в трубу. На всю компанию у вас не наскребается и дюжины извилин. Вот почему вы вынуждены торчать здесь и безмолвно выслушивать, как я вас поношу. И поделом вам! Сказать по чести, Хантер, меня от вас блевать тянет. Вот ей-ей!
Он велел мне катиться к черту и отвалил, хлопнув дверью. Что ж, если не считать знакомства с Лидией, то это было моим первым по-настоящему приятным достижением за весь день. Увы - оно оказалось недолговечным. Да, я одержал победу, наорав на Хантера. Да, меня не уволили и даже посулили пятьдесят тысяч за вырученное колье. Но, чем больше я думал, тем более нереальной и недостижимой начинала мне казаться эта проблема.
Вошла Мейзи Гилман и с места в карьер заявила, что, нахамив Хантеру, я здорово усложняю жизнь остальным сотрудникам.
- Как насчет хоть капельки сочувствия к мелкому люду? - спросила она.
- Не к мелкому люду, а к мелким умишкам, - огрызнулся я.
Мейзи кивнула и сказала, что еще мне это припомнит.
- Почему ты не женишься, Харви? - спросила она. - Вокруг столько прекрасных девушек, которые приучили бы тебя более приветливо относиться к окружающим. А у тебя под рукой всегда будет объект для порки, на котором ты сможешь срывать свой дурной нрав.
- Твои шутки с изрядным душком, кроме того - я уже был женат. Выкладывай, что там у тебя на Дэвида Гормана?
- Тебе известно, что он уже окончательно умер?
Признаться, я постоянно сомневаюсь насчет Мейзи - то ли она и впрямь полная дурочка, то ли прикидывается. Правда, в толике здравого смысла я бы ей точно не отказал. Я признал, что смерть Гормана новостью для меня не является.
- В прошлом июле ему исполнился семьдесят один год. Тихий и скромный был старикан, мухи не обидит. Родился в Лейпциге, в Германии. В двадцать два года переехал в Берлин. Написал три пьесы, из которых одна имела шумный успех. В Первую Мировую войну служил солдатом. Затем стал театральным режиссером, а потом и продюсером. Весьма удачливым...
- Откуда ты все это почерпнула?
- От его знакомой, Сейди Клингер. И еще из "Истории берлинского театра" Гуттермана. А также...
- Понятно, продолжай, - кивнул я и почти сразу припомнил, что Сейди Клингер была дизайнером, и что она также присутствовала на злополучном званом ужине у Сарбайнов в тот воскресный вечер.
- В двадцать седьмом году женился. Жена умерла от рака. У них был один сын, который погиб в результате несчастного случая. Жутко невезучая семья, Харви. Как и многим другим евреям, ему пришлось бежать из Германии. В тридцать седьмом году он перебрался в Англию, без гроша в кармане. Целый год перебивался с хлеба на воду, затем поставил пьесу "Лимонно-желтый", которая его сразу прославила.
