- Кристоф, прости меня. Что я тебе сделала? Объясни милый, мне так тяжело. Я никогда не должна была просить тебя о разводе, не так ли?.. Да. это так, я уверена. С тех пор ты изменился, складывается впечатление, что ты все меньше любишь меня. Забудь, не будем больше говорить об этом, скажи только, что я нужна тебе...
Смещение придавало ей какую-то новую привлекательность и Кристоф, сжалившись, обнял ее, объяснив свою злость усталостью. Ее не нужно было упрашивать поверить в это; она охотно согласилась с лживыми словами. Кристоф мог любить обеих. Они могли любить только его. Нужно только принимать это или отвергать. Он в некоторой степени прав, здравый смысл покидал Натали. Замешанная на терпении, нежности и снисходительности, она могла вытерпеть еще больше, чтобы только удержать его. Желание замужества объяснялось пережитком устаревших буржуазных ценностей. Натали слишком любила, чтобы принести жертву своему самолюбию. Однако решительности не хватало, подавить в себе особенное ощущение большого горя, которое бывает только у несправедливо наказанного ребенка. Не желая еще раз довести себя до слез, отстранилась от него и, улыбнувшись, сказала:
- Такое ребячество не достойно нас. Забудем, хочешь?
Кристоф восхитился ею. Он почувствовал гордость за то, что мог внушить такую любовь к себе, его нежность сменилась желанием. Почти силой он овладел ею...
Сидя обнаженная, она закурила. Кристоф с интересом наблюдал за ней, заинтригованный вдумчивым выражением лица, которое нередко случалось у нее после их близости.
- А чем думаешь?
- Презираю страсть!
- Ты в этом уверена?
Он обожал видеть как она краснеет. Натали легла на живот, чтобы скрыть лицо.
- Ты хорошо знаешь, что я не говорила об этом... Престань смеяться. Я испортила этот день из-за ревности. Стала сомневаться в тебе... Считаю, что благоразумие мне больше к лицу!
- Как ты мила, Натали! Извини за то, что заставил тебя страдать... Тебе не нравится Довиль, не так ли? Потерпи еще неделю... Хочешь мы вернемся в Венецию?
Она отреагировала с таким восторгом. Кристофу даже стала стыдно за то что недостаточно любит ее. Женщины были необходимы ему как воздух, но он никогда, видимо, их не поймет.
15
Валери раздвинула шторы. Оливье что-то пробурчал, с трудом открыл глаза и попытался прийти в себя. Засунув голову под подушку, чтобы избежать яркого света, он противился желанию показаться неприятным. Легкая тошнота и жестокая мигрень были обычными предвестниками приступа боли в печени. Глядя на него, Валери колебалась между презрением и жалостью. Она никогда не чувствовала себя так хорошо, как после какого-нибудь кутежа. Валери даже стеснялась своего превосходного здоровья! С упреком в голосе Оливье простонал:
- Не знаю как тебе удается вставать так рано. Я плохо чувствую себя, дай мне подремать!
- Бедный мой. Отдохни. Я пошла в бар, потом в кино. Пока.
Валери ушла, успокоившись. Это многое упрощало. Потом уже станет слишком поздно, чтобы ехать в Бретань. Она попросила путеводитель у консьержа, решив организовать по своему усмотрению дальнейшее путешествие. Выбрав Шинон и вновь обретя настроение, завязала разговор с барменом. Она съела сэндвич, выпила шампанского, а затем спросила как пройти к ближайшему кинотеатру. До конца сеанса оставалось время, Валери успела погулять по городу.
Фильм оказался довольно посредственный, но грустный. Валери любила меланхолию и поэтому обрадовалась, прочитав название картины. Ситуация, в которой она сейчас очутилась, показалось ей в высшей степени комичной. Кристоф посмеется вместе с ней, когда она все расскажет! Если не перестанет злиться... Нет, у них одинаковое чувство юмора. За это и упрекали друзья, говоря, что их шутки очень своеобразны. Она была уверена, что заставив его смеяться над Оливье, принизит значение, которое он придавал этой связи. Будучи совершенно аморальной, Валери не испытывала ни малейших угрызений совести, вынашивая планы о том, как избавиться от любовника, и совсем не задумывалась над тем, что было бы жестоко выставлять Кристофа в смешном виде.
Не обращая внимания на прохожих, Валери бродила по улицам. Наконец, время подошло... Сидеть в темноте наполовину пустого зала, оказалось для нее большим развлечением. В антракте она купила свои любимые мятные конфеты, кушала их во время демонстрации фильма. История, которая развертывалась на экране, несмотря на удручающую банальность, увлекла Валери. Какое счастье иметь иногда возможность на некоторое время забыться!
Оставшись один, Оливье попытался вновь уснуть. Что за девчонка, могла бы закрыть шторы... С какой легкостью, она отделалась бы от него... Он спросил себя, зачем ей нужно было будить его только для того, чтобы объяснить о своем походе в кино. У него не оказалось с собой даже снотворных... Как прекрасно проспать весь день! Внезапно мелькнувшая мысль, вырвала его из оков небытия. Нет больше сил бороться с охватившей тревогой. Неясное опасение чего-то неопределенного, вызывало мало помалу страх пред дорогой. Оливье попытался убедить себя, что причиной этого страха является его печень; приступы боли часто превращают людей в пессимистов. У него появилось ощущение сползания к катастрофе. Никогда Валери не вела себя так нежно с ним, когда предложила совершить побег, но он знал ее артистическое дарование! Оливье сильно переживал. Испытываемая им любовь к Валери съедала его и походила странным образом на неизлечимую болезнь. Он с горечью видел, как рушатся его юношеские мечты. Он всегда считал, что его лень и отсутствие амбиций происходят от одиночества и, что когда однажды он полюбит женщину... Да, это произошло... только эта женщина уничтожает его, и иногда внушает отвращение... Испытывая омерзение от своей бесхарактерности, но не имея сил преодолеть себя, Оливье пил, можно сказать, разлагался в алкоголе. думая найти в нем храбрости любить Валери. Он чувствовал, как усиливается страсть, и пил все больше и больше.
А что она? Почему вела себя так будто он нужен ей? Валери не любила его, в этом Оливье был уверен. Но уже давно им приходилось искусственно создавать что-то вроде эротических переживаний! Тогда? Спектакль! Цирк! Только он был плохим клоуном. Ужасающая западня, в которой Оливье кружился день и ночь как белка в колесе, казалась безвыходной. Он вздрогнул, почувствовал вновь тошноту и головокружение. Добираясь до ванны, он едва нашел силы, чтобы не поползти туда на четвереньках. Оливье униженно склонился над раковиной, его вырвало желчью. Затем вылив остатки скотча в стаканчик из под зубных щеток и опрокинув содержимое в рот, он улегся в постель как в гроб. Его повсюду преследовал запах Валери... Он никогда не излечится... но излечиться значило потерять Валери!
Когда Валери вернулась, Оливье заканчивал бриться. Он чувствовал себя лучше и жалел, что оставил ее одну. Лицо у Валери осунулось. В противоположность большинству женщин усталость ее молодила, придавая ее внешности подростковый вид. Оливье радушно улыбнулся.
- Ты все сердишься, дорогая! Мне жаль, но ты отмщена, заметь это, я чуть не подох как собака.
Она вздрогнула. Никогда он еще не разговаривал с ней так нежно. Может угадал до какой степени ласковое обращение делает ее восприимчивой? Чтобы успокоить Оливье, она весело рассказала о проведенном времени. Одеваясь, он слушал ее. Когда она замолчала, Оливье спросил:
- Ты считаешь, у нас хватит храбрости ехать в Бретань сегодня ночью?
Он уже чувствовал, что что-то не так, и пытался оставаться сдержанным.
- У меня больше нет желания ехать туда. Это тебя расстраивает?
Валери посмотрела на него. Ее взгляд выражал иронию и невинность одновременно. Охваченный злобой, Оливье произнес:
- Браво... Ты хочешь вернуться в Сен-Тропез! Мадам не хватает ее приблеженных... Все в порядке, ты на них походишь. Только ты, ты богатая дрянь, твой муж платит, чтобы оставили его в покое... и ты думаешь, что я буду бегать за тобой, исполняя сумасшедшие капризы! Нет, но тебе все равно плевать на меня. Признайся!
- Нет, замолчи.
- Тогда объясни, да побыстрей.
Каким он мог быть грубым. Однако она предпочла видеть его именно таким, хотя это выглядело немного тревожно. Почему бы не сказать ему правду? Еще есть время... Вкус риска разбудил в ней желание. Ничего не поделаешь, он будет страдать и она найдет в этом удовольствие. Никогда Оливье не любил ее лучше, чем в моменты нервного криза.
- Ты с ума сошел! Мне даже на секунду не приходила в голову такая мысль. Как ты мог придумать такое? Все эти неудавшиеся устремления, весь этот жалобный сарказм моих друзей, я дорожу этим не больше, чем тобой. Не говори ничего... Мы можем поехать в другое место!
- Но я хочу знать, почему мы не едем в Бретань? Ведь ты пообещала мне искупление! Имею я право знать по-каким загадочным причинам мне придется отказаться от этого.
Господи, какой он глупый! Он хотел бы...
