Наутро я не помнил ничего, кроме того, что вложил листок между 21-й и 22-й страницами книги. Первым делом я бросился к столу. Каково же было мое изумление, когда я не обнаружил заветного листка в нужном месте. Оказалось, что мой сосед, этот безмозглый историк, стал точить на нем карандаш, а затем выбросил его в мусоропровод… И теперь я каждый день мучительно вспоминаю свое доказательство и верю, что все-таки восстановлю его…»
— Неправда ли, у парня хорошая голова? — смахнув слезу умиления, инспектор бережно спрятал письмо обратно.
— О да, — охотно согласился доктор Одингот, — и хорошее чувство юмора.
Что имел в виду доктор?
Ответ
21-я и 22-я страницы в любой книге — это две стороны одного листа, поэтому между ними ничего нельзя положить. Кроме того, доктор обратил внимание, что письмо было послано через 14 дней после 18 марта, то есть 1 апреля и, стало быть, было первоапрельской шуткой.
Ближе к полудню шахматный клуб «Два ферзя» был переполнен и гудел от взволнованных голосов поклонников этой древней игры. Еще бы! Через несколько минут здесь должен был состояться уникальный сеанс одновременной игры вслепую сразу на 40 досках. Проводить сеанс собирался гроссмейстер Матюгалис из далекой латиноамериканской страны, совершающий турне по Европе. Только вчера он вместе со своим ассистентом прибыл в аэропорт «Апсон» и уже сегодня вечером должен был лететь дальше.
Интерес к матчу был огромным, и, хотя билеты для зрителей стоили очень недешево, все они были раскуплены. Всех привлекали и необычные условия, выдвинутые Матюгалисом: в случае, если он не проиграет ни одной партии, весь сбор от продажи билетов (за вычетом налогов) пойдет ему. В противном случае деньги возвращались зрителям. В столь грандиозных сеансах, да еще и вслепую, никогда не обходилось без поражений мастера, поэтому зрители, в том числе и доктор Одингот с инспектором Ступорсом, надеялись на то, что это удовольствие обойдется им бесплатно.
Ровно в 12 откуда-то сбоку на огромную сцену, тесно заставленную шахматными столиками, стремительно вылетел черноволосый красавец в безупречном костюме. «Матюгалис!» — пронесся по залу восторженный шепот. Следом за гроссмейстером проворно семенил маленький, невзрачный человечек, его аасистент.
Быстро пожав руки судье и директору клуба, Матюгалис кратко поприветствовал зрителей и игроков, а затем уселся в специально приготовленное кресло на самом краю сцены, спиной к игрокам. Судья поднял руку и… игра началась.
После того, как очередной игрок делал ход, к нему тут же подбегал ассистент гроссмейстера и, записав на этот ход листке, столь же быстро относил его маэстро. Едва взглянув на листок, Матюгалис на несколько мгновений погружался в тяжелое раздумье, после чего торопливо писал на другом листке ответный ход. Безропотный ассистент в тот же миг относил его игроку и переходил к следующему столику. Там эта процедура повторялась снова и так далее…
Через полчаса сдался игрок под номером 17. Еще через несколько минут сдался № 25, затем
№ 38…. Через час все было кончено. Матюгалис не проиграл ни одной партии! Потрясенные зрители шумно зааплодировали, приветствуя победителя. С трудом приподнявшись с кресла, враз осунувшийся гроссмейстер, устало раскланялся и поспешно удалился со сцены.
— Не правда ли, впечатляет? — наклонился к доктору Одинготу инспектор Ступорс.
— М-да, — неопределенно промычал тот. — Но вы уверены, что это не самозванец? Ведь в лицо его никто не знает.
— Его игра говорит сама за себя, — возмутился Ступорс. — К тому же вы, наверное, видели в фойе клуба гроссмейстерский диплом Матюгалиса. Или в нем вы тоже сомневаетесь?
— Нет, — улыбнулся доктор, — диплом настоящий, и игра, действительно, на уровне. Но гроссмейстер Матюгалис все-таки жулик.
Почему доктор Одингот сделал такой вывод?
Ответ
На самом деле гроссмейстер Матюгалис — это тот самый «ассистент». Понятно, что, видя позицию на доске, он без труда делал ответные ходы, которые (под видом ходов противника) передавал своему настоящему ассистенту, игравшему роль гроссмейстера.
Ровно в полночь сработала сигнализация в Доисторическом музее. Неизвестный преступник, каким-то образом проникший в хранилище, разбил бронированное стекло витрины и похитил бесценную коллекцию древних монет. Скрытая видеокамера зафиксировала смутное изображение весьма упитанного бородатого субъекта, лихорадочно запихивающего реликвии в пластиковый мешок.
— Ба! Да это же Стибридзе, по кличке Бульдозер! — поразился инспектор Ступорс, через час после происшествия просматривавший видеопленку с записью.
— Похоже на то, — хмуро согласился доктор Одингот, прервавший среди ночи увлекательную партию в преферанс, — но твердой уверенности нет. Пожалуй, — мстительно улыбаясь, добавил он, — стоит навестить Бульдозера и поднять его из теплой постельки.
— Согласен, — одобрительно кивнул Ступорс и тут же стал вызывать служебную машину…
Буквально через полчаса оба сыщика уже стояли у порога небольшого пошарпанного домика на 5-й улице 6-го Марта, изо всех сил колотя в неожиданно крепкую для такой лачуги дверь. Через несколько томительных минут в доме послышались тяжелые шаги, и чей-то хриплый заспанный голос произнес:
— Кто там?
— Откройте! Полиция! — пискнул Ступорс.
Тяжелая дверь чуть-чуть приоткрылась, и в образовавшуюся щель выглянул сизый нос Стибридзе.
— Какого черта вам надо?!
— Вы подозреваетесь в ограблении Доисторического музея. — отодвинув Ступорса, выступил вперед доктор Одингот. — Этой ночью там была похищена уникальная древняя коллекция.
— А при чем тут я? — возмутился Стибридзе, распахивая дверь. — Я с вечера не выходил из дома. Мы с малышкой Ру отмечали годовщину моего последнего освобождения. Так что у меня алиби, — ухмыльнулся Бульдозер, смачно почесывая волосатую грудь в наколках. — К тому же я предпочитаю собирать только современные монеты, — загоготал он, и все три его подбородка заколыхались в такт смеху.
— Это мы еще проверим, — усомнился Ступорс, снова беря инициативу в свои руки. — А где сейчас ваша подружка?
— Да вон она храпит в комнате. Разбудить?
— Нет, не надо, — вмешался Одингот. — Это все равно вам не поможет.
Почему знаменитый сыщик не поверил Бульдозеру?
Ответ
Бульдозер никак не мог знать, что похищены именно монеты, ведь Одингот сказал лишь, что похищена «уникальная древняя коллекция», но не сказал, что в этой коллекции.
Доктор Одингот никогда не приходил на встречу с женщинами вовремя. «Пунктуальность — вор времени», любил повторять он знаменитую фразу Оскара Уайльда. Впрочем, он никогда и не опаздывал, приходя заранее. В эти минуты я получаю гарантированное удовольствие, — объяснял он свою странную привычку знакомым, — а дальше еще неизвестно как будет…
Вот и на этот раз доктор заявился на свидание с новой подружкой за 20 минут до условленного времени. Прогуливаясь по перрону одетой в мрамор станции подземки, он с интересом вглядывался в лица снующих мимо пассажиров. Внезапно на его плечо легла чья-то рука. Боже, с испугом пронеслось в голове Одингота, не дай ей испортить прелюдию. Однако, обернувшись, он с облегчением увидел до боли знакомую физиономию инспектора Ступорса.
— Что вы здесь делаете? — радостно проблеял Ступорс.
— У меня деловая встреча, — уклончиво ответил доктор, непроизвольно отметив возбужденное состояние коллеги.
— С поездом? — позволил себе шутку инспектор.
— Всегда ценил ваш полицейский юмор, — широко улыбнулся Одингот. — А вы, судя по всему, торопитесь?
— О, да! — оловянные глазки Ступорса неестественно заблестели, он перешел на шепот. — Я еду на прием к доктору Обмишулеру.
— Доктору Шулеру? — не расслышал Одингот.
— Обмишулеру! — обиженно отчеканил Ступорс. — Спайк Обмишулер уникальный специалист по выращиванию волос.
— Выращиванию волос? — поразился Одингот. — На чем?
— На голове, конечно, — раздраженно взмахнул рукой инспектор, непроизвольно коснувшись чахлой растительности, беспорядочно рассеянной на его удлиненном черепе.
— А с чего вы взяли, что он такой уникальный?
— Вот! Смотрите! — Ступорс сунул в руки Одинготу помятый листок глянцевой бумаги.
Верхнюю половину листа занимала цветная фотография какого-то смуглого человека с буйной шевелюрой и горящими глазами. Ниже громадными буквами было напечатано:
