— Нет.
— По существу, вы пытались очернить вашу жену в наших глазах, не имея ни малейших доказательств?
Чарльз покраснел. Как мог он позволить загнать себя в угол подобным образом? Конечно же, у Луизы были друзья-мужчины, она всегда обладала повышенной сексуальностью. Трудно было себе представить, чтобы она вела затворническую жизнь все эти годы, а кроме того, она сама упоминала об этих связях.
— Итак, мистер Хилари?
— Я не пытаюсь очернить ее, я даже не думаю, что она сама имела подобный взгляд на эти вещи. Я просто хочу ознакомить вас с тем, что, по моему мнению, является фактом.
— Пытались ли вы когда-либо проверить ваши сомнения? Вы так добивались развода… Вам не приходило в голову нанять частных агентов?
— Я думал об этом, но потом отказался от слежки.
— Почему?
— По разным причинам. Сама идея шпионить за женой казалась мне не слишком привлекательной, а кроме того, в любом случае я не был уверен, что слежка увенчается успехом. И потом, я все же надеялся, что она даст мне развод.
— Ловлю вас на слове. Значит, вы не предпринимали никаких действий потому, что не верили в то, что вам удастся выяснить о ней что-либо компрометирующее?
— Это не совсем так.
— Тогда мне остается сделать вывод, что вся эта история о неверности вашей жены и о том, что вы ее видели садящейся с мужчиной в такси, выдумка с начала и до конца. Я подозреваю, что вся эта версия была выдвинута вами лишь для того, чтобы отвлечь от вас подозрение и направить его по следу какого-то несуществующего любовника.
— Я считаю, что он существует! Я не убивал ее, значит, ее убил кто-то другой!
Сэр Фрэнсис мрачно взглянул на него. — А это решит суд присяжных…
По дороге домой в машине брата Кэтрин не проронила ни слова. Суд объявил отсрочку в слушании дела… Она очень верила в Мёргатройда и в то, что его заключительная речь повлияет на решение присяжных, ведь до сих пор, ей казалось, защите абсолютно не на что было опереться. Ах, если бы они смогли хоть что-нибудь доказать, не основываясь лишь на весьма эфемерных предположениях относительно жизни Луизы! Все говорили, что Фэрей — очень ловкий адвокат; не исключено, что он предпринял все возможное, но ей бы хотелось, чтобы он больше доверял ей. Она была бы счастлива, если бы ей позволили самой раздобыть какие-нибудь доказательства, но Фэрей с самого начала дал ей понять, что чем меньше она будет принимать участия в этом деле, тем лучше, и отверг ее предложение самым решительным образом.
Она умоляла, чтобы ей разрешили дать показания в суде, но адвокаты, при мощной поддержке со стороны Чарльза, решили не делать и этого. Она, безусловно, вполне разделяла точку зрения Мёргатройда, хотя и была единственным человеком, способным подтвердить все показания Чарльза, но при этом слишком заинтересованным человеком. Любое ее заявление могло вызвать неодобрение у присяжных. У публики, кроме того, могло бы сложиться впечатление, что она принимала участие как сообщница, а это беспокоило Чарльза больше всего. Мёргатройд не отрицал, что она в силах произвести самое выгодное впечатление на присяжных; возможно, настолько выгодное, что они воспримут ее как именно тот тип женщины, ради которой можно решиться и на убийство. Разумно ли, рассуждал он, так выставлять себя напоказ? Кэтрин не была с ним согласна. А не покажется ли им странным, даже зловещим, что она не стала давать свидетельских показаний в поддержку своего любовника?
Итак, решение было принято, и вряд ли Мёргатройд изменит его сейчас. Может, действительно было лучше предоставить все дело Чарльзу — его одиночество могло вызвать симпатию. Он вел себя молодцом, давая Мёргатройду ясные и продуманные ответы на все вопросы, не уклоняясь и не делая театральных жестов. Конечно, поведение этого ужасного Фрэнсиса Дьюка вызывало у Чарльза вполне справедливое негодование, но он не мог навредить себе этим. Казалось совершенно невозможным, что присяжные подвергнут сомнению хоть одно его слово… Должны же они понимать, что Чарльз невиновен, что он просто попал в ловушку. И завтра они объявят об этом… Страшно подумать, что они могут принять и другое решение…
Заключительная речь сэра Фрэнсиса на следующий день в суде звучала почти патетически.
— Обвинение, — начал он, — не жаждет победы, оно жаждет справедливости, основанной только на фактах. И если факты не смогли убедить вас, уважаемые присяжные, если у вас осталась хоть малейшая тень сомнения, тогда во исполнение своего долга и, я уверен, во исполнение своего собственного желания, вы объявите подсудимого невиновным. Позвольте мне вновь остановиться на этих фактах…
Холодно и бесстрастно он перечислил пункты, на которых зиждилось обвинение: отчаянное положение подсудимого накануне убийства, исход разговора с женой, сознательное введение суда в заблуждение, отсутствие четкого алиби, опознание.
— Подсудимый заявил, что когда он отправился на встречу с женой, у него не было намерения убивать ее, так как в случае ее отказа он собирался уехать за границу вместе с любовницей. Возможно, это правда. Но вам, леди и джентльмены, предстоит решить, думал ли он о поездке с любовницей во время своего разговора с женой. Он говорил о своем нежелании решиться на этот шаг. Не было указания на такое решение и в его письме — скорее, наоборот. Если вы помните, он пишет о том, что попал в тупик. Разве не вполне вероятно, а может быть, даже полностью ясно в свете приведенных доказательств, что в самый напряженный момент разговора с женой он думал о ней как о единственном и непреодолимом препятствии на своем пути и, будучи разъярен, избавился от него раз и навсегда?
Вы слышали, как он объяснил свою ложь полицейским. Он сказал, что, будучи невиновен, он все равно ощущал нависшую над собой опасность. Задайте себе вопрос, естественная ли это реакция невиновного человека, в особенности того, который заявил вам, что, по его убеждению, у его покойной жены были тайные связи с любовниками? Не было ли более естественным в такой ситуации поинтересоваться, кто мог совершить подобное злодеяние, чем предполагать, что, найдя единственное написанное им письмо и судя по минутному побуждению, которое, по его словам, ему удалось в себе подавить, мы предъявим ему обвинение?!
Что же до мифических любовников Луизы Хилари, то вы, очевидно, обратили внимание, что защита не привела ни единого факта в доказательство их реальности. Все, чего достигла защита, сводится к подозрениям, бросающим тень на образ жизни покойной. И в данный момент, так же как и в начале процесса, Хилари остается единственным подозреваемым в этом деле. У вас в целом могло создаться впечатление, что обвиняемый, дав свидетельские показания, полностью обелил себя. Не забывайте о том, что подсудимый является высокообразованным человеком, а умение создать впечатление невиновности не следует отождествлять с истинной невиновностью. Хилари — далеко не первый убийца, проявляющий такой артистизм. Вы сможете, безусловно, прийти в результате к своему собственному решению, но в конечном итоге истину защитят факты. Свидетельские показания опознавшей обвиняемого миссис Скотт хотя и подвергались сомнению со стороны защиты, но от этого отнюдь не потеряли своей весомости. Она ни разу не пошла по пути преувеличения виденного, ни разу не взяла своих слов обратно. Она добровольно явилась, чтобы дать свое описание виденного ею мужчины, как только ей предоставилась такая возможность, и без всякого принуждения или посредничества со стороны полиции. Ее описание, хотя и весьма приблизительное, вполне соответствует внешности обвиняемого. Она не сделала ни малейшей попытки сказать больше, чем видела на самом деле; она честно призналась, что имеет о нем мимолетное впечатление. Но самое мимолетное впечатление может сохраниться в памяти навсегда подобно моментальному снимку, навечно запечатленному на пленке. Верность этого впечатления подтвердилась дальнейшими фактами. Никогда ранее не видевшая обвиняемого, за исключением того случая, когда он покидал дом жены, никогда ранее ничего не слышавшая о нем и не ознакомленная с его фотографией, она сразу же опознала его, выбрав из двенадцати стоявших рядом мужчин. Результаты подобного опознания, по мнению обвинения, должны оказать весьма ощутимое влияние на решение судей.
Итак, господа присяжные заседатели, никакие соображения, продиктованные состраданием или чувством симпатии к личности обвиняемого, не могут повлиять на вас во время исполнения вашего долга. Если у вас имеются хоть малейшие сомнения в том, что Чарльз Хилари действительно задушил свою жену, он немедленно должен быть выпущен на свободу. Если же, взвесив все факты, вы придете к заключению, что, ослепленный своей страстью к любовнице, он свел свои счеты с женой, тогда вашим неотъемлемым долгом станет необходимость свести счеты с Хилари.
С этими словами он сел на место. Кэтрин взглянула на Чарльза, не в силах заставить себя улыбнуться. Ужас застыл на ее лице.
