- Боже мой... Боже мой... - застонал Миркин и закачался на стуле, являя собой зрелище неподдельной скорби.
Ледяной барьер в Знаменском слегка подтаял. Да, пожалуй, и пора уже было переводить разговор на более мягкие рельсы.
- Думаете, мне сладко? - мрачно произнес он. - Эксперт... Зинаида Кибрит из круга близких моих друзей, - фраза о двух концах: дополнительная угроза (я тебе за Кибрит голову оторву), но одновременно как бы и приглашение к человеческому общению.
- О... - выдохнул Миркин и перестал качаться.
- Самых близких, - подчеркнул Пал Палыч. - Вы были к кому-нибудь сильно привязаны?
- Н-нет...
Коротенькое это словечко сбило Пал Палыча.
- Ни к кому не были привязаны? - озадаченно переспросил он.
Миркин тоже как бы в минутном недоумении пожал плечами:
- Да как-то... скорее всего, нет...
- А мать?
- Ну... относительно.
Миркина тема явно не прельщала, а Знаменскому и вовсе некогда было заниматься человековедением.
- Хорошо, - снова построжел он, - вернемся к шантажу.
- Клянусь, я не имею ни малейшего отношения! Я бы никогда не стал, клянусь вам!
- Кто эти люди? Назовите их.
- Не знаю.
- То есть как это "не знаю"?! Они мои друзья или ваши? Ради кого они вытворяют свои подлости? Ради Бориса Семеновича Миркина! Вашего ради отбеливания. И, пока молчите, вы - соучастник!
- Да разве меня спросили? - Миркин гулко ударил себя в грудь кулаком. - Я бы им объяснил, что это безумие!
- Кто они? - требовал Знаменский.
- Дайте подумать.
- Подумать, что выдать, а про что смолчать?
- Гражданин следователь, не наседайте на меня так. Надо же сообразить... Человека, который приходил к эксперту, я не знаю. Никогда не видал, поверьте!
- Верю. Но знаете того, кто болтал с мальчиком в подворотне.
Миркин помолчал, вздохнул прерывисто:
- Тут я могу предполагать... возможно, имел с ним дело... Но, честное слово, даже имени не знаю, только кличку... Чистодел.
- У него вы и брали шлих?
- Да... Один раз, на пробу!
- У случайного, незнакомого человека? Неправдоподобно.
- На свете много неправдоподобного, гражданин следователь.
"Сколько раз, да сколько грамм, да почем - после все это, после!"
- Не будем отклоняться.
- Хорошо, я вам постараюсь объяснить. В этом деле все конспирируются. Прямо как шпионы! От вас - само собой, но друг от друга тоже. Товар идет из рук в руки, и в каждых руках должен остаться свой парное.
- Ясно, ясно.
- Ну вот. Если, допустим, Чистодел мне что-то продает, он ни за что не скажет, у кого купил. А то мы столкнемся напрямую, и товар мимо него уплывет, понимаете? А он бы тоже рад прямиком на моего купца выйти, чтобы лишние руки миновать. Потому каждый своего купца прячет и вообще вокруг себя напускает туман. Доверия друг к другу - от сих до сих, а дальше ни-ни!
- Раз подобная секретность, тем более вы не связались бы с первым встречным. Кто его привел, рекомендовал?
- Один старичок. А откуда выкопал - понятия не имею.
- Что же за старичок?
- Он до меня в киоске сидел. Ушел по старости, уступил мне точку в Столешниковом... и клиентуру. Ей-богу, я вам все, как на духу!
Пал Палыч встал и сверху уперся взглядом в Миркина:
- Полуправда. Все это полуправда. Как вы поддерживали контакт с Чистоделом?
Но Миркин, хотя и нервный и впечатлительный, оказался довольно выносливым. Пережив серию болезненных встрясок, он умудрился как-то оправиться и вновь занял оборонительные рубежи:
- Гражданин следователь, посмотрите на вещи с моей стороны. Вот сидим мы с вами и разговариваем. Немножко поговорили - набежал новый эпизод. Еще посидели - уже другая статья.
- Да ведь назад пути нет, Миркин. Раз заговорил - говорите до конца!
- Нет, у человека в моем положении тоже есть своя этика. Надо сохранять лицо. Все отрицать глупо, конечно. Но все вытряхивать... Чуть на тебя надавили, и ты уже ползешь по швам...
- Неэтично?
- Если хотите, да! Неэтично. У меня масса знакомых в Столешниковом. Так сказать, свой круг. Женщины. Все они придут в суд. И что услышат? Как я буду выглядеть?
Довольно долго он упрямился, пока не предпринял нового отступления:
- Ладно, я скажу, что знаю. Только в деле пока ничего не будет. Такое условие. Если вы Чистодела возьмете, покажете мне фотографию, тогда пожалуйста.
- Известный жанр: лично вам по секрету. - Пал Палыч чуть не взбесился: Воображаете, я способен торговаться? В моей ситуации? Я вас готов на дыбу вздернуть, но иметь официальные показания!
Миркин струхнул, кинулся "мириться".
- Несколько раз я писал Чистоделу до востребования. Сергеев он, Петр Иванович.
- Почтовое отделение?
- Главпочтамт.
- Почти на деревню дедушке. Работает?
- По-моему, пенсию получает.
- Сколько же ему лет?
- Сорок три.
- Так... Что еще?
- Один раз я видел, как он папиросы покупал. Глядите где. - Миркин взял лист бумаги, нарисовал: - Вот так старый Арбат, тут диетический, а вот так переулочек. И здесь палатка.
- Ну?
- Он был в шлепанцах. Далеко от дома человек в шлепанцах не пойдет, верно?
- Это уже кое-что.
- Но уже все, больше никаких концов.
- Попробуем поскрести по сусекам. Культурный уровень?
- Сероват... И, по-моему, зашибает.
- Женат?
- Вряд ли. Очень неухоженный.
Еще с десяток вопросов-ответов, и Пал Палыч позвонил Токареву:
- Миша, записывай. Номер один - пусто. Номер два - Сергеев Петр Иванович, предположительно пенсионер, учитывая возраст - по инвалидности. Место жительства - район Плотникова переулка. Имеет родственников где-то на юге. Над верхней губой небольшая родинка. Мягко выговаривает букву "г". Одет неряшливо. Курит "Беломор".
Токарев обещал мгновенно связаться с райсобесом, авось кто еще на месте. Если ж нет, то добывать координаты заведующего. Откладывать поиски Чистодела и на час было нельзя.
Знаменский вспомнил, что на свете есть сигареты. Вредная штука, которая помогает жить. Оба закурили, и Миркин спросил иронически:
- Допускаете, что найдут?
- Найдут. Если сведения верны.
Он представил себе Зиночку с ее реверансом и новой прической.
"Ну, еще один напор!"
- Миркин, куда вы сбывали шлих?
Тот протестующе заслонился худыми ладонями:
- Не все сразу, Пал Палыч! Не знаю, как вы, а из меня уже дух вон.
- Это потому, что вы сопротивлялись, Борис Семенович. Бились в кровь. А просто рассказать правду совсем не трудно. Попробуйте.
- Да что у меня было шлиха-то? Взял триста грамм.
- Допустим, - согласился Знаменский с враньем. - И куда дели?
- Сплавил по мелочи зубным техникам.
- Вот видите, - подбодрил Пал Палыч, - стоит заговорить - и пойдет.
- Ну да! Вы начнете спрашивать, кто да что, а я даже лиц-то не помню!
- Опять вы крутитесь, Борис Семенович. Все сначала. Признаваться так признаваться.
- Вы считаете?
Миркин внезапно и резко, будто толкнуло что, сел на стуле боком и уставился в окно. И потом через плечо осведомился едко:
- А вам доводилось признаваться?.. Нет, пустите меня отдохнуть. Полежу на коечке, подумаю, может, что вспомню.
На том он и уперся, да так неожиданно крепко, что Знаменский со скрежетом зубовным вынужден был прекратить допрос.
* * *
Прахова переживала поистине звездный день.
С утра - беседа с Мишей Токаревым. Воспитанный молодой человек, но довольно упрямый и скучноватый. Не столь уж трудно оказалось одержать над ним верх. Но победа есть победа, она бодрит, молодит, горячит кровь.
Антонина Валериановна с отменным аппетитом пообедала и только прилегла, по обыкновению, отдохнуть, как подоспел следующий визитер - немного под мухой. Он все поминал какие-то десять рублей и пивную, а Прахова приглядывалась к нему, колеблясь: из тех ли двоих, кого описал оперативник? Если из них, отчего он словно бы ничем не интересуется? В чем смысл визита?
Она взяла десятку, обещав истратить на передачу для Бориса, и посетитель откланялся. На всякий случай Прахова обследовала купюру с лупой, сравнила на просвет с другой десятирублевкой, даже подержала над паром и ничего не обнаружила.
Досадно не понимать, в чем дело. Приметы совпадали, а поведение было нелепым. Но все же визит оставил по себе ощущение взволнованного ожидания. Потому что Прахова - ах, наивный Миша Токарев, - Прахова-то знала, что друзья Бориса станут искать к ней подходы!..
Настя подтирала в коридоре пол, орудуя старой щеткой на длинной ручке. В апартаментах хозяйки наводить чистоту - мука мученическая, зато в коридоре, передней и кухне Насте вольготно.
Требовательный звонок в дверь заставил ее отереть руки фартуком, с привычной неслышностью приблизиться к глазку и привычно приподняться на цыпочки. Ага, вон какой пожаловал!
- Кто там? - спросила она.
- Откройте, - командирски донеслось с лестницы. - Уголовный розыск!
Настя скинула цепочку, отперла два замка, не отвечая на приветствие, бросила гостю под ноги тряпку, чтобы не наследил по свежему полу. И, лишь когда тот добросовестно пошаркал ботинками, позвала:
