На первом этаже знакомая уже Андрею Марина Ивановна басовито хохотала в окружении мальчишек-старшеклассников. Пожалуй, в нее они стрелять не будут, подумалось ему. Увидев гостя, Марина Ивановна что-то сказала ребятам, они с интересом взглянули на Мелешко и расступились, а она стремительно направилась в его сторону.
— Ну как, все в порядке? — спросила она, подойдя, и улыбнулась. Не казенной улыбкой дежурного цербера, а вполне нормальной, человеческой.
— Более или менее, — ответил Андрей. — Марина Ивановна, а в каком классе должен был бы учиться Юра Обрезков, останься он в школе?
— В десятом, — быстро отреагировала та. — Хотите побеседовать с учащимися?
— Даже не знаю, — произнес он, хотя побеседовать с учащимися хотел. — А вы его учили?
— Чаша сия меня не миновала, — усмехнулась Марина Ивановна, сделавшись пасмурнее. — Хотя, откровенно говоря, не могу сказать, что он мешал мне на уроках. И в отличие от многих, он читал художественную литературу и не только по программе. Совсем неглупый был мальчик, только вот… слишком энергичный…
— Вы преподаете литературу, — догадался Мелешко.
— И русский язык, — кивнула она. — Вы хотите еще задать вопрос — задавайте.
— Ему действительно было за что ненавидеть Илону Олеговну? — спросил Андрей и понял, что прижал «гренадершу» к стенке. Выносить сор из избы не захочет ни один учитель, если он является патриотом своей школы и ее директора. С другой стороны, если мальчик относился к директору индифферентно, то рушилась директорская версия.
Грудь Марины Ивановны некоторое время мощно и неравномерно вздымалась, пока она находилась в раздумье. Андрей боковым зрением уловил, что мальчишки, минуту назад весело беседовавшие с учительницей, сбившись в кучку, настороженно на него поглядывают. И он был готов поклясться, что в их душах растет беспокойство за нее.
— Знаете что, товарищ майор, — наконец проговорила литераторша, и в тоне ее прозвучали решительные нотки. — Все говорит, что эту глупую выходку осуществил либо Юра, либо кто-то из его братьев. Потому что другие ребята у нас ни пейнтболом, ни другой стрельбой так серьезно не увлекаются. Волна прошла, все поостыли. Я хочу сказать, что вряд ли кто-то кроме него мог попасть в цель. Но если говорить откровенно… Мне не казалось, что этот мальчик так уж ненавидел нашего директора. Да, он ее доводил до белого каления, изощрялся так, словно поставил цель вывести ее из себя, но… Он не из тех, кто в своем сердце будет долгое время лелеять мстительное чувство. За три года, конечно, многое может измениться. Но не думаю, что Юрий за это время поглупел. Ведь то, что произошло, ужасно глупый поступок, не так ли?
— Вы не пытались сказать это Илоне Олеговне? — рискнул спросить Андрей.
— С Илоной Олеговной иногда очень трудно спорить, — улыбнулась Марина Ивановна, но взгляд ее остался серьезным. — Сейчас у меня урок как раз у тех ребят, с которыми учился старший Обрезков. Я могу отпустить одного мальчика, чтобы вы с ним могли поговорить. Они были близкими друзьями, да и сейчас, по-моему, дружат.
Она обернулась и окликнула одного паренька из дружной компании, которая по-прежнему смотрела на майора настороженно.
Парня звали странно — Сега. Но Андрей не стал уточнять, какое имя ему дали при рождении, дабы не выглядеть пеньком, поросшим мхом, и настраивать свидетеля против себя. Сега так Сега. Знавал он людей с гораздо более занятными прозвищами.
Они вышли из школы, провожаемые бдительными взглядами охранников, которые сначала старательно прочли бумажку, удостоверявшую, что ученик десятого «Б» класса такой-то действительно отпущен с уроков дежурным по школе учителем, а затем милостиво кивнули.
— Во уроды! — фыркнул Сега, когда оба вышли за ворота. — Мышь мимо себя не пропустят без бумажки. А когда из школы два телевизора и факс вынесли, они и ухом не повели. Охрана, блин…
— Разве это возможно? — засомневался Андрей, оглядываясь на двух здоровяков.
— Почему нет? — пожал плечами мальчик. — Они ж на страже дверей стоят. А аппаратуру из окон вытащили. Во внеучебное время. Они, наверное, тогда с дворником дядей Степой пили в бытовке… чай. И главное, Китайская Лапша их даже не уволила за это. Ей важно, чтобы перцы и морковки с уроков не сбегали и сменную обувь приносили. Остальное ей фиолетово.
— Китайская лапша это… директор? — робко спросил Мелешко. — Почему — лапша?
— Ну… — Сега задумчиво вздохнул. — Наверное, потому что такая же мерзопакость. Опять-таки на китайку смахивает. Майская… маис… рис… лапша… Черт его знает, откуда кликухи вылупляются.
— Это да… — хмыкнул Андрей. — Не любите вы Илону Олеговну.
— Это ни для кого не секрет, — снова пожал плечами Сега. — И никто ее не любит. Даже учителя. Хотя некоторые это классно скрывают.
— Но за что?
— Сердцу не прикажешь, — расхохотался вдруг мальчик. — Любят ни за что и не любят ни за что.
— У вас не самая плохая школа, — заметил Андрей. — Не самые плохие, как я понял, учителя. Перцы и морковки, как ты выражаешься, вполне нормальные. Творческий дух по коридорам разлит. Картинки там разные, поделки, витражи. Цветочки в горшочках на каждом окне. Все нормально — это же чувствуется. Но во многом это наверняка заслуга директора.
— Вы лечить меня надумали? — Сега остановился как вкопанный. — Так я иммуннозащищенный.
— Лечить мне тебя незачем, — заговорил Мелешко, распаляясь. — Я начальник отдела уголовного розыска, а не инспектор по делам малолеток. Я понять хочу. В вашу Лапшу кто-то стрелял краской из полуигрушечного оружия. Я бы мог это расценить как баловство какого-нибудь третьеклашки-несмышленыша, если бы точно таким же способом не были подстрелены в городе другие люди. Серьезные, солидные, перцев и морковок за отсутствие сменной обуви не гоняющие. И мне нужно знать, кому Илона Олеговна — Китайская Лапша насолила настолько, что попала в ряд себе подобных жертв. А для этого неплохо бы выяснить, за что ее можно не любить.
Сега от воодушевленного монолога майора приоткрыл рот. Что и говорить, умел Андрей Евгеньевич Мелешко производить впечатление на детей. Поскольку опыта общения с ними долгое время набирался у себя дома. Теперь сын Руська — серьезный молодой человек, второкурсник Политеха, а когда-то был таким вот… перцем. Но в области контактов с молодым поколением научил отца многому.
— Прикольно, — наконец пришел в себя Сега и вскинул голову. — Значит, Юркину тему кто-то срисовал? Или, получается, что это не… — мальчишка осекся.
— Та-ак! — грозно протянул Андрей. — Юркина тема получается? Вот что, Сега. Пойдем-ка куда-нибудь бросим кости. Есть у вас здесь какое-нибудь тихое местечко?
Покрасневший Сега слабо кивнул и поплелся в сторону оживленного проспекта Воздушных извозчиков.
— Если вы меня официально в ментуру вызовете, я ничего не подпишу, — предупредил мальчик, когда они «бросили кости» в маленьком павильончике, расположенном между двумя ларьками и претенциозно называвшемся «кафе-бар». — Про Юрыча вообще-то и говорить нечего… Ему такими глупостями заниматься некогда.
— Диктофона у меня в кармане нету, — серьезно сказал Мелешко. — Наша беседа — не допрос. На допрос тебя следователь вызовет, если понадобится. А я — опер. Я предварительной работой занимаюсь. Разбираюсь, что к чему. Иногда в интересах следствия источники получения информации не выдаю. Даже своему непосредственному начальству. Тебе нечего бояться, Сега. И твоему Юрычу тоже. Ведь с юридической точки зрения у него алиби, не так ли?
— Ну… — неуверенно кивнул Сега и вопросительно посмотрел на витрину за маленькой стойкой, где теснились бутылки с разнообразными напитками.
Мелешко вздохнул и попросил у красавицы за стойкой две бутылки пива и большую упаковку чипсов. Мальчишка повеселел.
— Вы знаете, — проговорил он, когда они со своей нехитрой снедью уселись за пластиковый столик с алюминиевыми ножками, — я про Юркину тему просто так брякнул. Это мы еще в шестом классе придумали, когда начали «стрелялками» заниматься в клубе. Шли после тренировки как-то, ну, Юрка и говорит: «Неплохо бы Китайской Лапше башку попачкать шариками». Но на том разговоре все и закончилось.
— Значит, ты тоже занимался пейнтболом? — уточнил Андрей, лениво потягивая пиво из бутылки и не сводя глаз с паренька.
— Я и сейчас занимаюсь, — неохотно ответил Сега. — В Приморском парке победы.
— Далековато отсюда… — пробормотал Мелешко, как бы между прочим.
— Там секция круче. Да и вообще…
— Китайская Лапша запретила заниматься этим спортом всем учащимся? — предположил Андрей.
Сега удрученно кивнул.
— В прежнем клубе из-за этого секция почти развалилась. Но у нас не было выхода. Лапша на родительском собрании поставила вопрос резко: либо секция, либо из школы выметайтесь. Это младшим Обрезковым было наплевать на запрет — они сами все за себя решают, а не родители. И не боятся ни черта. Потому что есть закон о правах ребенка. А мои родаки подумали — Лапша запросто их додолбает, не так, так этак, а школа прикольная, бросать жалко. Рисовать учат, литераторша классная, Марина Ивановна, инглиш на высоте и все такое… Отец позвонил своему бывшему однокласснику, тот договорился, что меня возьмут в «Викинг». Вообще это крутой клуб, там всякие папики любят время от времени оттягиваться. Но есть и постоянная команда, которая на турнирах выступает. Меня в нее и приняли. Я в ней третий год уже…
