— С Мариком? — переспросила я и уставилась на него. — А это кто?
Вместо Марика кто мог здесь лежать? Я смотрела и ничего не понимала. Андрей вздохнул.
— Ах вот в чем дело… Да это не Марик. Это Аня Трубина. Тоже пропала неделю назад. И тоже на проклятой Мамонтовке. Дело такое жуткое… Девчонку распяли на дереве вниз головой. Крест перевернутый. А до этого звонили, требовали выполнения немыслимых условий… Кошмар какой-то!
Я вздрогнула. Перевернутый крест… Девочка пропала там же, где Марик…
— Андрей, меня попросили больше делом Марика не заниматься. Что мне делать?
Андрей задумчиво смотрел на верхушки деревьев. Деревья качались, создавая гнетущую обстановку, и весь лес от этого напоминал мой лес из сна.
— Не знаю… — наконец ответил он. — А тебе не кажется, что между Аней и исчезновением Марика есть связь?
— Кажется…
— Значит, через Анино убийство можно выйти и на Марика…
— И наоборот — найдя Марика, найти Аниных убийц… Если только мы успеем… — грустно усмехнулась я.
Девочка лежала передо мной маленькая и беззащитная. Ее предали. Заявление о ее розыске тоже забрали. Все требования выполнялись беспрекословно. Люди не понимали, что, делая подобные вещи, они развязывают им руки. Киднепперы начинают чувствовать себя безнаказанными. Неделю назад родители Ани пошли у них на поводу. Отчего-то поверили похитителям. Собственному страху. Собственной беспомощности. Заранее проиграли, даже не попытавшись выиграть. Теперь Ани больше не было. Но как это можно объяснить родителям? Вы виноваты? У кого повернется язык сказать такое людям, пережившим страшную потерю?
Я сжала кулаки.
— Добраться бы до этого гада… — сказал Андрей. Я согласилась с ним. Если бы только можно было сделать это как можно скорее…
* * *
Домой я пришла в половине третьего ночи. Мысль о несчастной девочке не оставляла меня. Я видела перед глазами ее измученное личико. Господи, и какими же зверями надо быть? Впрочем, опять ты, Иванова, обижаешь невинных животных.
Я плюхнулась в кресло, не раздеваясь. В это время и раздался телефонный звонок.
— Алло? — Я подняла трубку автоматически. Думать мне не хотелось сейчас вообще.
Телефон со мной разговаривать не собирался. Сначала опять хранил молчание, потом разразился мне в ухо отвратительным хохотом. Я бросила трубку на рычаг. Однако это становится интересным. Кому это надо терроризировать меня по ночам? Уж не тому ли злобному существу, укравшему Марика и лишившему жизни Аню Трубину? Я подпрыгнула. Какая же я дура! Надо же было позвонить на станцию, выяснить, откуда был звонок! Теперь было поздно. Или еще можно?
Я набрала номер телефонной станции. Дежурная меня выслушала и через несколько минут сообщила, что звонок поступил с телефона-автомата, район Мамонтовской улицы.
Так. Я попросила ее оставить мой телефон на контроле. Она согласилась, повозмущалась телефонными хулиганами, и мы распрощались.
Только дело было не просто в телефонном хулиганстве. Меня пытались запугать. Значит, меня боялись.
Но почему-то мне казалось, что я прекрасно знаю человека, пытающегося лишить меня покоя. Я видела его перед собой. Я прекрасно знала, кто звонит мне по ночам.
Но откуда? Откуда он взял мой телефон?
Стук в дверь был громом среди ясного неба. Я открыла глаза. Оказывается, я так и заснула — в кресле, не удосужившись даже раздеться. Странное, однако, у меня положение — прежде чем открыть дверь, нужно не одеваться, а раздеваться. Я сняла с себя изрядно помявшийся плащ. Придирчиво осмотрев его, с грустью подумала, что без глажки теперь мне никак не обойтись. Только после этого я все-таки открыла дверь. На пороге стоял Фред.
— Ты, Тань, прости, что я так рано, — сказал он с робкой надеждой остаться неизгнанным из моего личного рая, — я тебя пришел на работу нанимать…
Я застыла. Признаться, меня еще в жизни не нанимали на работу бомжи. Даже интересно.
— Поскольку Софья решила Марона больше не искать, я и подумал, может, я его поищу с тобой? Какой ты оклад-то потребуешь?
— Для начала пройди, — ответила я, — кофе выпьешь?
— Конечно, — кивнул он, — я уже кофейку давно не пивал… Все, Тань, недосуг было…
Фред, ради визита ко мне, оделся в самый приличный костюм. На нем были штаны ослепительно зеленого цвета и ярко-малиновый, невесть где приобретенный, пиджак. Довершал сей туалет розовый галстук, освещающий голубую рубашку. Чувствовалось, что туалет тщательно продуман, а это свидетельствовало о безграничном уважении Александра Михайлина к моей персоне.
— Так чего, Танюш? Ты согласна?
Я кивнула. Мне было все равно, кто станет моим помощником. Вполне возможно, что от Фреда окажется больше проку, чем от Софьи.
Он счастливо вздохнул, но осторожненько поинтересовался:
— А сколько возьмешь?
Я задумчиво посмотрела на него. Он поежился под моим рваческим взором.
— Рубль в сутки, — решила я в знак протеста против его глобального падения. Буду последней поклонницей деревянного. У меня, когда его обижают, протест патриотический начинается. — Ты как, осилишь?
Он, подумав, кивнул.
— Но это не все… — задумчиво изрекла я. — Еще ты нарисуешь мне с натуры Аслана.
Он удивился, откуда я знаю про Аслана. У этих нарнийцев кастовое сознание — никто, кроме них, Льюиса не читал. Особенно такие с виду прагматичные тетки, как я. Но согласился. Чайник издал оглушительный призывный свист. Мы перебазировали наш военный совет на мою небольшую, но очень уютную кухню, я включила магнитофон, и мы начали выстраивать стратегическую линию наших поисков. Поначалу она страдала явными изгибами и шероховатостями, но постепенно выравнивалась.
— Нужно найти отца Андрея, — сказал Фред, — только он нам может помочь. Сначала идем к Андрею, а потом ищем Дашу Морозову.
— Хорошо, — согласилась я, — только надо еще раз попытаться договориться с Клавдеей по-хорошему. А то вдруг мы ее насмерть перепугаем? Кто нам тогда подскажет, где Марика найти?
Фред почесал в затылке. Его лоб при этом наморщился, придавая ему сходство с резиновым гномом. Клавдея ему явно не импонировала. У меня она, сознаюсь, тоже положительных эмоций не вызывала. Но в том, что мы придумали, присутствовал элемент садизма, а я стараюсь избегать крайних мер по возможности. Поэтому я постаралась убедить его в необходимости еще одной попытки мирных переговоров.
Договорившись встретиться через два часа, мы попрощались. Я обнаружила, что мой холодильник пуст и его срочно надо заполнить хоть какими-то продуктами, а посему я схватила пакет и вышла в направлении близлежащей продуктовой точки, ощущая себя разведчицей в стане врагов.
* * *
По дороге, волоча неподъемную сумку, я вспомнила. Сатанисты… Что ж это за блевотина такая?
К собственному стыду, я поняла — мои познания в этом вопросе минимальны. Я знаю о них так же мало, как о продукциальных иллюзиях в неофрейдистской концепции Эриха Букенваргена. Для меня это такой же словесный набор.
Где же мне узнать о сих славных молодцах? Ответ на это предстал моим глазам немедленно. Через дорогу была маленькая и скромная библиотечка.
Я подумала, что там смогу найти хоть какой-то ответ. Для того чтобы бороться с врагом, нужно видеть его лицо. А я ни черта пока не видела.
Только страшные сказки о черных мессах с человеческими жертвоприношениями… Да домыслы, рождающиеся в моей голове путем логических размышлений.
Ну, например, я знала, что большинство сатанистов проходят через увлечение Ницше. В самом Ницше я ничего плохого не видела — поэт как поэт. По ошибке его приняли за философа. А он просто стихи в прозе писал.
Но то, что повлекло повальное увлечение его творчеством, — это уже мне мало нравилось.
Почему сатанисты ставили Ницше так высоко? Из-за того, что тот объявил Бога умершим? Но ведь это плод его личной обиды… Или из-за того, что Ницше пытался найти супермена?
Значит, сатанисты люди ущербные. Непонятые. Скорее всего их обида на общество перерастает пределы нормы. Я тоже не в восторге от всего общества, но не бегу устраивать поджоги на еврейских кладбищах. Не устраиваю на дому черные мессы… Не протыкаю фигурки не нравящихся мне особей иголкой. Но я-то нормальная. А эти несчастные явно недополучили чего-то от Бога. Мне кажется, что они недополучили разума.
* * *
Библиотекарь был мне знаком. Я как-то раз уже имела честь ему надоесть. Опять он был глубоко одинок — как в тот раз, когда мне понадобилось перечитать все газеты. Однако моему появлению он не особенно обрадовался. Длинноволосый и угрюмый, он поднял на меня глаза и, узнав, что меня интересует на этот раз, холодно кивнул и скоро вернулся с тремя книгами.
Он не сводил с меня глаз. Мне казалось, он уверен в том, что мой интерес к сатанизму связан с некоторыми странностями в моей психике. А может быть, ему просто не понравилось, что я нарушила его отшельнический покой своим вторжением?
