- Не понимаю, что вы имеете в виду, - сказала она в отчаянии. - Я хочу уйти. Пожалуйста, пропустите меня.
- Не надо притворства, - повторил он. - Вам нужны секреты... давайте постарайтесь выудить их у меня! - Он приблизился к ней вплотную и обхватил за талию. Она не могла сопротивляться, он был очень силен, и ему приходилось целовать множество женщин, причем некоторых и против их желания. Он склонился над ней и поцеловал прямо в губы. Валентина с отчаянием пыталась вырваться.
- Не надо, - умоляла она. - Вы не понимаете, вы же не знаете, что привело меня сюда...
- Нет, прекрасно знаю, - сказал он, зарываясь лицом в ее волосы и обжигая ее шею поцелуями, она почувствовала, как сильнее сжимаются его объятия, она просто не могла пошевелиться. - Вы пришли, чтобы получить любовника. И вы получите его в моем лице.
Она закричала, но он только рассмеялся и, взяв ее на руки, понес в соседнюю комнату.
- Вас здесь никто не услышит, а если и услышит, то не придет. Перестаньте сопротивляться, мадам. Представьте, что я и есть Мюрат.
Она заплакала, когда он уложил ее на кровать, она пыталась отбиться от него кулаками, но ее сопротивление еще больше разозлило его. Все это было очень правдоподобно, хотя он от Мюрата знал, что она в действительности из себя представляет. И его желание проучить интриганку сменилось слепым и безумным желанием овладеть ею. Он сжимал в объятиях ее сопротивляющееся тело и покрывал его страстными поцелуями, наконец он почувствовал, что ее сопротивление ослабевает, что, как было ему известно, предшествует полной победе. В один момент его охватило сомнение, он поднял голову и посмотрел на нее, глаза ее были закрыты, а лицо залито слезами. У него зародились сомнения, но желание было так велико, что он отмел их. Она была готова отдаться Мюрату. Придется ей получить взамен его. Он развязал синие ленты кружевной накидки, прикрывающей ее плечи, и стал покрывать шею девушки поцелуями. Вдруг он замер. Валентина открыла глаза, она была без сил и не могла больше ни сопротивляться, ни спорить с ним.
- Кто это сделал? - тихо спросил он, затем поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. - Кто оставил эти следы?
- Мой муж. - Она отвернулась, и слезы опять покатились по ее щекам.
- О Боже! - воскликнул Де Шавель. Он дотронулся до синяка, и она поморщилась. - Когда это случилось?
- Вчера. Когда я отказалась спать с Мюратом.
- Боже милостивый! - Голос Де Шавеля дрогнул. - Почему же вы мне ничего не сказали?
- А что бы это изменило? - с горечью спросила она. - Почему же вы остановились, полковник? Вы ничем не лучше его.
- Я никогда в жизни не ударил женщину, - медленно произнес он. Подождите, позвольте мне помочь вам. - Он очень осторожно помог ей сесть на подушки, ее напряжение спало, и она позволила ему Помочь ей. У нее возникло совершенно безумное желание обхватить его за шею и горько-горько заплакать. Де Шавель взял ее смятую накидку и прикрыл ее плечи. - Простите меня, сказал он. - Я ужасно с вами обращался.
- Ничего, - смахнула слезы Валентина. - Я не знаю другого обращения. Я пришла, чтобы рассказать правду маршалу Мюрату, думала, что он сможет помочь мне.
Де Шавель взял ее руку в свою.
- Сомневаюсь, чтобы он стал вас слушать. Он сказал, что вы кокетничали, сказал, что вы были готовы на связь с ним. Поэтому я и действовал с вами таким образом. Простите меня. Я всей душой сожалею о том, что произошло. Вы позволите мне помочь вам? Расскажите мне все, что с вами случилось.
- Мой муж приказал мне шпионить за вашими офицерами, - вздохнула Валентина. - Он сказал, что это мой долг.
Де Шавель кивнул.
- Я так и думал. Продолжайте.
- Когда он увидел меня в тот вечер после большого приема, он быд страшно зол. Он обвинил меня в том, что Мюрат выскользнул из моих рук, потому что я предпочла вас. - Она слегка покраснела и отвернулась.
- А вы действительно предпочли? - спросил он.
- В общем, да... то есть я хочу сказать, что я не думала, что есть какая-то разница... все это было вполне невинно.
- Да, - спокойно согласился он. - Совершенно не винно.
- Он запретил мне видеться или разговаривать с вами, - сказала она. Когда же я спросила, чего он хочет от меня, он мне объяснил. Я должна позволить Мюрату себя соблазнить, все это было заранее спланировано и организовано им и Потоцким. Я отказалась. Полковник, я не продажная женщина, что бы вы обо мне не думали.
- Знаю, я просто идиот. Слепой, тупой дурак, вот и все.
- Если бы дело касалось только меня, то я бы не сдалась, - продолжала Валентина. - Но я не одна. У меня есть сестра - сводная сестра, она живет в Чартаце. Наш отец умер. Ее мать - русская. Теодор - это мой муж - сказал, что ее объявят русской шпионкой и повесят, если я не сделаю того, что мне приказывают. Он сказал, что заставит меня присутствовать на казни. Я его знаю. Он не станет бросать слова на ветер. Я думала, что у меня будет время, чтобы убежать, я надеялась, что если я доберусь до Александры, то мы спасемся. Она старше меня и ничего не боится... но все случилось так быстро. Этот званый ужин - приглашение Мюрата. У меня просто не осталось выбора. Я была готова на все, чтобы спасти сестру.
- Понимаю, - сказал Де Шавель. - Я знал об этом плане и даже знал, что именно вы и будете той самой женщиной. Но я был уверен, что вы и сами не подозреваете, что именно от вас требовалось. И слава Богу, я оказался прав. Вам не надо обращаться к Мюрату за помощью. Собственно говоря, я смогу быть вам более полезен, чем он, намного более полезен.
Он взял ее руку и поцеловал. Ему пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы не наклониться и не поцеловать ее в губы.
- Пойдемте, позвольте мне помочь вам. Нам надо решить, что теперь делать. - Он помог ей подняться.
Она стояла прямо перед ним, и на мгновение искушение было слишком сильно, и он прижал ее к себе, но очень ласково и нежно, и это совсем не напоминало то грубое обращение, которому он подверг ее несколько минут назад, она почувствовала, как его губы легко коснулись ее лица. Она впервые почувствовала, что ей приятно, когда ее обнимают, во всем теле поднялась горячая и сладостная волна, ей хотелось, чтобы губы его прижались к ее губам. Но он отпустил ее, отстранил от себя очень мягко, но достаточно решительно, понимая, что должен так поступить. Ему было смертельно стыдно за то, что он сделал, и за то, что он был так близок к постыдному поступку. И он понимал, что самым ужасным было то, что сочетанием силы и опыта он чуть было не заставил бедняжку полностью ему подчиниться. Это было непростительно, он презирал себя за то, что умело пользовался своим положением. Он с отвращением думал обо всей этой постыдной ситуации, когда ее сделали орудием для достижения чьих-то честолюбивых устремлений.
- Пожалуйста, сядьте вот тут и позвольте мне предложить вам вина. - Он взял ее за руку и отвел в первую комнату, заставив сесть у огня. Через секунду он протянул ей бокал шампанского.
- Выпейте это, - сказал он. - И не надо ничего говорить, пока вы окончательно не успокоитесь. - Он никогда не мог выносить женских слез, они смущали его и казались подозрительными. Лилиан нередко плакала, но и в слезах казалась очаровательной и ничуть не убитой горем. Ее рыдания абсолютно ничего не значили, она могла вытереть глаза и тут же расхохотаться. Но Валентина плакала молча, слезы так и катились по ее щекам. Ее эмоциональное напряжение было гораздо сильнее, чем она думала. Доброта человека, который чуть не изнасиловал ее, подействовала на нее сильнее, чем жестокое обращение, она рыдала и дрожала всем телом, пока он не укутал ее плащом, его ласковое обращение окончательно лишило ее сил. Она чувствовала себя как обиженный ребенок, мечтающий об утешении, а в этом человеке таились такая сила и уверенность, что она на некоторое мгновение не выдержала и прижалась к нему.
- Ах, бедняжка, - сказал Де Шавель. - Успокойтесь, теперь все будет хорошо, все уже позади. Вы в безопасности, я вам обещаю это. Я обо всем позабочусь. - Он поднес бокал к ее губам и заставил ее выпить вино, затем он осушил ее слезы, пригладил волосы и подложил ей под спину подушки, как если бы она и вправду была ребенком.
- И что мне теперь делать? - прошептала Валентина. Она подняла на него глаза. - Я не могу вернуться. Теодор узнает обо всем, что здесь произошло.
- Вы не вернетесь к нему, - сказал полковник. - Ему не будет позволено прикасаться к вам больше. Даю слово. Если бы не политическая ситуация, я бы завтра же утром послал ему вызов и пристрелил бы его. Если бы я только мог это сделать. Но я не могу, Валентина. Император никогда не простил бы меня за это. Ваш муж - влиятельный человек, и если француз застрелит его и сбежит с его женой, то на поляков это подействует не лучшим образом. - Он подошел к столу и налил себе шампанского. Он действительно подумывал о том, чтобы убить графа, и эта мысль доставляла ему такое удовольствие, что он чуть не поддался искушению. Нет, еще не время. Пока он еще не может его тронуть. Но позже, когда они выиграют войну и он вернется, тогда он напомнит графу, что благородные люди не издеваются над своими женами.
