ней какую-то напряженность.
— Тебе не кажется, что ты зашел слишком далеко?
— В каком смысле?
— Признайся, ты его разыгрывал?
— Ничуть.
— Ты все время потешался над ним.
— Ты полагаешь?
Мегрэ, казалось, был искренне удивлен. Ведь он вел разговор со всей серьезностью. Все, что он сказал, было правдой, в том числе и его сомнения относительно собственного недомогания. Порой, когда расследование не ладилось, он ложился в постель или просто оставался дома. Жена за ним ухаживала. Ходила на цыпочках. Не было шума и суеты полицейского управления, не было бесконечных расспросов и будничных забот. Коллеги навещали его или же звонили. Все были очень внимательны. Справлялись о здоровье. А за то, что, морщась, выпивал несколько чашек лекарственного отвара, жена готовила ему пунш.
А ведь, действительно, что-то роднило Мегрэ с «его мертвецом». Комиссар и сам страшился не столько переезда, сколько смены привычной обстановки. Не видеть, по пробуждении, надписи «Лост и Пепэн», не совершать каждое утро то же путешествие, обычно пешком…
Они оба были привязаны к своему окружению — «клиент» комиссара и сам комиссар. И открытие это Мегрэ было приятно. Вытряхнув трубку, он набил ее свежим табаком.
— Ты действительно считаешь, что человек этот был владельцем кафе?
— Возможно. Говоря, что уверен, я чуть преувеличивал, но раз уж я это сказал, то хочу, чтобы так оно и вышло. Видишь ли, тут все совпадает.
— Что совпадает?
— Я же сказал: все. Не думал, что так разболтаюсь. Принялся импровизировать. Потом понял, что я на верном пути. И стал продолжать.
— А что, если он сапожник или портной?
— Доктор Поль так бы мне и сказал. И Мерс тоже.
— Как бы они узнали?
— Доктор установил бы это по рукам, характеру мозолей, деформации пальцев. А Мерс — по пыли, которую он нашел бы в одежде убитого.
— Ну а если он все-таки окажется вовсе не барменом?
— Выло бы худо! Передай мне книгу.
У Мегрэ была еще одна привычка — с головой погружаться в чтение какого-нибудь романа Дюма. Дома у него было полное собрание сочинений этого писателя — старинное общедоступное издание с пожелтевшими страницами и романтическими иллюстрациями. Вдыхая запах этих книг, он сразу же вспоминал все недомогания, какие у него бывали.
Слышно было, как мурлыкает печь и клацают, задевая друг о друга, вязальные спицы. Подняв глаза на часы в темном дубовом футляре, комиссар стал смотреть, как раскачивается взад-вперед медный маятник.
— Принял бы еще таблетку аспирина.
— Хорошо.
— Почему ты уверен, что он звонил кому-то еще?
Добрейшей мадам Мегрэ очень хотелось помочь мужу. Обычно она не осмеливалась расспрашивать его и лишь выясняла, когда муж вернется домой и придет ли к обеду или ужину. Но когда комиссар был нездоров, но продолжал работать, она тревожилась. В глубине души она считала, что муж недостаточно серьезно относится к себе.
В полицейском управлении он, несомненно, вел себя совсем иначе: действовал и разговаривал как настоящий полицейский комиссар!
Разговор с судебным следователем — с кем! подумать только! — встревожил ее. Молча считая петли своего вязанья, она невольно вспоминала тот разговор.
— Послушай, Мегрэ…
Комиссар с трудом оторвался от книги.
— Вот чего я не понимаю. Когда вы говорили про Лионский вокзал, ты сказал, будто этот человек не решился пойти домой, потому что тогда бандит узнал бы, где он живет.
— Да, вероятно, я так и сказал.
— А вчера ты говорил, что он, по-видимому, сменил пиджак.
— Да. Ну и что из того?
— А Комелио ты сейчас сообщил, что он, похоже, ел «брандад» в своем собственном кафе. Значит, он-таки вернулся туда. Выходит, он больше не опасался, что его выследят.
Действительно ли Мегрэ думал об этом раньше? Или же ответил экспромтом?
— Одно вполне связано с другим.
— В самом деле?
— На вокзале он был во вторник вечером. Он мне еще не звонил. Надеялся, что оторвется от преследователей.
— А на другой день? Полагаешь, его больше не преследовали?
— Возможно. Даже вероятно. Только я еще прибавлю, что часов в пять он изменил свое решение. Не забудь: он кому-то звонил и попросил у кельнера конверт.
— Конечно…
Хотя мадам Мегрэ и не была убеждена в этом, она со вздохом произнесла:
— Наверно, ты прав.
Молчание. Время от времени переворачивалась страница, да носок, лежавший в подоле жены, становился чуть длиннее.
Мадам Мегрэ открыла было рот, но промолчала. Не поднимая головы, комиссар произнес:
— Ну, выкладывай! Что ты хочешь сказать?
— Да так, пустяки… Просто я подумала, что он, видно, совершил промах, раз его все-таки убили.
— И в чем был его промах?
— А в том, что пошел домой. Извини, что помешала читать.
Но комиссар больше не читал. Во всяком случае, внимательно. Первым вскинул глаза.
— Ты забываешь про поломку машины!
Вдруг Мегрэ почудилось, будто завеса над тайной приподнимается, и вот-вот ему откроется истина,
— Нужно выяснить, сколько времени ремонтировали желтый автомобиль.
Теперь Мегрэ разговаривал не с женой, а с самим собой. Та это поняла и старалась не прерывать мужа.
— Поломка — событие непредвиденное, случайное. Это нечто такое, что расстраивает заранее намеченные планы. Выходит, все сложилось иначе, чем следовало.
Мегрэ пристально посмотрел на жену. Ведь именно она в конечном счете направила его на верный путь.
— Уж не погиб ли он из-за поломки этой машины?
Не убирая книги с коленей, Мегрэ захлопнул ее. Сняв телефонную трубку, набрал номер управления уголовной полиции.
— Дайте мне Люка, дружище. Если его нет у себя, он в моем кабинете… Это ты, Люка? Как дела?.. Опять? Одну минуту…
Из опасения, как бы ему не сообщили то, до чего он сам докопался, комиссар продолжал:
— Пошли кого-нибудь на набережную Генриха IV. Эрио или Дюбонне, если они на месте. Пусть опросят всех консьержей и жильцов. И не только
