— Нет, синьор. Вообще ничего.
— Понятно, — сказал Брунетти. — Спасибо, сержант Франчи. — И прежде чем тот ответил, Брунетти попросил его: — Вы могли бы принести мне этот бумажник?
Франчи посмотрел на лейтенанта, тот кивнул.
— Сейчас, синьор. — Франчи, резко повернувшись на каблуках, вышел из кабинета.
— Очень энергичный молодой человек, — заметил Брунетти.
— Да, — сказал лейтенант, — это один из моих лучших людей. — И он стал рассказывать, как хорошо Франчи учился, но не успел закончить, так как молодой полицейский вернулся с пластиковым пакетом, где лежал коричневый кожаный бумажник.
Франчи стоял в дверях, не зная, кому отдать пакет.
— Отдайте комиссару, — сказал лейтенант Туркати, и Франчи не смог скрыть удивления, сообразив, какое звание носит человек, который задавал ему вопросы. Он подошел к Брунетти, протянул ему пакет и отдал честь.
— Спасибо, сержант, — проговорил Брунетти, принимая пакет двумя пальцами за угол. Он достал носовой платок и осторожно завернул в него пакет. Затем, обращаясь к лейтенанту, сказал:
— Если хотите, я напишу расписку.
Лейтенант протянул через стол листок бумаги, и Брунетти написал на нем дату, свое имя, подтвердил, что получил бумажник, поставил подпись и отдал бумагу Туркати.
Вдвоем с Вьянелло они вышли из участка. В лицо им брызнул освежающий дождь.
Под усиливающимся дождем они проделали путь назад, радуясь, что Бонсуан настоял на том, чтобы подождать их. Когда они ступили на палубу катера, Брунетти посмотрел на часы и увидел, что времени шестой час, это означало, что пора возвращаться в квестуру. Они вошли в воды Большого канала, повернули направо и оказались на финишной прямой, которая вела их в квестуру, — мимо базилики и колокольни Сан-Марко, к мосту Понте-делла-Пьета.
В каюте Брунетти вытащил из кармана носовой платок с завернутым в него бумажником и протянул Вьянелло:
— Когда мы вернемся, вы не могли бы отнести это в отдел криминалистики, чтобы там проверили отпечатки пальцев? Думаю, в любом случае на полиэтиленовом пакете будут отпечатки пальцев Франчи, так что их они могут исключить. Отправьте кого-нибудь в больницу взять отпечатки Росси.
— Что-нибудь еще, синьор?
— Когда они закончат, принесите бумажник мне. Я хочу посмотреть, что в нем. И скажите криминалистам, что это срочно.
Вьянелло внимательно посмотрел на него и спросил:
— А если они не согласятся?
— Ну, тогда скажите Боччезе, что дело касается погибшего человека. Это заставит его работать немного быстрее.
— Боччезе будет первым, кто скажет, что для спешки нет причины, — заметил Вьянелло.
Брунетти предпочел сделать вид, что не слышал замечания.
Вьянелло положил завернутый в носовой платок пакет во внутренний карман мундира:
— Это все, синьор?
— Мне бы хотелось, чтобы синьорина Элеттра проверила все данные и выяснила, есть ли у нас что-нибудь на Росси. — Не то чтобы он верил, будто Росси может быть замешан в чем-нибудь криминальном, но жизнь преподносила ему и не такие сюрпризы, поэтому лучше проверить.
Вьянелло поднял руку:
— Простите, синьор. Не хочу прерывать вас, но, насколько я понял, мы будем расследовать этот случай как убийство?
Они оба знали, насколько трудно ответить на этот вопрос. До тех пор пока судья не подпишет соответствующее постановление, они не имели права начать официальное расследование, но прежде чем судья займется этим и станет квалифицировать этот случай как убийство, ему должны быть представлены убедительные доказательства преступления. Брунетти сомневался, что его мнение о Росси как о человеке, который боится высоты, сойдет за убедительное доказательство преступления, а уж тем более убийства.
— Мне придется сделать попытку убедить вице-квесторе, — сказал Брунетти.
— А-а, — протянул Вьянелло.
— Звучит скептически.
Вьянелло лишь поднял брови.
— Ему это не понравится, так ведь? — подсказал Брунетти. И вновь Вьянелло не отреагировал.
Патта разрешал полицейским открывать дело лишь тогда, когда имелись неопровержимые доказательства или когда на него оказывали такое давление, что он не мог сопротивляться. Шанс, что он даст добро на расследование дела, которое по всем признакам выглядело как несчастный случай, был невелик.
Брунетти тихо выругался. Конечно, он убежден в своей правоте. Однако насколько абсурдными должны казаться — и кажутся! — его подозрения тем, кто не видит в этой истории криминальной подоплеки. Здравый смысл подсказывал ему, чтобы он оставил подозрения и признал очевидное: Франко Росси погиб в результате несчастного случая при падении со строительных лесов.
И все же он обратился к Вьянелло:
— Завтра утром получите в больнице ключи и заглянете в его квартиру.
— А что мне там искать?
— Понятия не имею, — ответил Брунетти. — Посмотрите, может, найдете записную книжку, письма, имена друзей или родственников.
Брунетти был так поглощен своими размышлениями, что не заметил, как они повернули, и лишь мягкий удар катера о причал квестуры дал ему понять, что они уже на месте.
Они поднялись на причал. Брунетти взмахом руки поблагодарил Бонсуана, который возился с катером, закрепляя швартовы. Они с Вьянелло под дождем проследовали к входной двери в квестуру, которую открыл перед ними дежурный офицер. Не успел Брунетти поблагодарить его, как молодой человек сообщил:
— Вице-квесторе хочет видеть вас, комиссар.
— Он еще здесь? — удивился Брунетти.
— Да, синьор. Он сказал, чтобы я передал просьбу, как только вы приедете.
— Спасибо, — поблагодарил Брунетти и, обратившись к Вьянелло, сказал: — Придется поскорее идти наверх.
Первый пролет лестницы они одолели вместе, и ни тот, ни другой не желали строить предположения, что могло понадобиться от комиссара Патте. На первом этаже Вьянелло направился по коридору в отдел, где царил Боччезе — криминалист, человек бескомпромиссный, неторопливый и не желающий считаться со званиями и регалиями.
А Брунетти нехотя подошел к кабинету Патты. Синьорина Элеттра сидела за столом и, когда он вошел, подняла глаза. Она жестом подозвала его к себе, поскольку в это самое время взяла трубку и нажала на кнопку. Через секунду она произнесла:
— Брунетти здесь, синьор вице-квесторе, — и, выслушав Патту, ответила: — Конечно, синьор. — После чего положила трубку.
— Должно быть, он хочет попросить вас об услуге. Это единственная причина, почему он весь день не жаждал вашей крови, — успела сказать Элеттра перед тем, как дверь открылась и появился Патта.
Его серый костюм, как заметил Брунетти, был из кашемира, а галстук отличался прямо-таки английской респектабельностью. Хотя весна выдалась дождливой и холодной, красивое лицо Патты было гладким и загорелым. Он носил очки овальной формы в тонкой оправе. Это были пятые по счету очки, которые Брунетти видел на Патте за те годы, которые тот проработал в квестуре. Стиль и форма очередных очков всегда на несколько месяцев предвосхищали то, что все остальные начинали носить позже. Однажды Брунетти, не имея под рукой очков для чтения, взял со стола Патты его очки и надел их, чтобы рассмотреть фотографию, и только тогда обнаружил, что в оправу вставлены не линзы, а обычное стекло.
— Я как раз передала комиссару, что вы его ожидаете, синьор, — произнесла синьорина Элеттра.
Брунетти заметил, что на ее столе лежат две папки и три листа бумаги, которых, он был в этом уверен, еще минуту назад там не было.
— Да, и в самом деле, входите, синьор Брунетти, — сказал Патта, протягивая руку с таким выражением, что Брунетти невольно почудилось тревожное сходство с тем жестом, которым Клитемнестра выманивала Агамемнона из его колесницы. Он успел только бросить прощальный взгляд на синьорину Элеттру, тут Патта схватил его за руку и мягко втянул в свой кабинет.
Патта закрыл дверь и направился к двум креслам, которые он разместил перед окнами. Подождал, пока Брунетти подойдет к нему, предложил сесть, затем сел сам. Дизайнер интерьера назвал бы место, где стояли кресла, «уголком для разговоров».
— Я рад, что вы смогли уделить мне время, комиссар, — сказал Патта.
Услышав в его словах оттенок сарказма, Брунетти даже почувствовал облегчение.
— Мне надо было отлучиться, — объяснил он.
— Я думал, вы собирались уйти утром, — сказал Патта, теперь уже не забывая улыбнуться.
— Да, но потом мне пришлось отлучиться также и днем. Все произошло так неожиданно, что у меня не было времени дать вам знать.
— А разве у вас нет мобильного телефона, синьор комиссар?
Брунетти, ненавидевший мобильники и отказывающийся носить с собой телефон — это, конечно, было глупостью, неким луддитским предубеждением,[9] — лишь ответил:
