- Тебе жаль, что дедушка умер? - спросил я.
- Не особенно. Я его не очень-то любила. Он запретил мне заниматься балетом.
- А ты хотела заниматься балетом?
- Да, и мама тоже хотела, чтобы я занималась, и папа не возражал, но дед сказал, это мне совершенно ни к чему.
Девочка соскользнула с ручки кресла, сбросила тапочки и попыталась встать на носки.
- Конечно, для этого нужны специальные туфли, пуанты, - пояснила она. - Да и в них иногда ноги стираешь до крови. - Она снова надела тапочки и небрежно поинтересовалась:
- Вам нравится наш дом?
- Не уверен, - ответил я.
- Теперь его, наверное, продадут. Если только Бренда не захочет остаться жить здесь. И дядя Роджер с тетей Клеменси теперь, наверное, отложат свой отъезд.
- А они собирались уезжать? - спросил я, слегка заинтересованный.
- Да. Во вторник. Куда-то за границу. На самолете. И тетя Клеменси купила удобный и очень легкий чемодан.
- Я не знал, что они собирались за границу, - сказал я.
- Никто не знал. Это их секрет. Они только хотели оставить записку для дедушки. - Джозефина помолчала и добавила: - Но не приколотую к подушечке для иголок. Так оставляют записки жены, уходящие от своих мужей в очень-очень старых книгах. А в наше время это было бы глупо, потому что никто больше не держит у себя подушечек для иголок.
- Да-да, конечно, Джозефина. А ты не знаешь, почему твой дядя хотел уехать?
Девочка бросила на меня косой хитрый взгляд.
- Пожалуй, знаю. Это связано с лондонским офисом дяди Роджера. Я подозреваю... но не уверена... он _р_а_с_т_р_а_т_и_л_ какие-то деньги.
- Почему ты так думаешь?
Джозефина подошла ближе и горячо задышала мне в лицо:
- В тот день незадолго до смерти дедушки дядя Роджер сидел у него в комнате при закрытых дверях. И они говорили, говорили... Дядя Роджер говорил, что всегда был никчемным дельцом, что не оправдал дедушкиных надежд и его волнуют не потерянные деньги, а утраченное в глазах дедушки доверие. Дядя был в ужасном состоянии.
Я разглядывал Джозефину со смешанными чувствами.
- Джозефина, тебе когда-нибудь говорили: подслушивать под дверями некрасиво?
Девочка энергично закивала.
- Конечно, говорили. Но если ты хочешь все знать, просто п_р_и_х_о_д_и_т_с_я_ подслушивать. Бьюсь об заклад, инспектор Тавернер подслушивает.
Пока я обдумывал последнее утверждение, Джозефина продолжала захлебываясь:
- И в любом случае, даже если _о_н_и_ не подслушивает, то другой уж подслушивает наверняка... ну этот, в замшевых ботинках. И они шарят по столам, и читают чужие письма, и вынюхивают чужие секреты. Но они глупы! Они не знают, где искать.
Последние слова Джозефина произнесла с холодным высокомерием. По своей тупости я пропустил их мимо ушей. Неприятный ребенок продолжал:
- Мы с Юстасом много чего знаем - но я знаю больше Юстаса. И не собираюсь ничего ему рассказывать. Он говорит: женщины не могут быть великими сыщиками. Но я считаю - могут. Я буду все записывать в блокнот, и потом, когда полиция окажется в тупике, я выйду вперед и скажу: "Я знаю, кто это сделал".
- Ты читаешь много детективов, Джозефина?
- Кучи.
- Наверное, ты считаешь, что знаешь, кто убил твоего дедушку?
- Да, _с_ч_и_т_а_ю_. Но мне нужны дополнительные улики. - Она помолчала и добавила: - Инспектор Тавернер подозревает Бренду, да? Или Бренду и Лоуренса вместе, потому что они - любовники.
- Тебе не стоит говорить такие вещи, Джозефина.
- Почему? Они же любовники.
- Ты не можешь судить об этом.
- Очень даже могу. Они пишут друг другу любовные письма.
- Джозефина! Откуда ты это знаешь?
- А я их читала. Ужасно слюнявые письма. Но Лоуренс вообще слюнтяй. Он побоялся идти на войну и работал кочегаром в госпитале. А во время бомбежек он просто зеленел от страха - нет, по правде зеленел. Мы с Юстасом страшно веселились по этому поводу.
Пока я соображал, что следует отвечать в таких случаях, с улицы донесся шум подъезжающей машины. В мгновение ока Джозефина оказалась у окна и расплющила о стекло вздернутый носишко.
- Кто это? - спросил я.
- Мистер Гэйтскилл, дедушкин поверенный. Должно быть, насчет завещания.
Возбужденно дыша, Джозефина бросилась из комнаты - безусловно, для возобновления своей детективной деятельности.
В гостиную вошла Магда Леонидис и, к великому моему удивлению, приблизилась ко мне и взяла меня за руки.
- О Боже! - произнесла она. - Какое счастье, что вы еще не уехали! Присутствие мужчины иногда _п_р_о_с_т_о_ н_е_о_б_х_о_д_и_м_о_.
Она отпустила мои руки, подошла к стулу с высокой спинкой, чуть подвинула его, мельком глянула на себя в зеркало, потом взяла со стола эмалированную шкатулку и так стояла, задумчиво открывая и закрывая ее.
Это была красивая поза.
В гостиную заглянула София и предостерегающе шепнула:
- Гэйтскилл!
- Знаю, - откликнулась Магда.
Через несколько секунд София вошла в комнату в сопровождении невысокого пожилого джентльмена, и Магда, отложив эмалированную шкатулку в сторону, направилась к ним навстречу.
- Доброе утро, миссис Филип. Я, собственно, иду наверх. Тут возникло какое-то недоразумение с завещанием. Ваш муж написал мне, полагая, что завещание находится у меня. Со слов же покойного мистера Леонидиса я заключил: оно хранилось в его сейфе. Вы ничего об этом не знаете?
- О, завещание нашего дорогуши? - Магда широко раскрыла удивленные глаза. - Конечно, не знаю! Надеюсь, вы не считаете, что эта ужасная женщина наверху уничтожила документ?
- Ну-ну, миссис Филип, - поверенный укоризненно погрозил ей пальцем. - Не будем строить диких предположений. Вопрос просто в том, где ваш тесть хранил свое завещание.
- Но он отсылал документ вам... это точно!.. После того как подписал его. Он сам говорил нам об этом.
- Как я понял, полиция уже ознакомилась с бумагами покойного мистера Леонидиса, - сказал мистер Гэйтскилл. - Я хотел бы перекинуться парой слов с инспектором Тавернером.
И поверенный вышел из гостиной.
- Дорогая моя! - воскликнула Магда. - Она _н_а_в_е_р_н_я_к_а уничтожила завещание! Я уверена в этом.
- Чепуха, мама. Бренда не стала бы совершать такой идиотский поступок.
- Это вовсе не идиотский поступок. Если завещание не найдется, она получит все.
- Ш-ш-ш... Гэйтскилл возвращается.
В гостиной снова появился Гэйтскилл в сопровождении инспектора Тавернера и Филипа.
- Со слов мистера Леонидиса я понял, - говорил Гэйтскилл, - что он положил завещание в свой сейф в банке.
Тавернер покачал головой.
- Я связывался с банком. У них нет никаких документов, принадлежащих мистеру Леонидису, за исключением нескольких ценных бумаг.
- Может быть, Роджер... или тетя Эдит... София, позови их сюда, пожалуйста.
Но призванный на семейный совет Роджер Леонидис ничем не смог помочь.
- Просто бред какой-то! - заявил он. - Папа подписал завещание и совершенно определенно сказал, что собирается отправить его мистеру Гэйтскиллу на следующий же день.
- Если память не изменяет мне, - начал мистер Гэйтскилл, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза, - двадцать четвертого ноября прошлого года я составил проект завещания согласно инструкциям мистера Леонидиса. Он его одобрил и вернул мне, после чего я переслал ему уже оформленное завещание на подпись. Примерно через неделю я осмелился напомнить мистеру Леонидису, что до сих пор не получил должным образом подписанного и заверенного завещания, и поинтересовался, не желает ли он внести в него какие-либо изменения. Мистер Леонидис ответил, что завещанием полностью удовлетворен, и добавил, что уже отослал подписанный и заверенный документ в свой банк.
- Совершенно верно, - горячо подтвердил Роджер. - Это было где-то в конце прошлого ноября, помнишь, Филип? Папа собрал всех нас как-то вечером и зачитал завещание.
Тавернер повернулся к Филипу Леонидису.
- Это совпадает с вашими воспоминаниями, мистер Леонидис?
- Да, - ответил Филип.
- Все это происходило в довольно торжественной обстановке. - Магда вздохнула с довольным видом. - Я всегда считала: связанные с завещаниями мероприятия очень драматичны.
- Мисс София?
- Да, - сказала София. - Я помню все точно.
- А каковы условия завещания? - спросил Тавернер.
Мистер Гэйтскилл собрался было ответить со свойственной ему обстоятельностью, но Роджер Леонидис опередил его:
- Условия завещания предельно просты. Поскольку Электра и Джойс умерли, их доля возвратилась к отцу. Сын Джойс, Уильям, погиб на войне в Бирме, и его деньги тоже вернулись к отцу. Филип с детьми и я - последние оставшиеся в живых Леонидисы. Папа оставил пятьдесят тысяч тете Эдит и сто тысяч плюс этот дом - Бренде. Все остальное делится на три равные части: одна - мне, другая - Филипу, а третья распределяется между тремя внуками поровну. Кажется, я все верно изложил, мистер Гэйтскилл?
- Да. В общих чертах это и есть условия завещания, которое я оставлял для мистера Леонидиса, - подтвердил мистер Гэйтскилл, несколько недовольный тем, что ему не дали говорить самому.
