- Да, похоже на то.
- Конечно, он не мог предвидеть, что все это кончится его насильственной смертью... И именно поэтому... - Голос Софии зазвучал с неожиданной страстью: - Именно поэтому я не верю, что это на самом деле сделала Бренда. Ведь если бы она или Лоуренс собирались убить дедушку, он обязательно знал бы об этом. Наверное, тебе это кажется странным рассуждением...
- Должен признаться, да.
- Но ты просто не знал дедушку. Он не стал бы потворствовать собственным убийцам... Ну вот опять! Опять глухая стена...
- Бренда напугана, София, - сказал я. - Страшно напугана.
- Инспектор Тавернер со своим славным коллегой? Должна признать: выглядят они устрашающе. Лоуренс, полагаю, бьется в истерике?
- Почти. Он был жалок. Не понимаю, что Бренда могла в нем найти.
- Не понимаешь, Чарлз? На самом деле Лоуренс весьма привлекательный мужчина.
- Этот слабак?! - искренне удивился я.
- Почему-то мужчины всегда считают, что представительницы прекрасного пола непременно отдают предпочтение угрюмым грубым существам типа неандертальца. У Лоуренса безусловно есть достоинства... но не думаю, что ты сможешь оценить их. - София внимательно взглянула на меня: - Да, Бренда глубоко запустила в тебя свои когти.
- Не говори глупостей. Она даже не симпатична... И она вовсе не...
- Не пыталась обольстить тебя? Конечно, нет. Она просто разжалобила тебя. Она не особенно красива и вовсе не умна - но у нее есть одно выдающееся качество: она умеет приносить неприятности. Она уже встала между тобой и мной.
- София! - ошеломленно воскликнул я.
София направилась к двери.
- Забудь этот разговор, Чарлз. А сейчас я должна заняться ленчем.
- Я помогу тебе.
- Нет, останься здесь. Присутствие джентльмена на кухне страшно смутит Нэнни.
- София! - окликнул я девушку, когда она уже выходила.
- Да?
- А почему вы не держите в доме прислугу? Какое-нибудь существо в передничке и накрахмаленном чепчике?
- У дедушки был повар, две горничные и лакей. Ему нравилось иметь слуг. Он щедро платил им, и они были искренне преданы ему. У Клеменси и Роджера есть приходящая работница для уборки комнат. Они не любят держать прислугу - верней, Клеменси не любит. Если бы Роджер не перекусывал в Сити, он бы умер от истощения. Клеменси считает, что еда - это салат-латук, томаты и тертая морковка. Мы иногда нанимаем горничных, но когда мама закатывает очередную истерику, они нас покидают. Тогда какое-то время нас обслуживают приходящие работницы. Сейчас у нас именно такой период. Нэнни живет с нами постоянно и прекрасно справляется со всеми трудностями. Вот и все.
София вышла. Я устроился в одном из огромных парчовых кресел и погрузился в размышления.
Совсем недавно наверху я смотрел на ситуацию глазами Бренды. Здесь только что я смотрел на ситуацию глазами Софии. И я прекрасно понимал точку зрения Софии, которую можно было бы назвать точкой зрения семейства Леонидисов. Их возмущало присутствие в семейном гнезде чужака, пробравшегося сюда, как они полагали, бесчестным путем. И по-своему они были правы. Как сказала София, будучи изложенной на бумаге, история Бренды не показалась бы красивой...
Но все-таки по-человечески я мог понять Бренду - а они не могли. Они всегда были богаты, всегда имели положение в обществе и не представляли себе, какие искушения могут подстерегать обездоленного человека. Миссис Леонидис мечтала о богатстве, роскошных туалетах, драгоценностях и безопасности - и о своем доме. И Бренда утверждала, что в обмен на все это она подарила своему старому мужу счастье. И я сочувствовал ей. Да-да, когда я разговаривал с ней, я определенно сочувствовал ей... А сейчас?
Две стороны вопроса... разные точки зрения... И где же истина?..
Накануне я почти не спал ночью и встал очень рано, чтобы сопровождать Тавернера в Суинли-Дин. Теперь же, в теплой, напоенной ароматом цветов гостиной Магды Леонидис, в глубоком мягком кресле я был не в состоянии шевельнуть ни рукой ни ногой... Глаза мои слипались...
Какие-то бессвязные мысли о Бренде, Софии и старике с портрета проплывали в голове и таяли в легком тумане...
Я уснул...
10
Сознание возвращалось ко мне очень медленно: сначала я даже не понял, что просыпаюсь.
Тяжелый аромат цветов кружил голову. Напротив меня парило в воздухе круглое бледное пятно. Только через несколько секунд я понял, что смотрю на человеческое лицо, находящееся в двух-трех футах от меня. Наконец я нашел в себе силы сфокусировать взгляд: это было личико гоблина - круглое, с огромным выпуклым лбом и крохотными глазками-бусинками. Существо очень серьезно наблюдало за мной.
- Привет, - сказало оно.
- Привет, - сонно моргая, откликнулся я.
- Я Джозефина.
Это я уже понял. Сестре Софии на вид было лет одиннадцать-двенадцать. Этот феноменально безобразный ребенок внешностью напоминал дедушку. В девочке можно было предположить и острый ум Аристида.
- Вы - жених Софии, - сообщила Джозефина.
Я признал верность этого утверждения.
- Но приехали вы сюда со старшим инспектором Тавернером. Почему вы приехали с ним?
- Он мой друг.
- Да? Он мне не понравился. Я ему ничего не скажу.
- О чем?
- О том, что я знаю. А я знаю очень многое. Мне нравится все знать.
Она уселась на ручку кресла, продолжая внимательнейшим образом изучать мое лицо. Я почувствовал себя как-то неуютно.
- Дедушку убили. Вы знаете?
- Да, - сказал я. - Знаю.
- Его отравили. Э-зе-ри-ном, - она выговорила название лекарства очень старательно. - Интересно, правда?
- Пожалуй.
- Нам с Юстасом страшно интересно. Мы любим детективные истории. Я всегда мечтала быть сыщиком. И сейчас я веду следствие. Собираю улики.
Это был, как я понял, премерзкий ребенок.
Девочка снова вернулась к интересующей ее теме.
- А человек, который пришел с инспектором Тавернером, тоже сыщик, да? В книгах говорится - полицейских, переодетых в штатское, всегда можно узнать по обуви. Но у этого полицейского обыкновенные замшевые ботинки.
- Все на свете требует перемен, - пробормотал я.
Джозефина истолковала это замечание по-своему.
- Да, - сказала она. - Думаю, скоро здесь произойдут большие перемены. Мы переедем в Лондон и будем жить в доме на набережной. Мама давно об этом мечтает. Она будет страшно довольна. А папа, пожалуй, бросит свою писанину. Раньше он не мог себе этого позволить. Он потерял кучу денег на "Иезавели".
- На Иезавели? - переспросил я.
- Да, вы не видели спектакля?
- О! Это спектакль! Нет, не видел. Я был за границей.
- Он не долго продержался на сцене, а точней, просто с треском провалился. Пожалуй, роль Иезавели не для мамы. А как вы считаете?
Я суммировал все свои впечатления о Магде. Ни в розовом неглиже, ни в строгом костюме она не походила на Иезавель, но хотелось верить, что я был знаком еще не со всеми Магдами.
- Пожалуй, ты права, - осторожно согласился я.
- Дедушка сразу сказал, что спектакль провалится и что он не собирается вкладывать деньги в постановку пьески на религиозную тему. Но мама была страшно увлечена пьесой. Мне лично пьеса не особо понравилась. И ничего похожего на библейскую историю. Я имею в виду, что в пьесе Иезавель вовсе не такая злая, как в библии, - а страшно патриотичная и милая во всех отношениях. Это делало спектакль скучным. Кончался он, правда, хорошо: Иезавель выбросили из окна. Только никакие псы ее тело за стеной Изрееля не ели. Жаль, верно? В этой истории мне больше всего нравится, как псы едят ее тело. Мама говорит, поставить эпизод с псами на сцене нельзя, но я не понимаю почему. Можно ведь держать в театре дрессированных собак. - И девочка со смаком процитировала: - "И пошли хоронить ее, и не нашли от нее ничего, кроме черепа, и ног, и кистей рук". Интересно, почему псы не съели кисти ее рук?
- Понятия не имею, - сказал я.
- Трудно представить настолько разборчивых псов. Современные собаки совсем не такие. Они едят _а_б_с_о_л_ю_т_н_о _в_с_е_.
Некоторое время Джозефина размышляла над этой библейской загадкой.
- Жаль, что спектакль провалился, - сказал я.
- Да. Мама страшно переживала. Рецензии были просто ужасные. Мама рыдала день напролет и запустила подносом с завтраком в Глэдис, и та отказалась у нас работать. Я чуть со смеху не лопнула.
- Насколько я понял, ты любишь драматические ситуации, Джозефина, заметил я.
- Дедушкин труп вскрывали, чтобы установить причину смерти, сообщила Джозефина.
- Тебе жаль, что дедушка умер? - спросил я.
- Не особенно. Я его не очень-то любила. Он запретил мне заниматься балетом.
- А ты хотела заниматься балетом?
- Да, и мама тоже хотела, чтобы я занималась, и папа не возражал, но дед сказал, это мне совершенно ни к чему.
Девочка соскользнула с ручки кресла, сбросила тапочки и попыталась встать на носки.
- Конечно, для этого нужны специальные туфли, пуанты, - пояснила она. - Да и в них иногда ноги стираешь до крови. - Она снова надела тапочки и небрежно поинтересовалась:
