— Они живы?
— Нет-нет: очень давно.
— Ну, сколько?
— Им не было и двадцати: один за другим.
— Живой пообещал тогда отомстить?
— Да. Это было сказано вслух в коридоре школы. Представляешь, отчаяние их матери? Кому, как ни подруге, она выплакивала всю свою боль, всю беспомощность. Это было на глазах у Феди, в его доме.
— А как это произошло?
— Дима сам стал задираться в присутствии ребят и директора школы. Он знал свою безнаказанность. Так и говорил: никто, никогда, ничего не докажет. Потому, что я — это я, а вы все — это всего-навсего вы. Тогда и была брошена угроза: через пять, десять, сто лет я найду тебя и убью. Просто убью, как собаку.
— Ты считаешь, Митин не боялся никого и ничего?
— Думаю, что да. Во всяком случае, пока мама была в фаворе.
— Угроза Феди прошла мимо?
— Не знаю. Не уверен. Но нашу компанию как будто обходили стороной. А потом — разные институты, разные интересы.
— То есть, в институтские времена все поутихло?
— Ты же знаешь, что даже боль от смерти самых близких, утихает. Вот и эта память, мне казалось, ушла в сторону.
— Почему казалось?
— Когда мы заканчивали институты и получали направления на работу, Федя мне так и сказал: «Я так и остался должен».
— А почему именно в это время?
— Но ведь мы разъезжались по городам и весям страны.
— Тогда почему ты решил, что долг касался Митина?
— Федя так и сказал: «Пройдет время, мама погаснет и уйдет на пенсию. Не может быть, чтобы жизнь не предоставила мне возможность раздать долги».
— А потом рванула перестройка.
— Но перед этим, Димка процветал в комсомоле. Подбирались соответствующие знакомые и опекуны.
— Как ты думаешь, «Хозарсифь» — это комсомольские деньги? -
— Конечно.
— А как ты попал в эту фирму?
— Элементарно — мне нужна была реклама и визитки.
— Митин узнал тебя при встрече?
— Не знаю. Во всяком случае, вида не показал.
— А ты?
— Леночка, а что я? Сказать, что вспомнил? Обрадоваться некому. Напоминать о прошлом незачем. Что докажешь?
— Юра, а ты виделся с Федей последние годы?
— Пару раз. Бегом. Ты же знаешь, всем сейчас некогда.
— Ты не говорил ему о «Хозарсифе»?
— Сказал.
— Ну, и как он отреагировал?
— В общем, никак. Только сказал: «Нужно учесть».
— Я его не встречала в городе. Где он живет?
— Сейчас здесь.
— А в молодости тоже уезжал по назначению?
— Да. Кстати, его последняя должность — директор завода.
— Ни черта себе. Это изменило Живого?
— Не знаю. А чего ты спросила?
— Ну, во-первых, к власти не приходит тот, кто к ней не стремится.
— Во- вторых?
— Во-вторых, к ней не приходят ничем не посчитавшись в себе.
— Например, чем?
— Юр, перестань. Ты-то, юрист, знаешь, как изгибаются спины при подъеме вверх.
— Спины к старости, все равно сгибаются.
— Под тяжестью прожитых лет. Это другое. А вот постоянный изгиб позвоночника ведет к изгибу в принципах, представлениях о морали и нравственности.
— Не знаю. Не откровенничал с ним.
— Где Федя сейчас?
— В городе.
— Чем занимается? Неужели бросил завод?
— У него сложились трагические обстоятельства. Пару лет назад, за два месяца «сгорела» жена.
— От чего?
— Саркома.
— Какой ужас. А дети остались?
— Две дочки.
— Наверно, с одной из них я встретила его в театре.
— Затем заболела мать. Очень заболела. Он вернулся. Решил, что при его связях, быстро устроится.
— Получилось?
— По-моему, нет.
— Но ведь он за что-то живет?
— Конечно. У него есть маленький цех.
— Производство?
— Да. Но что там делают, не знаю.
— А с кем он живет?
— С младшей дочкой. Старшая замужем. По-моему, Федя оставил вместо себя директором завода зятя.
— Молодец.
— Лена, а ты не обратила внимание, что к 50 многие из нас оказались одинокими?
— Почему же — обратила. Как ты думаешь, Инна знает продолжение этой истории?
— Думаю, да.
— Почему?
— Но ведь ты сама рассказала об опустошенных счетах.
— У меня складывается впечатление, что она не зря все время удивлялась мне. Возможно, видела по телевизору объявления о Митине, знала, что нашли его в моем поселке.
— Ну, вы просто криминальная парочка.
— Почему?
— Друг у друга выведать ничего не можете.
— Как это? Я узнала о счетах.
В ответе Феди — ни капельки удивления. Он ждал моего звонка. И явно был рад. После заурядных приветствий, без всяких реверансов, пригласил к себе.
— Может, встретимся у меня?
— Нет. Нет. Прозвучала жесткость.
Итак, через полтора года после случившегося, мы сидим за столом и беседуем. Именно беседуем, ни о чем не вспоминая.
Меня в этом доме ждали: видно по приготовленному столу. В общем, он так и приглашал: на обед. Все, как положено для гостей. Даже ваза с цветами. В любом другом случае могло сложиться впечатление, что готовилась встреча старых друзей и не более.
В центре города я бываю редко. Разве что, забегу посмотреть, как поживает без меня квартира.
Сейчас, через 30 лет, все как будто опять сходится в одном месте. В общем, это естественно. Мы учились в одной школе и, конечно же, жили близко друг от друга.
И Юра, и Федя оказались опять в родительских квартирах. Почему они почти не встречаются? Странно. А может, Ковалев не хочет об этом говорить?
Обед удался на славу. Все здорово и вкусно.
Как и с Юрой, поговорили о личной жизни друг друга. Федя, в самом деле, вдовец. Повспоминали общих знакомых и вдруг, без всякого вступления:
— Тебя беспокоила милиция?
— Не больше, чем других.
— Нас тогда, ночью, никто не видел?
— Видела соседка. Мне рассказали, что она вышла закрыть ставни и видела, что по улице мужчина тащил пьяного. Но не знает откуда.
— Знаешь, меня удивило: его никто не захотел опознать.
— Меня тоже. Хотя у нас свидетель, за неимением другого, может стать и обвиняемым. А кому это нужно?
— Его похоронили, как собаку.
— Откуда ты знаешь?
— Неопознанные трупы хоронят в общей могиле. Он заслужил этого.
— Ему уже все равно. Федя, ты после этого не ходил в церковь?
— Ходил.
— И что ты про себя говорил, обращаясь к Богу?
— Я сказал, что его кару взял на себя.
— И что Бог тебе ответил?
— Как всегда — молчание.
— Интересно: одобрительное или осуждающее?
— Если не смог сам, нечего осуждать.
— Я слышала, что на небесах грешные души долго мучаются, потом очищаются и становятся как все. Так что, грешите, ребята, сколько хотите. Очищение вам гарантировано.
— Ну, хоть не будет гадить на земле.
— Федя, скажи: Вера Федоровна знала?
— Да.
— Откуда такая уверенность?
— Но ты все поняла о матерях-энергофагах?
— Так это я.
— Мне нечего добавить: все яснее ясного.
— А Инна?
— Тоже. У меня с ней был долгий разговор прежде, чем она дала полную информацию о финансах фирмы.
— А Марина?
— Не знаю.
— А Юра?
— Очень много знал, а остальное догадался.
— А Алла?
— Думаю, что нет.
— Мне очень неловко задавать тебе вопрос об Алле…?
Живой перебил.
— К Митину и его компании это не имело никакого отношения.
— Все равно ужасно. Страшная вещь: насилие.
— Все было не совсем так. Этот парень ее очень любил и хотел на ней жениться. Решил заставить таким дурацким способом.
— Ну уж, точно дурацким. А где он сейчас?
— Не знаю. Бросил институт, после этого загремел в армию и все. Да, я его почти и не знал. А у Аллы есть семья?
— Все так же, как у меня. Знаешь, когда я посетила «Хозарсифь», меня поразило, бросающееся в глаза, отсутствие женщины.
— Меня тоже.
— Так что история с мальчиками-близнецами продолжалась?
— Не знаю. От него всего можно было ожидать. По-моему, самое большое удовольствие в жизни он получал от унижения других.
— Скажи, а с мамой тогда у тебя был разговор на эту тему?
— Да. Ее вызвал директор и предупредил о моей угрозе.
— Что она ответила?
— Что не может следить за каждым моим шагом, что я уже взрослый.
— А что с ее подругой?
— Она сошла с ума после смерти детей. Это было уже давно.
— Перед смертью, твоя мама не возвращалась к этому вопросу?
— Возвращалась. Так и спросила: не передумал ли я?
— Ты рассказал ей о встрече в Новосибирске с Костей?
— С каким Костей?
И опять были воспоминания об отдыхе в Прибалтике, о встрече в кафе и о Димином близнеце, и в подробностях весь разговор с Верой Федоровной.
