— Отлично. Я ему расскажу. А сейчас мне пора возвращаться к моей собаке…
— Не говорите про толкучки.
— Что?
— Если будете звонить Марли, не говорите, что мы ведем расследование на толкучке. Не произносите слова «толкучка».
— Не буду.
— Отлично. Насчет его заявления ему позвонит кто-нибудь из Центрального района, а толкучки — это его не касается.
— Я понял. И на устах моих печать.
— У вас есть фотография вашей собаки?
— Я только вчера ее получил.
— A-а. Ну, когда сфотографируете, покажете, я хочу посмотреть.
— Скажите, можно мне забрать кое-какие папки с собой? Например, материалы по Паласяну. Я хочу прочитать, но толщиной это прямо-таки телефонный справочник.
— Нельзя выносить отсюда «убойную книгу», а папки можете брать. У нас все эти материалы есть на диске.
— Отлично. Спасибо. Я уже сказал, какие папки хочу взять.
Она кивнула.
— Opeo не будет возражать. Только ничего не потеряйте. Заметки от руки на диске отсутствуют.
Скотт вернулся в переговорную убрать папки и снимки, оставленные на столе. Раскладывая фотографии по папкам, он увидел на дне коробки пакетик из оберточной бумаги, закрытый металлической скрепкой. На нем от руки было написано: «Вернуть Джону Чену».
Скотт снял скрепку и встряхнул пакетик. Из него выскользнул другой, прозрачный целлофановый для вещественных доказательств, с короткой коричневой кожаной полоской, фотографией этой полоски, карточкой с пояснением и бумагой от криминалиста. Полоска была выпачкана каким-то красноватым порошком. На карточке почерком Мелона было написано: «Джон, я согласен. Можно выбросить». В бумаге от криминалиста полоска определялась как половинка недорогого ремешка от часов неизвестного производителя, номер триста семь в списке вещественных доказательств. В конце документа было напечатано пояснение: «Обнаружено на тротуаре к северу от места перестрелки (к вещдоку № 307). Половинка женского или малоразмерного мужского кожаного ремешка для часов, поврежденная петля. Красные мазки, которые мы сочли засохшей кровью, оказались обыкновенной ржавчиной. Крови не обнаружено. Место находки предмета и его состояние убеждают, что к преступлению он отношения не имеет».
Скотт насторожился, прочитав, что ремешок был найден на северной стороне улицы, ведь «кенворт» ехал с севера. И здание Шина было на северной стороне. На фотографии был кусок ремешка с лежавшей рядом белой карточкой с номером (№ 307). Скотт открыл главный список вещественных доказательств, нашел номер триста семь, а когда обнаружил план, показывающий, где именно лежал ремешок, сердце его на миг остановилось. Ремешок лежал под крышей здания, выходящего на место преступления, той самой крышей, на которой Скотт стоял утром.
Скотт достал телефон и сфотографировал этот план, после чего вернул все папки на место.
Он внимательно вгляделся в пятна ржавчины — совсем такие же, как были утром у него на руках. Интересно, почему Мелон не вернул пакет Чену? Наверное, просто забыл, ведь он завалился под папки.
Скотт разложил все как было, кроме ремешка от часов. Его он положил назад в пакет, пакет — в свой карман, подхватил папку по Паласяну и, выходя, поблагодарил Каули.
На площадку Скотт вернулся к вечеру. Поставил машину и сразу пошел в питомник. Когда он еще только открывал дверь, Мэгги в вольере уже стояла и смотрела на него, словно знала, что это он, еще до того, как увидела. Она дважды гавкнула и поднялась на задние лапы, поставив передние на дверь вольера.
— Привет, Мэгги, девочка моя. Ты без меня скучала? А я ужасно соскучился.
Он вошел, и она опустилась на все четыре лапы. Он почесал у нее за ушами. Она высунула язык от удовольствия.
В проходе показался Будрес.
— Когда ты ушел, она очень грустила. — Он покрутил рукой. — Наверняка будет болеть. Эта собака хватает с такой силой…
— Она профессионал.
Утром они отрабатывали задержание и агрессивное поведение объекта, причем объектом был Будрес. Леланд то и дело выходил посмотреть. Сначала Мэгги тормозила, но потом вспомнила армейские команды и к ней быстро вернулись навыки, полученные в морской пехоте. По команде Скотта она охраняла Будреса, следя, чтобы он не двигался. Потом Скотт командовал «фас» или Будрес делал резкое движение, и она кидалась на его защищенную стеганым рукавом руку, как самонаводящаяся ракета.
— Леланд в восторге, — продолжал Будрес, понизив голос. — Эти бельгийки, они, конечно, и быстрые, и кусачие, но крупная овчарка, боже мой… она же фунтов на двадцать тяжелее, она сразу валит с ног.
Скотт пристегнул поводок к ошейнику Мэгги.
— Пойду еще с ней поработаю.
— Ей на сегодня хватит. — Будрес подошел к самой дверце и заговорил еще тише: — Она хромала. После того как ты ушел, когда она здесь ходила по вольеру. Не знаю, заметил Леланд или нет.
Скотт долгое мгновение смотрел на него, потом вывел Мэгги из вольера, внимательно наблюдая за ее походкой.
— Идет хорошо.
— Это было почти незаметно. Смотри на задние ноги. Правую заднюю она слегка приволакивала.
Скотт провел Мэгги по кругу, продолжая наблюдать.
— На мой взгляд, все в порядке.
Но Будреса это не убедило.
— Ну, может, у нее просто растяжение со всей этой беготней. Я не сказал Леланду. Поработай над ее физической формой. Только не здесь. Бери ее бегать трусцой. Бросай мяч.
— Спасибо, что не сказал Леланду.
Будрес снова погладил Мэгги по голове:
— Хорошая собака.
Будрес ушел, а Скотт повел Мэгги к машине, посматривая, не хромает ли. Как только он открыл дверцу, она вскочила на заднее сиденье и развалилась на нем, не проявляя никаких признаков недомогания.
— Он прав. Должно быть, ты просто растянула мышцу.
Скотт сел за руль, и Мэгги немедленно заняла свое место на консоли, закрыв ему вид из пассажирского окна.
— Ты хочешь нашей смерти? Я же ничего не вижу. — И он попытался отпихнуть ее назад, но она прижалась к нему и не сдвинулась с места. — Давай, давай, а то я ничего не вижу. Иди назад.
Она лизнула ему лицо.
Скотт включил зажигание, вырулил со стоянки и по шоссе направился было домой, но вспомнил, что обещал позвонить Элтону Марли. Он позвонил ему и сказал, что с ним обязательно свяжется детектив из отдела ограблений Центрального района. Марли в ответ сказал, что тот уже звонил, и спасибо за помощь. Закончив разговор, Скотт уронил телефон себе под ноги.
Мэгги потянулась носом к карману, где он держал колбасу, и облизнулась. Скотт вспомнил, что надо купить колбасы, и свернул с шоссе в Толука-Лейк в поисках магазина.
И оказался в пробке. На участке, предназначенном под дома на одну семью, возводили очередное многоэтажное здание. Лесовоз, груженный бревнами, выезжая со стройки, перекрыл улицу намертво, а фургон с едой маневрировал, пытаясь занять его место. Стоя в пробке, Скотт перебирал у Мэгги шерсть за ушами. И в голову ему пришла одна мысль, хотя ужинать было еще рано.
— Вы не голодны, девушка? Я страшно хочу есть.
Он оставил машину в соседнем со стройплощадкой квартале, взял Мэгги на поводок и повел к фургону, торговавшему едой. Чем ближе они подходили к стройке, тем сильнее нервничала Мэгги, так что через каждые несколько шагов он останавливался ее погладить.
У фургона стояли трое рабочих, и Скотт пристроился в очередь. Мэгги то жалась к его ногам, то металась из стороны в сторону. В воздухе стоял грохот пневматических молотков, каждые несколько минут включалась электропила. Скотт опустился на корточки и предложил ей последний кусок колбасы. Она не взяла.
— Не бойся, малышка. Страшно, я понимаю.
Колбасы в этом фургоне не было, так что Скотт купил два сэндвича с индейкой, два с ветчиной, две сосиски, и все без соуса. Потом отвел Мэгги к фургончику, служившему передвижной конторой стройки, и спросил прораба, можно ли им здесь сесть поесть. Прораб сказал:
— Устраивайтесь.
Скотт уселся на край фундамента строящегося здания, держа Мэгги на коротком поводке. Как только взвизгивала пила или вступал перфоратор, она дергалась и вертелась, пытаясь убежать от этих звуков. Скотт чувствовал себя мерзавцем, однако продолжал сидеть: гладил ее, разговаривал с ней, предлагал ей еду.
То и дело около них останавливались рабочие, задавали вопросы, и почти все просили разрешения ее погладить. Скотт держал ее за ошейник, просил их двигаться плавно — и разрешал. Мэгги, казалось, это даже нравилось.
И Скотт почувствовал, что она успокаивается. Через тридцать пять минут она наконец села. Еще через несколько минут взяла кусок сосиски, хотя над ними как раз завизжала пила. Он погладил ее и отломил следующий кусок. То и дело она вскакивала, испуганная шумом, но Скотт отметил, что с каждым разом ей нужно все меньше времени, чтобы успокоиться.
