По больничному коридору шел человек с деревянной ногой — мужчина лет тридцати, невысокого роста, коренастый, атлетического сложения. Шел он быстро, и понять, что он хромой, можно было только по неровной дроби его шагов.
Он свернул в палату. На стуле у кровати сидел спиной к двери мужчина в халате и курил, глядя в окно.
— Барт? — неуверенно окликнул его посетитель.
Мужчина встал и повернулся. Голова у него была забинтована, левая рука висела на перевязи.
— Привет, Дигби!
Дигби положил руку брату на плечо, а потом его обнял.
— Я думал, ты погиб, — сказал он и расплакался.
— Я летел на «уитли», — рассказывал Барт. — Нас обстрелял «мессершмитт», но, видать, у него кончалось горючее — он улетел и не стал нас добивать. Но тут мы начали терять высоту. Похоже было, что «мессер» прошил оба мотора. Пришлось садиться на воду. От удара я потерял сознание.
Они были сводными братьями. Мать Дигби умерла, когда ему было тринадцать, и отец женился на вдове с сыном. Дигби с самого начала заботился о младшем братишке. Оба бредили самолетами и мечтали стать летчиками. Но Дигби потерял в автокатастрофе правую ногу, ему пришлось выучиться на инженера и стать авиаконструктором, а вот Барту удалось воплотить мечту в жизнь.
— Очнувшись, я сразу почуял запах дыма. Самолет держался на поверхности, но правое крыло горело. Я прополз к хвостовому отсеку, нашел надувной плот, выкинул его в люк и запрыгнул на него. — Он говорил тихо, почти шепотом. — Я не сразу понял, что у меня выбито плечо, сломаны три ребра и запястье. Потом я увидел Джонса и Крофта. Они держались за хвост, а когда тот ушел под воду, забрались на плот. Пикеринга я вообще не видел. Думаю, он на дне морском.
— А что с пятым? — спросил Дигби.
— Джон Роули был жив. Мы слышали его крики. Джонс с Крофтом пытались грести на голос. Сколько это продолжалось, не знаю. Роули продолжал кричать, но голос его слабел — он начинал замерзать. Потом крики стихли.
Дигби слушал затаив дыхание — не хотелось даже вздохом прерывать эти мучительные воспоминания.
— Когда рассвело, нас обнаружил британский эсминец. — Барт выглянул в окно, но видел он не зеленые поля Хертфорд-шира. Перед глазами у него стояла совсем другая картина.
Они несколько минут посидели молча, потом Барт сказал:
— Я так и не знаю, сколько наших вернулось на базу.
— Сержант Дженкинс с экипажем вернулись. Лейтенант Арасаратнам тоже. И сержант Рили.
— А остальные?
Дигби молча покачал головой.
— Но ведь в том рейде участвовало шесть машин из нашей эскадрильи! — воскликнул Барт.
— Знаю. Кроме вашей подбили еще две. Выживших нет.
— Значит, Крейтон Смит мертв… И Билли Шоу… О господи!
— Поверь, я тоже очень переживаю.
Эта фраза Барта только разозлила.
— Переживать мало, — сказал он. — Нас посылают на смерть! Дигби, ты ведь работаешь в правительстве.
— Я работаю на премьер-министра.
Уинстон Черчилль частенько брал на правительственную работу людей из частного промышленного сектора. Дигби стал его консультантом по вопросам, связанным с авиацией.
— Значит, в этом и твоя вина. Нечего шляться по больницам, время попусту тратить. Сделай лучше что-нибудь полезное.
— А я и делаю, — ответил Дигби спокойно. — Мне поручили выяснить, почему такое происходит.
— Есть у меня подозрение, что какой-нибудь кретин из маршалов авиации сидит сейчас в клубе и хвастается, какой мы завтра устроим налет, а бармен тихонько за ним записывает.
— Не исключено. Ты мне лучше скажи, есть у тебя предположения, почему столько наших сбивают?
— Насчет шпионажа — это я не для красного словца, — сказал Барт. — Мы прилетаем в Германию, а они — словно нас ждали. Они знают, когда мы появимся.
Дигби кивнул.
— У меня такое ощущение, что Люфтваффе видят нас даже сквозь тучи, — продолжал Барт. — Может, у них на самолетах стоят приборы, которые позволяют определять наше местонахождение вне зоны видимости?
Дигби покачал головой:
— Мы работаем над созданием такого прибора, и наши враги наверняка тоже. Уверен, они от нас отстают. — Дигби встал. — Мне пора назад на Уайтхолл. — Он похлопал Барта по здоровому плечу. — Сиди тут и набирайся сил.
Дигби уже шел к двери, когда Барт сказал:
— После таких налетов мы тратим на новые машины больше, чем немцы на возмещение ущерба от бомбежек.
— Вне всякого сомнения.
— Тогда в чем смысл бомбежек?
— А что еще остается? — сказал Дигби. — Фашисты контролируют всю Европу: Австрию, Чехословакию, Голландию, Бельгию, Францию, Данию, Норвегию. Италия — их союзник. Испания их поддерживает, Швеция сохраняет нейтралитет, а с Советским Союзом подписан пакт о ненападении. У нас на континенте войск нет. И другого способа сопротивляться — тоже.
— Значит, у вас, кроме нас, — никого, — кивнул Барт.
— Вот именно, — сказал Дигби. — Если бомбежки прекратятся — война закончится. Победой Гитлера.
Премьер-министр смотрел «Мальтийского сокола» в кинозале Адмиралтейства. Поздно ночью, когда усталость и напряжение не давали заснуть, Черчилль любил усесться с бокалом бренди в первом ряду и погрузиться в просмотр последних новинок Голливуда.
Когда Дигби вошел, в зале висел густой сигарный дым. Черчилль кивнул на кресло рядом. Дигби сел и досмотрел последние несколько минут фильма. Когда пошли титры, он сообщил боссу, что Люфтваффе, похоже, заранее известно, когда прилетят бомбардировщики.
— А что, если немцам удалось построить радар? — сказал Дигби.
— Разведка утверждает, что в разработке радаров враг от нас отстает.
— Вы полностью доверяете мнению разведчиков?
— Нет. — В зале зажегся свет. — Вот, взгляните. — Черчилль протянул Дигби лист бумаги.
Это была расшифровка радиограммы Люфтваффе. В радиограмме говорилось, что стратегия ночного боя оказалась крайне успешной благодаря информации Фрейи.
— Что это значит? — спросил Дигби.
— Вот это-то я и попросил бы вас выяснить. — Черчилль встал и набросил на плечи пальто.
В последний день мая 1941 года на улицах Морлунде, города на западном побережье Дании, можно было встретить весьма странное транспортное средство. Это был мотоцикл «нимбус» с коляской, что само по себе удивительно, поскольку бензина в стране ни для кого, кроме врачей и полицейских, а также, разумеется, немецких оккупационных войск, не было. Но мотоцикл работал не на бензине, а на пару.
За рулем сидел Харальд Олафсен, высокий светловолосый юноша, похожий на викинга в школьном пиджачке. Он целый год копил на «нимбус», а на следующий день после того, как он его купил, немцы ввели запрет на продажу бензина. Харальд пришел в ярость. Какое они имели право? Но сетовать было бессмысленно, и пришлось действовать. Еще год ушел на переделку мотоцикла. Он работал в выходные и каникулы, а попутно готовился к экзаменам в университет. Сегодня, приехав домой из школы-интерната, он все утро учил физику, а днем переставил на мотоцикл цепную передачу со ржавой газонокосилки. Вечером Харальд отправился на нем послушать джаз.
Но когда Харальд подъехал к клубу «Хот», оказалось, что дверь заперта, ставни закрыты. Он не знал, что и подумать. Пока он сидел и смотрел на безмолвное здание, какой-то прохожий остановился, заинтересовавшись его мотоциклом.
— Это что за изобретение?
— «Нимбус» с паровым двигателем. Не знаете, что с клубом?
— Я его владелец. И на чем твой мотоцикл ездит?
— На всем, что горит. Я использую торфобрикеты. — Он показал на горку сложенных в коляске пачек. — А почему двери заперты?
— Нацисты закрыли клуб — потому что у меня играют негры.
Харальд никогда не видел цветных музыкантов живьем, но по пластинкам знал, что они — лучшие.
— Нацисты — невежественные свиньи, — сказал он с неприкрытой злобой. Вечер был испорчен.
Владелец клуба огляделся по сторонам — убедиться, что никто их не слышал. Оккупанты вели себя в Дании достаточно деликатно, однако все равно мало кто ругал фашистов в открытую. Улица была пуста. Он перевел взгляд на Харальда.
— Очень надеюсь, что через несколько недель нас снова откроют. Но мне придется пообещать, что впредь я буду приглашать только белых музыкантов.
— Джаз без негров? Это все равно что изгнать из ресторанов французских поваров. — Харальд завел мотоцикл и медленно тронулся с места.
Его отец был пастором в церкви на Санде, небольшом острове в трех километрах от берега. Харальд поехал на паром. Народу там собралось полно.
В последнюю минуту на паром заехал «форд» немецкой сборки. Эта машина была Харальду знакома: она принадлежала Акселю Флеммингу, владельцу гостиницы на острове. Флемминги враждовали с семьей Харальда. Аксель считал себя прирожденным лидером и дорожил своим положением среди жителей острова, а пастор Олафсен полагал, что ведущая роль по праву принадлежит ему.
