Меля всю эту ерунду, веселый бандюган слез со стула и с поднятыми руками попятился к двери.
— Эй, — остановил его Ледников. — Скажи там своим, что с деньгами они ошиблись. Нет у нее денег. Счета арестованы.
— Слушаюсь, товарищ майор! Будет сделано. Только если денег нет, надо искать. У папы попросить. Папа-то у нее есть?
С этими словами развеселый бандюган исчез за дверью.
Женя бросилась к Ледникову. Опустилась на колени, легко притронулась теплыми пальцами к его лицу в том месте, где оно болело. Она смотрела на Ледникова с жалостью и тревогой. Хо-рюш защитник, подумал он про себя. Непонятно, как выясняется, кто кого защищает.
— Руки мне развяжите, — хрипло сказал он.
— Да-да, простите, я сейчас.
Как оказалось, веселый налетчик связал Ледникова кухонным полотенцем, да так туго, что затянутые узлы в конце-концов пришлось резать ножом. Так что вся эта унизительная возня длилась довольно долго.
Освободив руки, Ледников спросил:
— Вы что, смогли бы выстрелить?
— Не знаю, — честно призналась Женя.
Ледников все так же сидел на полу, а она стояла перед ним на коленях. Под легким халатом на ней как будто ничего не было… У нее была небольшая, словно две половинки яблока, грудь. Ох уж это мужицкое естество, подумал он, ничто его не останавливает, так и прет.
Ледников встал, подошел к столу. Там действительно лежал листок бумаги, на котором печатными каракулями было выведено: «Все спалим! Ищи деньги, коза! Позвоним».
Он обернулся. Женя сидела на полу, обхватив колени руками. Точно так же она сидела на крыльце, когда он увидел ее в первый раз.
— И все-таки вам надо обратиться в полицию. Или уехать. Я не смогу быть с вами все время.
Женя прикусила задрожавшую iy6y, а потом разрыдалась. Ледников вздохнул. Опять утешать? Уговаривать уехать? Сколько можно!
Но она на сей раз справилась с собой достаточно быстро. Встала, запахнула халат, который ничего не закрывал, пробормотала свое уже привычное «Извините!» и быстро поднялась к себе.
О том, чтобы заснуть, не было и речи, Ледников промаялся до утра, придя к твердому выводу: надо, наконец, объяснить Жене, что он не может быть при ней сторожем, у него совсем иные проблемы, и потому ей, наконец, надо на что-то решиться. Невозможно больше сидеть в доме, дрожа от страха и ничего не предпринимая.
Но объяснять ничего не пришлось. Утром Женя сообщила, что звонил отец, он наконец получил согласие врачей на выезд в Швейцарию и уже взял билет на самолет. Будет в Берне вечером. Выглядела она уже довольно спокойной. Ну и слава богу.
Тут же позвонил Немец и доложил, что уже договорился о встрече с сенатором Фраем. Тот ждет их через час. Легенда та же: Ледников — журналист, занимающийся расследованием гибели гражданки России, а он, Немец, представитель журнала в Европе.
— Знаешь, а господин сенатор ничуть не удивился моему звонку, — добавил Немец. — Мне кажется, он с ней встречался…
Глава 11
Scire nefas
Знать не дозволено
Следователю необходимо учитывать, что у каждого человека имеются свои специфические особенности восприятия окружающего мира.
Сенатор Фрай прибыл на встречу на велосипеде. На ногах у него красовались красные кеды. Длинные рыжеватые волосы, такого же цвета усы и бородка, делали его похожим на знаменитый автопортрет Альбрехта Дюрера. Довершали образ джинсы и военного образца куртка.
Ледников и Немец ждали его в небольшом кафе. За это время Ледников успел рассказать Немцу о ночном инциденте и поделиться версиями, которые его одолевали. Когда сенатор стал припарковывать свое транспортное средство, Немец с усмешкой спросил:
— Ты можешь себе представить российского сенатора в таком виде? Без «мерседеса», охранников и костюма от Гуччи?
— Им еще рано быть такими, не доросли. Может, лет через сто-двести они разовьются до такого состояния… Он, видимо, из «зеленых»?
— Фрай? Да, начинал он с экологического движения. Для швейцарцев это святое.
— Давай поменяемся ролями, — предложил Ледников. — Ты веди допрос, а я буду наблюдать.
— Давай, — не раздумывая, согласился Немец. Роль следователя ему страшно нравилась.
Сенатор вошел в кафе, остановился в дверях. Немец простецки помахал ему рукой. Сенатор сделал ручкой в ответ, сказал что-то человеку за стойкой и подошел к их столику Вблизи сенатор не выглядел так молодо, как со стороны. Его умное лицо бороздили глубокие морщины. А глаза смотрели серьезно и внимательно.
— Мне жаль, господа, что наше рандеву случилось по столь печальному поводу. Я встречался с госпожой Разумовской буквально за несколько часов до ее ужасной гибели. Она была весьма эффектной женщиной. И при этом очень умной. Мне очень жаль, что с ней произошло это несчастье.
— Вы знаете, у нас есть сомнения на сей счет, — многозначительно сказал Немец.
— Сомнения какого рода? — не понял сенатор.
— Есть основания думать, что это было не просто несчастье, а несчастье очень грамотно подстроенное, — сообщил Немец и многозначительно покивал головой.
Сенатор удивленно посмотрел сначала на Немца, а потом на Ледникова, словно проверяя, не ослышался ли он.
— И насколько серьезны эти основания? — с явным недоверием спросил он.
— Достаточно. Достаточно серьезны, — продолжил в том же духе Немец. — А поскольку вы встречались с госпожой Разумовской незадолго до гибели и, насколько мы понимаем, обсуждали весьма непростые темы, то это может иметь какое-то отношение и к вам…
Какое-то время сенатор осмыслял услышанное.
— То есть вы хотите сказать, что и мне может угрожать нечто подобное?
— Пока мы этого не знаем, — туманно сказал Немец. — Но считаем своим долгом сообщить вам о своих предположениях.
Ледников про себя подивился, где это Немец нахватался всех этих следовательских приемчиков и ухваток? Запугать собеседника туманными намеками — первое дело. Но сенатор, видимо, не зря носил красные кеды. Он не испугался туманных намеков. И только весело расхохотался.
— Уверяю вас, это слишком смелое предположение! Во всяком случае, для Швейцарии. Нет-нет, это из области фантастики!
— Значит, после разговора с вами госпожа Разумовская поехала еще куда-то? — резко спросил Ледников, решив, что пора повернуть разговор в нужную сторону.
— Да. Насколько я понял, она поехала на встречу со своими коллегами из этого американского фонда, в который ее занесло.
— Вам что-то не нравится в этом фонде? — заметил его презрительную гримасу Немец.
— Видите ли, сейчас я занимаюсь вопросом о существовании в Европе тайных тюрем ЦРУ. И у меня есть основания считать, что подобные фонды выполняют еще и тайные поручения американских спецслужб. Эти люди ведут себя в Европе так, словно им все позволено.
— А с госпожой Разумовской вы обсуждали эту проблему?
— Мы ее касались, но и только. Ее интересовала история с пропавшим досье семьи Винеров. Причем не столько сам факт пропажи досье, сколько деятельность этого семейства по поставкам ядерных технологий в страны-изгои, как выражаются ее американские коллеги.
— Можно поинтересоваться, что вы ей сообщили на сей счет?
— К сожалению, ничего особого ценного и важного, — как бы извиняясь, сказал сенатор.
— Понимаете, меня, как гражданина Швейцарии и сенатора, больше интересует другое. Как могло случиться, что была уничтожена компьютерная база данных и архив документов по конрабандным сделкам, совершенным Винерами?
— А они все-таки уничтожены, а не пропали, как утверждали раньше? — тут же продемонстрировал свою осведомленность Немец.
— В том-то и дело!
— И кто же принял такое решение?
— Именно это я сейчас и пытаюсь выяснить! Мой знакомый господин Келлер, который расследует дело Винеров, сам был поражен этим обстоятельством, потому в результате дело фактически развалилось. И теперь его могут просто прекратить. А госпожа Разумовская интересовалась самими сделками… Причем у меня сложилось впечатление, что она была довольно информирована на сей счет. Я даже поинтересовался, кто ее источники?
— И что она ответила?
— Сказала, что эти источники в Москве. Причем, как она выразилась, информация получена из первых рук…
— Скажите, насколько ваш разговор с ней был откровенен?
— Насколько это возможно при первой встрече… Мы договорились обмениваться информацией и дальше.
— Вас не могли подслушивать? — вмешался Ледников.
— Подслушивать? Мне это и в голову не приходило!
— А где вы разговаривали?
— В моем рабочем кабинете. Простите, но мне надо ехать на важную встречу. Примите еще раз мои соболезнования. Если я понадоблюсь вам еще, готов к общению.
Когда сенатор Фрай убыл на своем замечательном велосипеде, Немец спросил:
