— В моем рабочем кабинете. Простите, но мне надо ехать на важную встречу. Примите еще раз мои соболезнования. Если я понадоблюсь вам еще, готов к общению.
Когда сенатор Фрай убыл на своем замечательном велосипеде, Немец спросил:
— Ну, как?
— Ты просто гигант следственной работы.
— Да ладно. Как впечатления со стороны?
— По-моему, приличный мужик. России бы таких депутатов…
— Ты же сам сказал — лет через двести. Какие будут указания?
— Я думаю, мне надо ехать в аэропорт.
— В Москву собрался?
— Нет, через два часа из Москвы в Цюрих для спасения своей дочери прилетает господин Абрамов. Я хочу задать ему пару вопросов. Уверен, информацию из первых рук, которую упоминал Фрай, Разумовская получила именно от него. Они встречались в Москве перед ее отлетом. Ну ладно… Мне пора. Я и так уже опаздываю.
— Я тебе там нужен? Или я только помешаю вашему интиму?
— Думаю, что действительно лучше мне поехать туда одному.
К прилету самолета из Москвы он чуть не опоздал. Влетел в зал, когда пассажиры уже разъезжались. Но Женя была еще тут. Она стояла посреди зала, а высоченный седовласый экс-министр смотрел на нее влажными от навернувшихся слез глазами.
Отец и дочь были так поглощены встречей, что даже не заметили, как к ним подошли трое полицейских. Они окружили Абрамова, а потом из-за их спин вынырнул молодой человек в штатском. Он что-то сказал, потом вынул из папки лист бумаги и показал Абрамову. Тот растерянно поглядел на ничего не понимающую Женю.
Пожав плечами, Абрамов вернул после внимательного изучения бумагу молодому человеку, обнял дочь, поцеловал ее в лоб и что-то настойчиво ей сказал. Затем, опустив голову, он как-то сразу ссутулился и молча в сопровождении полицейских направился к выходу.
Женя, словно окаменев, смотрела ему в след.
Проснувшись, сначала припомни и пойми свой сон. Кажется, это Конфуций… Ну и что же сон сей значит? Ледников на мгновение прикрыл глаза, чтобы сосредоточиться. А значит это только одно — Абрамова здесь ждали. Причем давно, раз уж подготовили все документы на задержание. Знали, когда он прилетит, каким рейсом. То есть вполне может быть, что его вели с самой Москвы…
А еще это значит, что вполне могут следить и за Женей. Следить до сих пор. Так что если подойти к ней прямо сейчас, можно засветиться и сразу привлечь к себе ненужное внимание каких-то серьезных людей или организаций. Потому что на задержание таких лиц, как Абрамов, решаются не в один момент.
Пока он прикидывал, как ему разумнее поступить, рядом с Женей возник моложавый мужчина с гладко зачесанными назад длинными, но уже редеющими волосами. Он был в светлом пальто с поднятым воротником, поверх которого пижонски развевался длинный темный шарф.
— Женечка, простите ради Бога за опоздание! — по-русски воскликнул мужчина. — А где же Всеволод Андреевич? Куда он подевался?
Глаза Жени наполнились слезами, губы жалко и некрасиво задергались.
— Они его арестовали, — в отчаянии прошептала она.
— Арестовали? — поразился мужчина. — Кто? Кто мог это сделать? Да где он?
— Его увели… Туда… — беспомощно лепетала Женя.
— Это была полиция?
— Полиция.
— Но что они сказали?
— Они показали ему какой-то документ…
— Какой документ, Женечка! — взорвался мужчина. — Какой к черту может быть документ! Откуда? Чей?
— Я не знаю, — в отчаянии прошептала Женя. — Я не знаю, Руслан Несторович! Не знаю!
Руслан Несторович решительно взял ее под руку.
— Давайте, Женечка, я отвезу вас домой. А по дороге позвоним адвокату и свяжемся с посольством.
Осторожно, словно больную, он повел ее к выходу. Все это выглядело весьма трогательно. Даже слишком, почему-то подумал Ледников.
Он набрал номер Немца.
— Его задержали.
— Кого? — не понял сразу Немец.
— Абрамова.
— Когда?
— Прямо в аэропорту.
— Ничего себе швейцарское гостеприимство!
— Его ждали. Трое полицейских и какой-то бойкий молодой человек в штатском с документами в руках.
— Ты представляешь, какой это скандал? И на каком уровне должно было приниматься решение, учитывая его статус бывшего министра?
— Представляю.
— Это прямой вызов нашему дорогому отечеству. Ты можешь себе представить такое во времена, когда еще был Советский Союз? Да, скоро тут начнется настоящий цирк — нагрянут тучи журналистов, официальных лиц, тайных агентов. Интересная ситуация намечается. Ты где? В гостинице? Я скоро буду.
Глава 12
Ne moremur!
He будем медлить!
Следователь должен учитывать, что репродукция (восстановление) прошлого, никогда не может быть полностью адекватным отпечатком происшедшего.
В номере Ледников сначала включил компьютер и ознакомился с содержимым флэшки, которую ему вручил в Москве Альмезов. Потом отправился в душ.
Стоя под обжигающими, а потом ледяными струями, он думал о том, что Альмезов вручил ему свое послание с какой-то вполне определенной целью. Какой?
Собственно, это было досье на Всеволода Андреевича Абрамова, человека яркого, сильного и… весьма неоднозначного.
Более чем успешный советский ученый-атомщик, он был еще и неплохим организатором, что в научной среде большая редкость. Сам он себя считал деятелем уровня Королева и Курчатова, не меньше. Когда Советского Союза не стало, он возглавлял могучее научно-производственное объединение «Импульс». Пришедшие в России к власти младореформаторы повернулись к науке обратной стороной коленок. «Импульс», как и все подобные учреждения, оказался без поддержки государства и был обречен на медленное угасание в бедности, переходящей в нищету. Именно тогда замученные нуждой работники атомных станций организовывали голодные марши на Москву.
Но Всеволод Андреевич хиреть вместе с другими не собирался, а тем более ходить с протянутой рукой. Он посчитал, что человек с его мозгами должен уметь жить и в новых условиях развития экономики. У него под рукой были редчайшие научные разработки и великолепные академические умы, нужно было только найти на них покупателя, грубо говоря. В стране денег тогда не было. Они были за океаном. Там же, за океаном проживал его старый друг и сокурсник по институту Руслан Сухоцкий. Вместе с ним Абрамов создал несколько фирм, которые стали выполнять заказы американских компаний, опираясь на мозги и гигантские возможности ученых «Импульса». Деньги за выполнение этих заказов позволили сохранить «Импульс», выжить в условиях, когда другие подобные учреждения, рассчитывавшие по советской привычке на помощь государства, вымирали как громадные и неповоротливые динозавры на морозе.
Здесь Альмезов сделал особое примечание. Ни в коем случае нельзя думать, что Абрамов мог торговать государственными секретами или делать что-то, идущее в разрез с интересами России. Он — искренний государственник и патриот. Другое дело, что самонадеянность и упрямство его не знают границ. Его убежденность, что он такой же выдающийся бизнесмен и капиталист, как и ученый, была чрезмерной. Все-таки он не знал в достаточной степени, как устроен современный рынок и какие там есть подводные камни.
При этом он не скрывал, что «Импульс», впрочем, как и другие научно-исслсдоватсль-ские учреждения в России были вынуждены использовать счета в западных банках в период хаоса. «Чтобы деньги не пропали безвозвратно в недееспособной тогда российской финансовой системе», как он сам выражался.
Пошли слухи, что деньги с этих счетов используются на личные цели. Абрамову даже пришлось давать на сей счет объяснения в российской прокуратуре. Объяснения были приняты к сведению.
Однако его способность вести свой «Импульс» по рыночному морю была замечена, и его назначили министром. Для многих неожиданно. На новом посту он работал в своем стиле — бурно, много, самоуверенно и не обращая внимания на обиженных и недовольных его активностью, не думая о том, что у него есть достаточно недоброжелателей. В том числе и заграничных. Через какое-то время возник скандал — в Америке фирмы, созданные Абрамовым и сотрудничавшие с «Импульсом», обвинили в присвоении денег, выделенных Министерством энергетики США на помощь России в утилизации ядерных отходов. Появились разоблачительные материалы в прессе, зарубежной и российской. Абрамов от всего высокомерно отмахивался, объясняя происками завистников и политическим заказом. Американцы задержали Сухоцкого, но довольно быстро выпустили. Абрамов торжествовал, но какой-то осадок от истории остался. Прошло время, наверху случились перемены, и с поста министра его все-та-ки сняли — то ли из-за пресловутых обвинений, то ли по каким-то иным причинам. Он вернулся в «Импульс» научным руководителем. Разумеется, отставка вызвала новую волну компромата, его опять приглашали в прокуратуру, но потихоньку все стихло и его оставили в покое.
