Он мог бы послать инспектора. Но разве инспектор сумел бы так, как он, Мегрэ, учуять, какая атмосфера в доме?
Большой новый дом, роскошно отделанный, с воротами из кованого железа, высился белоснежной громадой на Мадридском авеню, окаймлявшем Булонский лес. Направо от вестибюля - застекленная дверь в швейцарскую, похожую скорее на гостиную. Там сидели три-четыре женщины, уныло покачивая головами. На столике поставлен был поднос для визитных карточек. Еще одна женщина, с красными, заплаканными глазами, приотворив дверь, спросила:
- Кто там?
Дверь во вторую комнату стояла открытой, и там виден был лежавший на кровати покойник со сложенными на груди руками, с четками, вложенными в пальцы; в полумраке мерцали две свечи, веточка букса мокла в чашке со святой водой.
Присутствующие говорили шепотом. Утирали слезы. Ходили на цыпочках. Мегрэ перекрестился, покропил святой водой, постоял молча, глядя на заострившийся нос умершего, странно освещенный дрожащими огоньками свечей.
- Ужас-то какой, господин комиссар!.. Ведь до чего ж хороший человек был! Не нашлось бы у него ни одного врага...
Над кроватью висела в овальной рамке увеличенная фотография Жюстена Кольбефа в мундире унтер-офицера - портрет сделан был в те годы, когда покойный носил огромные усы.
На рамку прикрепили крест "За боевые заслуги" с тремя пальмовыми ветвями и военную медаль.
- Он был кадровый военный, господин комиссар. Как пришло время по возрасту выйти в отставку, он просто уж не знал, куда себя девать, и решил взяться за какую-нибудь работу... Одно время был сторожем в клубе на бульваре Осман... Потом ему предложили место ночного швейцара в отеле "Мажестик", и он согласился... Ведь он, знаете ли, какой-то особенный был: почти совсем не спал и спать не хотел... В казарме он, можно сказать, каждую ночь вставал и делал обход...
Соседки, а может быть, родственницы, с сокрушенным видом покачивали головами.
- Что же он делал целый день? - спросил Мегрэ.
- Возвращался он с работы утром, в четверть восьмого - как раз поспевал вытащить мусорные ящики; мне он не давал делать тяжелую работу... Потом постоит у порога, покурит трубочку - ждет, когда придет почтальон, поболтает с ним немножко... А надо вам сказать, они с почтальоном однополчане были... Потом ляжет в постель и спит до полудня... Недолгий сон, а с него хватало. Как позавтракает, прогуляется по Булонскому лесу до Елисейских полей... Иной раз зайдет в "Мажестик", поздоровается с дневным швейцаром... Потом в маленьком баре на улице Понтье перекинется в карты, к шести часам вернется домой, а в семь часов отправляется в отель на дежурство... И до того все в точности, в аккурате,- право, соседи как увидят, что он идет, проверяют по нему часы...
- А давно он сбрил усы?
- Да когда уволился из армии... Я как увидела его без усов, так диву далась... Совсем другое лицо - маленькое, будто съежилось, и сам словно ниже стал ростом...
Мегрэ еще раз склонил голову у смертного одра Жюстена Кольбефа и вышел на цыпочках.
От дома покойного было недалеко до Сен-Клу. Комиссару Мегрэ не терпелось отправиться туда, но почему-то он боролся с этим желанием. Мимо проезжало такси. Мегрэ поднял руку. Ну, была не была!..
- В Сен-Клу... Я объясню, как ехать...
Моросил дождь. Небо затянули тучи. Было только три часа дня, однако казалось, что уже наступили сумерки. Домишки, окруженные оголенными садиками, еще без цветов и листвы, имели унылый вид.
Мегрэ позвонил. Открыла ему Жижи, а Шарлотта, высунувшись из дверей кухни, смотрела, кто пришел.
Без единого слова, по-прежнему с презрительной гримасой, Жижи посторонилась и пропустила Мегрэ. Он был здесь лишь два дня тому назад, но ему показалось, что в доме все изменилось. Быть может, это Жижи принесла с собою обычный для нее беспорядок? В кухне на столе все еще стояли не убранные с утра остатки завтрака.
Жижи расхаживала в ночной рубашке и в халате Шарлотты, в котором она совсем утопала; то и дело роняла с тощих своих босых ног шлепанцы Проспера, щурясь от дыма, курила сигарету за сигаретой.
Шарлотта, только что вставшая с постели, не знала, что сказать. Она была еще не одета, не намазана, без лифчика, поддерживавшего опавшую грудь.
Кто же заговорит первым? Женщины недоверчиво и тревожно оглядывали Мегрэ. Он для приличия сел и положил котелок себе на колени.
- У меня был нынче утром долгий разговор с Проспером,- сказал он наконец вполголоса.
- Что он говорит? - торопливо спросила Шарлотта.
- Говорит, что не убивал ни Мими, ни ночного швейцара...
- Видишь? - с торжеством воскликнула Жижи.- Что я тебе говорила?
Шарлотта молча смотрела на Мегрэ. Чувствовалось, что она совсем растерялась. Она не создана была для трагедий и теперь как будто искала, за что ей ухватиться.
- Я виделся также и со следователем. Он получил анонимное письмо по поводу Проспера и Мими...
Реакции не последовало. Шарлотта, вялая, рыхлая, испуганно смотрела на него, веки у нее опухли, набрякли от слез.
- Анонимное письмо?
Мегрэ протянул ей тетрадку с кухонными рецептами, которую захватил с собой.
- Это ваша тетрадка? Вы собственноручно в ней писали?
- Да... А что?
- Будьте любезны, возьмите перо... Лучше старое, такое, чтобы брызгало... Возьмите чернила... Бумагу...
На буфете нашлись и перо и пузырек с чернилами. Жижи, насторожившись, переводила взгляд с Мегрэ на свою приятельницу, очевидно, готовясь вмешаться, как только почувствует опасность.
- Садитесь поудобнее... Пишите...
- Что я должна написать?
- Не пиши, Шарлотта! С этими господами того и гляди влипнешь...
- Пишите... Никакая опасность вам не грозит, даю честное слово. Пишите: "Господин следователь, я взяла на себя смелость написать вам по поводу дела Проспера Донжа, о котором прочитала в газетах..." Почему вы пишете "прочетала"- через букву "е"?
- Не знаю... А как надо?
В анонимке, которую Мегрэ держал в руке, было написано "прачитала".
- Американка не настоящая американка, а француженка и была прежде танцовщицей Мими..." Мегрэ нетерпеливо передернул плечами.
- Достаточно,- сказал он.- А теперь взгляните на это послание.
Почерк был совершенно одинаковый. Только орфографические ошибки были другие.
- Кто это писал?
- Как раз это я и хотел бы узнать.
- Вы думаете, я написала?
От гнева у нее перехватило горло, и Мегрэ постарался ее успокоить.
- Вовсе я этого не думаю. Я пришел только спросить, кто, кроме вас и Жижи, был посвящен в сердечные дела Проспера и Мими, а главное, знал о ребенке...
- Как ты думаешь, Жижи, кто?
Они долго и лениво перебирали имена. Жизнь текла теперь вяло в этом доме, где вдруг воцарился беспорядок и все приняло какой-то подозрительный вид. У Жижи порой трепетали ноздри, и Мегрэ понял, что вскоре она начнет бегать по всяким притонам в поисках щепотки наркотика.
- Нет... кроме нас троих, никто не знал...
- Кто получил письмо от Мими?
- Я, - ответила Жижи. - Перед отъездом из Канн я нашла его в шкатулке, где храню сувениры... Я привезла его с собой...
- Дай сюда...
- Только поклянитесь мне...
- Ну, клянусь, глупая... Ты разве не видишь, что я хочу выручить Проспера из беды?
Мегрэ сразу стал строгим, угрюмым. Он смутно догадывался, что подоплекой преступления являются какие-то сложные обстоятельства, но пока не было ни малейшего намека на них, не за что было ухватиться.
- А вы отдадите мне письмо?
Мегрэ еще раз пожал плечами и стал читать:
"Старушенция Жижи!
Ух! Готово! Немало пришлось повозиться, но теперь дело в шляпе! Зря вы с Шарлоттой смеялись, когда я вам говорила, что мне удастся благополучно выбраться из передряги и. стать настоящей дамой.
Так вот, деточка,- готово!.. Вчера мы с Освальдом поженились. Свадьба была забавная - ведь он пожелал, чтобы мы обвенчались в Англии, а там все по-другому, совсем не так, как у нас. Минутами я даже думаю: уж и вправду ли я замужем?
Расскажи все Шарлотте. Через три-четыре дня мы уезжаем в Америку. Ввиду забастовок точно день отплытия парохода не известен.
Что касается Проспера, то, думается, ему, бедному, лучше ничего не говорить. Он славный малый, но глуповат немножко. Сама удивляюсь, как это я могла почти год прожить с ним. Верно, на меня такой уж добрый стих нашел... И все-таки, сам того не ведая, он оказал мне большую услугу. Только никому не рассказывай. Шарлотте можешь сказать. Она толстая чувствительная дуреха.
С некоторого времени я заметила, что забеременела. Можешь себе представить, как у меня вытянулась физиономия!.. Прежде чем признаться Освальду, я побежала к специалисту... Мы с ним подсчитали... Словом, ребенок не от Освальда, это несомненно. Отец - бедняга Проспер... Однако ж надо постараться, чтобы он как-нибудь не узнал. А то еще у него, чего доброго, заговорит струнка отцовской любви!
Все рассказывать очень долго... Доктор оказался милейшим человеком. Освальда удалось убедить, что скоро он будет папашей. Остается только еще немножко смахлевать - уверить Кларка, что роды преждевременные. Он очень хорошо принял преподнесенную ему новость. Вопреки первому впечатлению, он вовсе не ледышка. Наоборот, в тесной компании он способен веселиться как ребенок, и недавно в Париже мы с ним обегали все кабачки и вдобавок катались на карусели...
