Все рассказывать очень долго... Доктор оказался милейшим человеком. Освальда удалось убедить, что скоро он будет папашей. Остается только еще немножко смахлевать - уверить Кларка, что роды преждевременные. Он очень хорошо принял преподнесенную ему новость. Вопреки первому впечатлению, он вовсе не ледышка. Наоборот, в тесной компании он способен веселиться как ребенок, и недавно в Париже мы с ним обегали все кабачки и вдобавок катались на карусели...
Словом, я теперь миссис Освальд Дж. Кларк, проживающая в Детройте (штат Мичиган), и говорю я отныне только по-английски, потому что Освальд, как тебе известно, не знает по-французски ни слова.
Иной раз я вспоминаю вас обеих, дорогие подружки. Что, Шарлотта по-прежнему боится растолстеть? И по-прежнему что-нибудь вяжет в свободную минутку? Вот увидишь, она в конце концов будет восседать за кассой в галантерейном магазинчике где-нибудь в провинции!
Зато уж ты, старушка Жижи, думаю, никогда не станешь степенной особой. Помнишь, как смешно говорил клиент в белых гетрах - ну, тот, который одним духом выпивал бутылку шампанского: "У тебя порок в крови!"
Передай от меня сердечный привет набережной Круазет и смотри не прыскай от смеха, когда взглянешь на Проспера и подумаешь, что он неведомо для себя скоро станет папочкой.
Пришлю тебе почтовые открытки с картинками.
Целую. Мими".
- Вы позволите мне взять с собой это письмо? Вмешалась Шарлотта:
- Пусть берет, Жижи... Теперь уж все равно...- Потом, провожая Мегрэ до дверей, спросила: - Скажите, а мне разрешат свидания с ним?.. И он ведь имеет право покупать себе съестное, верно?.. Так уж будьте добры...
И она, краснея, протянула Мегрэ тысячефранковую кредитку...
- И если б можно было передать ему несколько книг... Ведь он все свободное время проводил за книгами...
Дождь. Скорее в такси. На улицах уже зажигаются фонари. Вот и Булонский лес, через который Мегрэ недавно ехал вместе с Проспером Донжем на велосипеде.
- Подвезите меня, пожалуйста, к отелю "Мажестик".
Когда Мегрэ, ни на кого не глядя, проходил через холл, к нему бросился несколько встревоженный швейцар и, угодливо сняв с него пальто, повесил вместе с котелком в гардеробной. В щелку между занавесками заметил комиссара полиции и директор... Все хорошо знали Мегрэ. Все провожали его взглядом.
Зайти в бар? Почему бы и нет? Ему хотелось пить. Но его внимание привлекла приглушенная музыка. Где-то внизу раздавалась томная мелодия оркестр играл танго. Мегрэ спустился по лестнице, устланной мягкой ковровой дорожкой, вошел в царство музыки и голубоватого света. Одни дамы лакомились за столиками пирожными. Другие танцевали. Официант подошел к Мегрэ.
- Кружку пива!
- Видите ли, у нас...
Мегрэ посмотрел на него так красноречиво, что официант послушно нацарапал что-то на талоне... Вот такие самые талоны посылали на кухню... Мегрэ следил взглядом, какое путешествие совершит его талон... В задней стене дансинга, справа от оркестра, было нечто вроде люка.
За стеной находились застекленные клетки - кафетерий, кухня, пекарня, помещение для мойки посуды, "курьерская столовая", а в самом конце коридора, возле проходной и контрольных часов,- раздевальня, и в ней около сотни металлических шкафов.
Кто-то смотрел на Мегрэ, он это почувствовал и уловил взгляд Зебио, который танцевал с перезрелой дамой, увешанной драгоценностями.
Что это, обман зрения? Мегрэ показалось, что Зебио взглядом указывает ему на кого-то. Мегрэ поискал глазами, и его как будто кольнуло: он увидел Освальда Дж. Кларка, танцевавшего с гувернанткой своего сына Эллен Дерромен.
Они, казалось, ничего и никого не замечали вокруг. Оба были в угаре любовной страсти. Оба двигались плавно, с застывшей на губах томной улыбкой, и, по-видимому, чувствовали себя единственной парой в этом дансинге, единственной в целом мире, и когда музыка кончилась, они еще мгновение стояли неподвижно, прежде чем направиться к своему столику.
Мегрэ заметил тогда на лацкане элегантного смокинга мистера Кларка узенькую полоску крепа - таким образом вдовец носил траур по покойной жене.
Мегрэ стиснул в кармане пиджака письмо Мими. Как ему хотелось...
Но ведь следователь запретил ему допрашивать Кларка, - этот американец слишком важная персона для объяснений с каким-то полицейским...
За танго следовал slow. Кружка пенистого пива проплыла в обратном направлении по тому пути, который проделал талон, посланный метрдотелем. Влюбленная пара снова заскользила в танце.
Тогда Мегрэ встал и, позабыв заплатить за пиво, большими шагами направился в холл.
- В двести третьем есть кто-нибудь? - спросил он у швейцара.
- Кажется, только бонна с ребенком... Но... Если разрешите, я сейчас позвоню по телефону...
- Нет, нет... Не надо... Прошу вас...
- Лифт налево, господин комиссар.
Запоздалое уведомление: Мегрэ уже поднимался по лестнице и медленно, с ворчаньем, одолевал ступеньку за ступенькой.
Глава VII
Вечер неизменного вопроса: "Что он говорит?"
Некая мысль промелькнула в мозгу Мегрэ. Но он тотчас забыл о ней. Он уже поднялся на третий этаж и на минутку остановился, чтобы отдышаться. На лестнице ему встретился официант с подносом в руках и стремглав бежавший рассыльный с пачкой иностранных газет под мышкой.
На его глазах нарядные дамы входили в кабинку лифта - вероятно, они спускались в дансинг пить чай под музыку или танцевать. В воздухе разливались ароматы дорогих духов.
"Тут все на своих местах,- сказал мысленно Мегрэ,- одни на задворках, другие в гостиных и в ресторане. С одной стороны, клиенты, с другой, прислуга..."
Мысль свою он выразил не совсем точно. Чего там! Вокруг него каждый действительно был на своем месте, делал то, что ему полагалось делать. Было нормально, например, что богатая иностранка пьет чай, покуривает сигаретки, а потом едет к портному на примерку. Нормально, что официант несет на подносе посуду, что горничная стелет постель, что лифтер нажимает кнопки подъемника.
Словом, каждый, пока он здесь, занимает какое-то положение, определенное для него раз и навсегда.
А вот если бы у него, Мегрэ, спросили, что он тут делает, как бы он ответил?
"Стараюсь, чтобы человека засадили в тюрьму, а может быть, даже отрубили ему голову..."
Что за чепуха! Сумятица в мыслях, вызванная, вероятно, слишком уж кричащей, наглой роскошью, царившей вокруг, этой атмосферой дансинга...
209... 207... 205... 203... Мегрэ секунду помедлил и постучался. Наклонившись к двери, он услышал детский голосок, что-то произнесший по-английски, потом донесшийся издали женский голос, по-видимому, предлагавший посетителю войти.
Он быстро прошел через маленькую переднюю и очутился в гостиной с тремя окнами, выходившими на Елисейские поля. Около одного из окон сидела за шитьем пожилая женщина, одетая в белый халат, как больничная сиделка. Это была бонна Гертруда Бормс, которая в очках казалась еще суровее, чем обычно.
Но Мегрэ интересовала совсем не она. Он внимательно смотрел на ее питомца, мальчугана лет шести в штанишках для гольфа и в свитере, обтягивавшем его худенькую грудь. Мальчик сидел на ковре среди раскиданных вокруг игрушек, в числе которых были большой заводной пароход и автомобили, в точности имитирующие лимузины различных марок. В минуту вторжения Мегрэ маленький американец держал на коленях книжку с картинками и с интересом перелистывал ее; рассеянно взглянув на посетителя, он снова склонил голову над страницей.
Описывая эту сцену своей жене, Мегрэ передавал ее приблизительно так:
- Она сказала: "Ю уи ю уи уэл" или что-то вроде этого. А я, чтобы выиграть время, быстрр проговорил: "Надеюсь, я действительно нахожусь в номере, занимаемом мистером Освальдом Джоном Кларком?.." Она опять забормотала: "Ю уи уи ю уи уи уэл" или что-то похожее. А я тем временем рассматривал мальчишку. Голова у него очень большая для шестилетнего ребенка, а волосы, как мне и говорили, рыжие, ну просто огненно-рыжие. Глаза такие же, как у Проспера Донжа, фиалкового цвета или же цвета летней сумеречной синевы. Худенькая, цыплячья шейка. Он что-то сказал по-английски своей бонне, глядя при этом на меня, а мне опять послышалось: "Ю уи ю уи уи уэл..." Очевидно, они оба недоумевали, зачем я к ним явился и почему торчу как пень посреди их гостиной. А я и сам хорошенько не знал, зачем пришел. В большой китайской вазе благоухали цветы, стоившие, вероятно, не одну сотню франков... В конце концов бонна встала. Положив свое рукоделие на кресло, она сняла телефонную трубку и что-то проговорила в нее. "Ты, малыш, не понимаешь по-французски?" спросил я мальчика. Он молчал и не сводил с меня недоверчивого взгляда. Через минуту в номер вошел служащий отеля в узеньком пиджачке. Бонна что-то спросила его. Тогда он обратился ко мне: "Она спрашивает, что вам угодно". - "Мне нужно повидать мистера Кларка..." - "Его нет в номере... Она говорит, что, вероятно, он внизу..." - "Благодарю вас..."
