— Разумно, — заметил Сид. В это время Артем задержался у буфета, явно заинтересовавшись его содержимым. И промычал нечто невразумительное: «Гм-м-м…»
— Постойте-ка… — спохватилась вдруг Прасковья Федоровна. — Даня сказал, что здесь все разбиты на пары. Шантажируемый и шантажист. Если Валентин шантажист, то кого же он тогда шантажирует? И чем? А?
Артем, уже направившийся было к дверям с подсвечником в руках, обернулся:
— Вы же сами заметили недавно, что все это шутка.
— Да, но…
Бизнесмен шагнул в коридор. После того как из каминного зала унесли три подсвечника, там стало темно и мрачно. Оставшиеся два давали немного света. Буфет тонул в полумраке. Дверцы его были по-прежнему распахнуты.
— Мне не по себе, — зябко пожала плечами Инга. — Что он так долго?
— Кто? — спросила Прасковья Федоровна.
— Грушин. Когда он вне поля зрения, я начинаю бояться.
— Чего? — вновь спросила писательница.
— Перестаньте кривляться! Нет здесь случайных людей! Нет! — и Инга вскочила. — Артем прав: у вас нервы железные. Но это не спасет от… Я пойду, найду Грушина. Мне срочно надо с ним поговорить.
— Неужели ты заберешь еще один подсвечник? — жалобно спросила Прасковья Федоровна. — Здесь же будет совсем темно!
— Предлагаете мне сломать себе шею в темноте? — с вызовом сказала Инга. — И облегчить задачу Грушина? Ведь он хочет, чтобы никто не ушел отсюда! Живым… — тихо добавила она. — Ну, хорошо, я прекрасно ориентируюсь в доме.
— Еще бы! Ты здесь все углы обшарила! — зло сказала вдруг писательница. Не ответив на выпад, Инга подошла к буфету. Сказала шепотом: — Пистолет… Бр-р-р… Ужас какой!
— Мать, ты как? — спросил Сид у Прасковьи Федоровны. — Я, кажется, знаю, что делать!
— И что? — шепотом спросила писательница у мужа.
Тот нагнулся к самому ее уху. Кира тоже приблизилась. Пока они что-то обсуждали вполголоса, Инга неслышно выскользнула в коридор. Похоже, она, подобно кошке, отлично видела в темноте. И на самом деле в огромном доме хорошо ориентировалась.
— Я выйду на балкон и… — громко сказал Сид. И обернулся: — А где же Инга?
— Ушла, — вздохнула Прасковья Федоровна. И сказала жалобно: — Мне надо в уборную. Все знают про мои больные почки. Санузел на первом этаже и на третьем. А на втором нет. Я возьму один из подсвечников?
— На улице не так уж темно, на соседнем участке горит свет, — пожал плечами Сид. — Уж лучше, чем здесь. Пойду прикину, можно ли спуститься с балкона вниз. Или спрыгнуть, не сломав себе шею. Заодно воздухом подышу. Жарко здесь.
И, подойдя к балконной двери, отодвинул тяжелую портьеру, потом сдвинул в сторону тюль. И дернул за шпингалет.
— Черт! Не поддается! Они уже окна на зиму закупорили! Понятно, почему такая духота!
— Я помогу! — метнулась к нему Кира. Видимо, той до смерти хотелось выбраться поскорее из этого дома. Хоть через дверь, хоть через балкон. Только бы выйти. Пока они возились с балконной дверью, Прасковья Федоровна взяла один из подсвечников и тихонько вышла.
В каминном зале стало совсем мрачно. Наконец балконная дверь поддалась, и Сид издал торжествующий вопль. И обернулся:
— Мать? Где она?
— Ушла… — тихо сказала Кира.
— Пойду обследую балкон. Кто знает, чего еще ждать от этого психа? Может, пригодится.
— Иди, — все так же тихо сказала Кира.
Сид шагнул на балкон, а она зачем-то вновь задернула портьеры. Вернувшись на свое место, Кира буквально упала на стул, обхватив голову руками. И издала при этом тихий стон. Потом вдруг подняла голову, и выражение ее лица изменилось. Она вскочила и направилась к буфету…
ПЕРВАЯ БИТАЯ КАРТАПрошло минут пятнадцать с того момента, как следователь Колыванов завел в хозяйский кабинет Валентина Борисюка и дверь за ними закрылась. Остальные гости разошлись кто куда. Каждый пытался найти выход из сложившейся ситуации. Артем искал телефон, Сид обследовал балкон, Инга пыталась вразумить Грушина. Во всяком случае, так она сказала.
Но когда через десять минут Даниил Грушин с бронзовым подсвечником в руках подошел к дверям своего кабинета, он был один. Хозяин дома постоял, прислушался. Никакие звуки в коридор не проникают. И вдруг ручка повернулась. Дверь распахнулась, Валентин Борисюк, шатаясь, вышел из кабинета.
— Что случилось? — поинтересовался Грушин.
— Ничего.
Борисюк плотно прикрыл за собой дверь и вдруг с отчаянием сказал:
— Все кончено! А как же Маринка?
И с надеждой посмотрел на Грушина:
— Послушайте, Даниил Эдуардович, одолжите мне денег!
— На адвоката? — с иронией спросил тот.
— Я отработаю! Все, что хотите! Я…
— Ну-ну, Валентин, — дружески похлопал его по плечу хозяин дома. — Успокойся.
— Нет, вы не понимаете!
— Разве? Пойдем в каминный зал, к остальным гостям.
— Погодите. Насчет денег…
— Вынужден тебя разочаровать. Мое положение не лучше. В понедельник должен предстать перед грозными очами тестя. Попробуй поговорить с Артемом… Дмитриевичем.
— А вы слышали, Даниил Эдуардович, что он мне сказал? Именно сейчас, когда мне так нужны деньги, я теряю работу!
— Раньше надо было думать, — усмехнулся Грушин. — Ну, пойдем.
— Постойте-ка… Вы ничего не слышали?
— Нет, — покачал головой хозяин. — Ничего.
— Показалось. Мне домой надо. Выпустите меня.
— А кто тебя держит? Но хочу напомнить: еще не вечер.
— То есть?
— У тебя еще будет шанс исправить положение.
— Вы шутите?
— Нет. Советую остаться.
— Не вижу вариантов, — уныло сказал Валентин.
— Я ведь не случайно позвал тебя сегодня в гости, — таинственно понизил голос Грушин. — Имей терпение…
— Да никакого терпения тут не хватит!
И вслед за хозяином дома Валентин направился в каминный зал. Походка Борисюка была неверная, и было заметно, что молодой человек не в себе. На пороге зала Грушин высоко поднял подсвечник и удивленно присвистнул:
— А где же все? Кира?
Та не отреагировала. Стояла посреди комнаты ни жива ни мертва. И тупо смотрела на Грушина.
— Кира? Тебе нехорошо?
— Не знаю.
— Где Прасковья Федоровна? Где Сид?
И тут балконная дверь открылась, зацепив тюлевую занавеску, которая была за плотной, тяжелой портьерой. Послышалась ругань. Сид резко рванул тонкий тюль. Раздался треск.
— Осторожнее! — воскликнул Грушин. — Что ты там делал, на балконе?
— Воздухом дышал.
— Сбежать хотел?
— А может, просто добраться до телефона и психушку вызвать? — усмехнулся Сид.
— Закрой, наконец, балконную дверь! Дует. Значит, Сидор, ты здесь человек случайный? Так? Ничто нас не гнетет, от телефонных звонков не вздрагиваем, спим спокойно, в деньгах не нуждаемся. Так?
— Меня зовут Сид, — Маленькие глазки плейбоя налились кровью.
— Да наплевать! А хочешь, я озвучу твою маленькую тайну? При жене, при Кире? Ей, должно быть, тоже будет интересно. Близкие по духу люди. Я слышал, что вы не ладите, а меж тем у вас так много общего!
— Грушин, замолчите! — покачала головой Кира. — Устроили здесь цирк! Ну зачем вам это надо?
— Как знать, как знать, — загадочно произнес Грушин.
В этот момент на пороге каминного зала появился запыхавшийся Артем. И с откровенным недоумением спросил:
— Даня, почему телефоны в доме отключены? Что это значит? — и, подойдя к столу, опустил на него тяжелый подсвечник. В каминном зале стало заметно светлее.
— А кому ты хотел позвонить? — поинтересовался Грушин.
— В службу безопасности моей фирмы. И где Инга?
— Гуляет. Соскучилась по дому. Я также не вижу нашей знаменитой мадам писательницы со стальными нервами. Прасковьи Федоровны. Пардон, Златы Ветер.
— Она… — начала было Кира, но в этот момент раздался жуткий вопль.
Кричала та самая дама со стальными нервами. Отчаянно, с надрывом. Крик доносился из коридора, и все кинулись туда. Прасковья стояла у распахнутой двери кабинета и кричала.
— Мать, что? — кинулся к ней Сид. — Что случилось?
— Там, там, там… — Дрожащей рукой писательница указала на дверь кабинета.
— Что? — хором спросили Грушин и Артем.
— Труп…
Мужчины кинулись в кабинет. Трезубец Нептуна мерцал на столе, почти не справляясь с темнотой, в комнате было мрачно. Следователь Колыванов, откинувшись, сидел в кресле, из его груди торчала рукоять ножа. Из уголка рта стекала тоненькая струйка крови.
— Мертв, — спокойно сказал Грушин. — Хотя я, признаться, не ожидал. Убить следователя? Это намного больше, чем я хотел!
Сид посветил на мертвеца и потянулся было к ножу, но хозяин дома резко сказал:
— Не трогать! На нем могут быть отпечатки пальцев!
Плейбой отдернул руку и невольно попятился.
— Ну и что? Ну и что? — заволновался вдруг Артем. — И что это доказывает? Ты наверняка брал его в руки!
