Ознакомительная версия.
Благородная римлянка прошла через двор, миновала сад и остановилась перед некрашеной дверью лачуги, примыкающей к псарне. Потянув деревянную створку на себя, шагнула через порог и устремила пытливый взгляд на застывшего от неожиданности Исаака. Сидя на нетесаном чурбачке в обществе других рабов, приставленных к гончим, иудей ужинал ржаной лепешкой и сыром, запивая трапезу разбавленным вином.
– Пойдем, – кивнула ему матрона Лепида. – Покажешь новорожденных щенят.
Иудей нехотя поднялся из-за стола и направился следом за хозяйкой. Стоило покинуть лачугу, как Лепида увлекла раба в сторону рощи и тихим голосом заговорила:
– Ты помнишь, откуда ты родом, Исаак?
– Из Иерусалима, – растерянно откликнулся юноша, не понимая, к чему эти расспросы.
– Хочешь вернуться домой?
– О, госпожа. – В ранних сумерках глаза его заблестели, как антрацит. – Если бы это было возможно!
– Ты нравишься моей дочери, – продолжала Лепида. – Если ты сделаешь так, как я тебе велю, клянусь богами, я дарую тебе свободу. Тебе выпала великая честь, иудей. Этой ночью ты должен сделать Валерию женщиной.
– Но, госпожа, разве это правильно? – неуверенно протянул Исаак. – Так нехорошо!
– Раб, ты хочешь вернуться в Иерусалим? – жестко оборвала его хозяйка. И в ответ на утвердительное движение качнувшихся кудрей сердито закончила: – Тогда делай, что тебе велят! Когда все уснут, я приду за тобой. Будь готов. Помойся и приведи себя в порядок.
Она брезгливо сморщила нос и добавила:
– От тебя воняет.
Глядя на растворяющуюся в темноте фигуру хозяйки, Исаак откинул пятерней с крутого лба черную вьющуюся прядь и насмешливо хмыкнул. Мыться в медном тазу было утомительно и долго. Ну что же, раз вам нужен чистый раб, вы его получите. Не мешкая, Исаак устремился вдоль хозяйственных построек к бочке с питьевой водой. Не раздумывая, скинул одежду и, перекинув сильные ноги через скрепленный обручем бортик, погрузился в освежающую влагу.
После дневного зноя это было ни с чем не сравнимое удовольствие, и Исаак блаженствовал, вновь и вновь погружаясь с головой под воду. Выныривая и отфыркиваясь, он прислушивался к вечернему шуму во дворе, в глубине души ожидая, что кто-нибудь из рабов придет с кувшином за водой и застанет его плещущимся в питьевой бочке. Его, несомненно, ждала бы жестокая порка, но зато суровое наказание за тяжкую провинность позволило бы избежать того, о чем говорила хозяйка.
Так никого и не дождавшись, Исаак выбрался из бочки и, натянув холщовую тунику, вернулся в барак. Под недоуменными взглядами других невольников юноша переоделся в свежую одежду и растянулся на соломенном тюфяке в ожидании ночи. Его товарищи по несчастью укладывались спать, когда распахнулась дверь и на пороге появился высокий худой надсмотрщик – вольноотпущенник Дарий, кривой на один глаз. Окинув хмурым взглядом притихших рабов, он жестом указал, чтобы поднимались с соломы и следовали за ним.
– А ты останься, – махнул он Исааку, рванувшемуся вслед за рабами. – Хозяйка велела всех, кроме тебя, отправить на плантацию крокусов в Капуе.
Уставшие люди возбужденно зашумели – работа на цветочных полях считалась наказанием.
– Ничего не знаю, – пресекая недовольство, оборвал их Дарий, угрожающе щелкая хлыстом. – Это приказ госпожи! И пошевеливайтесь, ленивые свиньи!
Рабы покорно облачились в скинутые на ночь хламиды и, следуя один за другим, покинули барак. Последним вышел Дарий, из экономии погасив жаровню. Оставшись в одиночестве, Исаак присел на край лежанки, задумчиво глядя в черноту ночи, просматривающуюся сквозь узкую прорезь окна. Черное небо казалось упавшим на землю и растерявшим все свои звезды. И, погруженный в темноту, юноша внезапно перестал быть рабом.
Он больше не боялся и не сжимался в комок, каждую секунду ожидая обжигающего спину удара хлыста. В голове Исаака всплывали картинки далекого детства. Большой родительский дом в Иерусалиме, просторный двор и сад. И в саду, в беседке под раскидистой смоковницей, старик-отец в кипе посвященного учит маленького Исаака древней иудейской мудрости.
Исаак мысленно увидел прекрасную юную матушку с горящими черными глазами, которая, как девчонка, тормошила любимого сына и бегала с ним наперегонки в перерывах между занятиями, без устали целовала его в кудрявую макушку, называя своим счастьем. И вдруг, как наяву, Исаак почувствовал аромат горячих лепешек, которыми пахла матушка, и в какой-то момент кончиками пальцев даже ощутил мягкость ткани ее передника. Только бы взглянуть на нее еще раз! Только бы припасть к любимым рукам губами!
Скрипнула дверь, выводя Исаака из задумчивости. Юноша поднял затуманенные слезами глаза и увидел в дверном проеме знакомый силуэт, освещенный подрагивающей лампадой, которую хозяйка держала в руке.
– Следуй за мной, – распорядилась матрона Лепида, окинув раба придирчивым взглядом. Принюхавшись, она сунула Исааку светильник, окропила его благовониями из маленького золотого флакона и, снова забрав лампаду, быстро пошла через сад, не сомневаясь, что иудей последует за ней. Юноша послушно двинулся следом. Приблизившись к ступеням господского дома, он остановился и замер в нерешительности, но хозяйка дернула его за холщовую полу, увлекая за собой в атриум.
Домиция Лепида основательно подготовилась к предстоящему событию. За ужином она, подливая дочери, почти не разбавляла фалернское вино водой, и Мессалина вскоре поднялась из-за стола и, заметно пошатываясь, пошла на свою половину. А Лепида отправилась к вольноотпущеннику Дарию и распорядилась насчет устранения ненужных свидетелей. Завтра отосланные на плантацию рабы вернутся к себе на псарню, а пока пусть проделают неблизкий путь. Прогулка пойдет им только на пользу.
Ведомый хозяйкой, Исаак миновал длинную галерею с многочисленными окнами, сквозь которые дневные лучи солнца освещали внутренние помещения. Здесь утренней порой посетители дожидались, когда номенклатор пригласит их в таблинум [16] и патрон одарит от щедрот своих в соответствии с настроением и возможностями. Теперь, когда ночь опустилась на Рим, окна галереи, казалось, еще больше сгущали царящую вокруг темноту, а гулкие шаги патрицианки и невольника, отражаясь от толстых стен, лишь усиливали пустоту огромных помещений.
Впереди показался гинекей, и раб, ведомый твердой рукой госпожи, внутренне содрогаясь от творимого кощунства, ступил на женскую половину. За резными вратами слоновой кости он увидел альков в стене. Домиция Лепида шагнула к пологу и, стараясь не звенеть бронзовыми кольцами, отдернула пурпурный конопей. Мессалина спала, раскинувшись на кровати.
Ночь не послала на истомленную зноем землю спасительной прохлады, и заснувшая обнаженной девушка скинула на пол легкую шелковую простыню. В темноте ее юное тело светилось молочной белизной, и Исаак испытал непреодолимое желание погладить совершенную по форме грудь и нежный изгиб бедра. Забыв обо всем, он шагнул к молодой госпоже, и матрона Лепида, ободряюще подтолкнув раба в спину, осторожно прикрыла воротца, оставшись снаружи. Ощутив прилив желания, Исаак сорвал тунику через голову, швырнул ее на пол и опустился на колени перед спящей. Сначала несмело, затем все решительнее он начал покрывать поцелуями ее бедро, живот, нежную ложбинку между грудей, сами груди, лаская трепещущими пальцами изгибы и выпуклости ее тела. Не просыпаясь, Мессалина вся подалась навстречу его рукам.
– О, Аполлон, ты спустился ко мне с Олимпа, – шептала она в забытьи.
Нащупав его возбужденный фаллос, девушка сама направила его в свое лоно, торопясь соединиться. Исаак был нежен и страстен и в ответ на ее шепот лишь целовал Мессалину все горячее и безумнее, двигаясь с грацией молодого тигра, совокупляющегося с тигрицей. В какой-то момент Мессалина, изловчившись, перевернула Исаака на спину, оседлав его и двигаясь неистово и страстно.
На груди ее, подпрыгивая, раскачивалась золотая булла, и, чтобы не мешала, Мессалина сорвала с шеи подарок матери и кинула поверх туники Исаака. Вскрикнув, изогнулась дугой и упала без чувств на грудь молодому рабу. Иудей хотел уложить ее на кровать и уйти, но Мессалина сжала его руку и тоненько заскулила, не отпуская. Юноша решил дождаться, когда юная госпожа крепко уснет, и тогда покинуть ее опочивальню, но вскоре и сам провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо и шептал:
Ознакомительная версия.
