Ознакомительная версия.
Нащупав его возбужденный фаллос, девушка сама направила его в свое лоно, торопясь соединиться. Исаак был нежен и страстен и в ответ на ее шепот лишь целовал Мессалину все горячее и безумнее, двигаясь с грацией молодого тигра, совокупляющегося с тигрицей. В какой-то момент Мессалина, изловчившись, перевернула Исаака на спину, оседлав его и двигаясь неистово и страстно.
На груди ее, подпрыгивая, раскачивалась золотая булла, и, чтобы не мешала, Мессалина сорвала с шеи подарок матери и кинула поверх туники Исаака. Вскрикнув, изогнулась дугой и упала без чувств на грудь молодому рабу. Иудей хотел уложить ее на кровать и уйти, но Мессалина сжала его руку и тоненько заскулила, не отпуская. Юноша решил дождаться, когда юная госпожа крепко уснет, и тогда покинуть ее опочивальню, но вскоре и сам провалился в сон. Проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо и шептал:
– Поднимайся и уходи!
Отправив еще с вечера Хлою спать, матрона Лепида устроилась сторожить у дверей спальни дочери. Удовлетворенная улыбка не сходила с губ искушенной женщины, когда она, слыша стоны и вскрики, поняла, что все идет именно так, как ей хотелось. Но Мессалина оказалась еще ненасытнее, чем она полагала, и патрицианка, утомленная дневными делами, и сама задремала, сидя под дверью. Проснувшись, спохватилась, что сейчас поднимутся слуги и кто-нибудь из них может увидеть, как иудей выходит из покоев ее дочери. Да и сама Мессалина ни в коем случае не должна была раньше времени увидеть Исаака. Поднявшись на ноги, госпожа приоткрыла дверь, прокралась в альков и принялась будить раба.
Ночь еще не уступила своих прав утру, и рассвет только-только золотил Римские холмы. Проснувшийся Исаак с недоумением взглянул на госпожу, склонившуюся к самому его уху, но быстро сообразил, что от него требуется. Проворно вскочил с кровати, подхватил с пола вещи и, как был нагой, выбежал из спальни Мессалины. Уверенный, что в такое время его никто не увидит, иудей пробежал через двор и устремился в сад. Прячась за деревьями, ворвался в пустой барак, швырнул скомканную тунику на тюфяк, опустившись рядом, и услышал, как из тряпичного комка что-то выпало. Нагнувшись, подобрал с земляного пола золотую фигурку крылатой химеры, раскачивающуюся на затейливой цепочке, и, сжав ее в ладони, с нежностью вспомнил минувшую ночь и девушку, подарившую ему новое, неизведанное ранее наслаждение. И, немного поразмыслив, решил во что бы то ни стало при первом же удобном случае вернуть случайно прихваченную вещицу Мессалине.
Москва, 199… год
На этот раз Ия Спиридоновна встретила меня, как родную. Едва я вошла в кабинет, она поднялась из-за стола и двинулась навстречу, приговаривая с дружественной укоризной:
– Ну что же вы, голубушка, сразу не сказали, что знакомы с Геннадием Сергеевичем Кульбицким? Это же в корне меняет дело!
Директор музея достала из кармана клетчатой юбки-колокола внушительную связку ключей и мимо меня устремилась в зал, на ходу продолжая развивать свою мысль:
– К вам, как к племяннице Романа Левина, и отношение соответствующее. Как я люблю «Апассионату» в его исполнении!
Лишние глаза мне были не нужны, и, заходя в кабинет, я порадовалась, что в зале нет посторонних. Лишь сержант стоял в своем углу, да смотрительница дремала у дверей. Но успокоилась я рано. Когда мы с Ией Спиридоновной вышли в зал, я увидела, что давешний толстяк стоит у той же самой витрины, что и в прошлый раз, и загадочным прибором замеряет какие-то показатели. Доридзе устало глянула на бывшего сотрудника и сделала прогоняющий жест рукой:
– Николай Аронович, отойдите в сторону. Не мешайте.
– Что вы собираетесь делать? – насторожился тот. – Не хотите же вы отдать ей гребень?
– С вами забыла посоветоваться, – поджала и без того узкие губы Доридзе.
– Поня-ятно, Ия Спиридоновна! Это же внучка пианиста Левина, так восхитительно играющего «Апассионату», – фальцетом затянул толстяк, с неприязнью рассматривая мое лицо. От пристального взгляда Николая Ароновича мне сделалось не по себе, и я поспешила загородить собой витрину, чтобы чужие не совали нос куда не следует.
– Не внучка. Племянница, – заносчиво поправила руководительница музея, отпирая ключом запор, поднимая стекло и позволяя мне взять гребень с витрины.
Рука ощутила ни с чем не сравнимую прохладу серебра, из которого был выполнен серп луны. Я провела пальцем по точеной костяной фигурке, коснулась золота волос. В поднятых вверх ладонях красавица держала пару арабских восьмерок, переплетающихся в тонкий узор двойной бесконечности. Вместо ног ее извивались золотые языки пламени, служащие гребню зубцами.
– Спасибо огромное, – искренне поблагодарила я, убирая реквизит в сумку, а сумку застегивая на молнию. – Обязательно верну вам гребень после праздников. Вы будете работать?
– Само собой, – степенно согласилась Доридзе. – Как, вы сказали, вас зовут?
– Елена, – улыбнулась я. – Елена Левина.
– Простите, Леночка, что усомнилась в добропорядочности вашего заведения. Меня ввело в заблуждение слишком вольное название клуба. Пойдемте в кабинет, расписочку напишете.
Довольная результатом переговоров, я вышла из здания музея и неспешно двинулась вниз по набережной к боковой улочке, на которой оставила машину. Оборотистые кооператоры превратили этот уголок Москвы в стихийный рынок, торгуя всем, чем придется. С импровизированных прилавков продавались модные джинсы «Пирамида», разноцветные лосины, плотные колготы «дольчики», турецкие кофты с люрексом, польская косметика и чешская бижутерия. Из магнитофона, установленного на столике с кассетами, плыли над рекой высокие женские голоса группы «Комбинация», надрывно выводящие:
– Америка-ан бой, уеду с тобо-ой! Уеду с тобо-ой, Москва, проща-ай!
Мягкий снежок падал на лицо, холодя лоб и щеки. Знакомый фальцет за спиной, перекрикивавший гул толпы, заставил ускорить шаг.
– Елена! Подождите!
Обернувшись, я увидела, что, пробираясь сквозь поток людей, рассматривающих разложенные на лотках товары, за мной торопится Николай Аронович. Поверх серой кофты он не по погоде накинул дождевик из шуршащей болоньи и в натянутом на уши берете больше всего походил на заблудившегося грибника.
– Подождите! – задыхаясь, повторил Цацкель, стараясь перекричать уличный шум. – Елена, мне необходимо с вами поговорить!
Я пошла еще быстрее. Искрящийся снег хрустел под ногами, тревога за музейный экспонат обручем сдавила грудь. Толстяк, несомненно, с приветом, но не станет же он нападать на меня при свете дня на глазах у прохожих? Поравнявшись со мной, разжалованный сотрудник музея вдруг резко подхватил меня под руку и рывком устремился вперед, огибая прохожих. При этом он возбужденно говорил:
– Елена, вы не понимаете, что это за гребень! Это уникальная вещь, обладающая реальной магической силой. Как ученый я имею доступ к редким манускриптам. Первое упоминание о лунном гребне обнаруживается в шумерском царском списке, датируемом две тысячи четырехсотым годом до нашей эры. Серебряный гребень принадлежал Лилит. А надо понимать, что Лилит поднялась с самых низов. Так сказать, в прямом и переносном смысле вышла из грязи да, как говорится, прямо в князи. Она начинала как неудавшаяся супруга Адама, созданная из того же кома земли, что и первый мужчина. Когда же Адам на законном основании попытался овладеть Лилит, свободолюбивая дама возмутилась, не пожелав быть снизу. Она хотела равноправия во всем, даже в сексе. Но Адам стоял на своем.
Когда Лилит надоело препираться с мужем, она прошептала тайное имя бога, расправила крылья и улетела к берегам Красного моря, где с превеликим удовольствием отдалась похотливым духам, не задававшимся вопросом, кто из партнеров будет вверху, а кто внизу. Там ее взял в жены Самаэль, повелитель демонов. Новый муж сделал Лилит свадебный подарок – отлитый из серебра лунный гребень, украшенный фигуркой, отражающий внутреннюю сущность Лилит и дарующий ей полную свободу делать то, что она пожелает. Как вы изволили сами видеть, вместо ног у нее – сжигающий все пламень на пути к выбранной цели. А что касается верхней половины туловища, то это женщина с прекрасными распущенными волосами, держащая на вытянутых руках сдвоенную восьмерку – знак двойной бесконечности, символизирующий бесконечность пространства и времени. Как образованный человек, вы, Елена, не можете не знать, что Лилит бессмертна, ибо не ела яблока познания с древа добра и зла. Вне времени и пространства, она существует на равных с богом, и в какой-то момент их бесконечного бытия Яхве соблазнился своим прекрасным творением.
Ознакомительная версия.
